Счастливы по-своему

Процессия втянулась в ворота и освободила путь, а также освободила вид. Казалось бы, уж за ней-то должна была обнаружиться фигурка Юли в зеленом жакете. Но почему-то до самого конца улицы ее было не видать… Ах, нет! На дальнем светофоре, на углу с проспектом, мелькнула, выдвинувшись на секунду из-за группы прохожих.

Степа припустил быстрее. Из проезжавшей с опущенными стеклами «тойоты» разносилась громовая «умца-умца», впечатываясь в уши всех застигнутых на улице. Ветер швырнул Степе в лицо неопознанную мелкую шелуху. Коляска дребезжала колесами, люди удивленно посматривали на отца с ребенком, развившего гоночную скорость. Навстречу шкандыбала толстая старуха с продуктовой сумкой-тележкой, Степа вильнул, уклоняясь от нее, но старуха зачем-то тоже вильнула – бзынь! – тележка и коляска соприкоснулись и сцепились колесами. Степа чертыхнулся, а Яся от таких кульбитов вскрикнул и заплакал.

– Быстрый, не надо! Тише, тише, малыш! – гладил он Ясю, но тот не унимался.

Под вопли Яси и ругательства старухи Степа расцепил их колесные средства и скорей потащил Ясю дальше.

– Чем же, чем тебя успокоить? – Степа забежал вперед и покатил коляску, пятясь задом и корча для Яси разнообразные смешные рожи. Скорость снизилась, зато сын стал успокаиваться.

– А я играю! На гармошке… – Чтоб закрепить успех, Степа запел первую пришедшую ему в голову песню. Прохожие смотрели на это шапито и улыбались.

Успокоив Степаныча, он побежал нормальной рысцой, лицом вперед и выскочил на перекресток с проспектом Мира. По главному проспекту города Домска ехали автомобили, троллейбусы, грузовики и мопеды. Казалось удивительным, что от этой гудящей артерии всего пятнадцать минут хода до тишайшей Гороховой улицы. Тротуары были полны людей, спешащих на работу. Где же беглая мать?

Метрах в тридцати впереди, у троллейбусной остановки, из-за газетного киоска показалось зеленое плечо, темно-шоколадное каре над ним.

Степа с коляской перебежал по зебре и устремился к киоску. Его обогнал троллейбус, шедший к Соборной площади – там стоял музей Юли. Народ на остановке кучно двинулся к краю тротуара.

– Юля! Юля, не уезжай!

Он успел, он докатил до остановки и уже протянул руку к спине в зеленом жакете – и тут понял, что эта спина гораздо шире, чем надо.

– Подожди, – машинально произнес Степа.

Несколько человек из толпы оглянулись на него, в том числе женщина в зеленом – незнакомая тетка с утиным носом. Степа потерянно молчал. Троллейбус всосал в свои двери всех, кто хотел уехать, и отбыл.

– М-да… Сам во всем я виноват, потому что простоват, – пробормотал Степа строчку из забытой сказки. – И что теперь прикажете делать?

Он нашарил в кармане какую-то мягкую тряпочку и вытер ею вспотевший лоб. Стоявшие по соседству подростки прыснули и разразились ослиным ржанием, и Степа догадался посмотреть, что у него в руке: розовые кружевные трусы. В сердцах Степан бросил их в урну и покатил куда глаза глядят.

Непонятно, куда делась Юля, как она успела так быстро промчаться по улицам… Да этой ли дорогой она пошла? Понятно, что на работу надо было идти именно так, но если она отправилась не на работу… а куда же? Впрочем, какая разница куда! Позвонить ей немедленно и… Степа снова полез в карман и вспомнил, что конечно же оставил мобильный дома.

Он присел перед Ясей на корточки.

– Мы сейчас потопаем домой, Степаныч. Не спеша. Я позвоню на работу, да. Скажу, что задерживаюсь. Потому что понедельник начался не с той ноги, угу, с какой-то совсем левой ноги. Такой план: идем домой, а тем временем твоя мама приходит в чувство. Она вернется. Если сама не вернется, то мы ей позвоним и скажем: ата-та! Ата-та! И пальцем погрозим. Тогда она точно придет в чувство. Вот так, Быстрый. Договорились? Такой план.

Глава 2

Город Домск расположен не близко, но и не слишком далеко от обеих столиц: часов за пять можно доехать до Москвы и до Петербурга. Как в каждом областном центре, здесь есть памятник Ленину, уродливое кубическое здание бывшего обкома, а ныне городской администрации, свой университет, большой стадион, парк и несколько заводов. Как во многих старинных городах России, здесь сохранился кремль – пятисотлетняя крепость, из-за стен которой выглядывают золотые и серебряные купола. А еще в Домске есть река главная – Межа, впадающая в нее узкая Волховка, масса достопримечательностей (если верить гидам), собственный драматический театр, а еще музыкальный театр, прекрасный художественный музей и бронзовый памятник сахарной голове – потому что давным-давно в этом городе делались состояния на сахаре и сластях. Центральные улицы обсажены липами, тополями и каштанами, в их тени весьма приятно прогуливаться жарким летом. На окраинах есть места, куда одинокому прохожему по вечерам заглядывать не рекомендуется, и не только потому, что битые бутылки и использованные шприцы портят вид тротуара. Впрочем, такие районы есть, наверное, почти в каждом городе.

Столичные туристы и командировочные отмечают, что Домск «выглядит скромно» (денег здесь меньше), а еще говорят, что это «милейший город» и даже «сразу видно, с историей».

Около полудня, когда небо над Домском улыбалось во всю лазурную ширь и по лениво текшей реке Меже плыл прогулочный катер с полудюжиной туристов, разбрасывая вокруг себя пестрые и веселые отражения, когда дети с упоением возились в песке, катались на великах и самокатах и по случаю погожего дня даже убрали в карманы гаджеты, в город по шоссе, начинавшемуся у Москвы, въехал редкого вида автомобиль, похожий на сигару с заостренным концом – «Ситроен ДС» цвета южного вечера. Надо сказать, по Домску ездило достаточно машин, выпускавшихся в 60-х и 70-х годах прошлого века, но в сравнении с этой они были что колченогие табуретки рядом с антикварным стулом. Модель ДС («дээс», «богиня», как ее называли неофициально) посетила этот город впервые. Автомобильная богиня словно вчера сошла с конвейера, ее мотор, побывавший в руках чудо-механика, обеспечивал на шоссе приличную скорость, а на кожаных сиденьях цвета ириски виднелась лишь пара царапин.

В свежевымытых синих боках богини сначала отразилась шеренга окраинных многоэтажек, затем более почтенные здания проспекта Мира, а затем и белая, слоновья стена Домского кремля и выныривающие из-за нее луковицы храмов на тонких шеях.

«Ситроен» остановился на Соборной площади (семьдесят лет именовавшейся площадью Коммунизма). Медленно поехало вниз стекло, на его край легла красивая мужская рука с отполированными ногтями, с мятой пачкой мятного холодка в пальцах. Обладатель руки извлек последнюю шайбу холодка, демонстративно пульнул обертку на брусчатку и промурлыкал: «Ну, здравствуй, дыра!» Это случайно услышал шествовавший на работу директор Домского художественного музея, человек с ястребиным взглядом и богемной седой шевелюрой, – услышал и поперхнулся от возмущения.

Синяя сигара «Ситроена» совершила круг по центру города. Ее владелец увидел выросшие торговые центры с вульгарно-яркими вывесками и колокольню с острым шпилем, которой никогда не было на его памяти, однако смотрелась она так, будто стояла здесь всегда (потому что была восстановлена в точности взамен той, что разрушили еще в 1920-х годах). Он увидел, что некоторые из знакомых ему особняков сияли свежей краской, как пасхальные яйца, а другие обветшали до дыр в окнах. Одни деревья срубили, другие вымахали… Всего за десять лет город изменился, как меняется за десять лет человек.

Синяя «дээс» остановилась на улице Жуковского, центральной, но отнюдь не фешенебельной. Из машины легко вышел мужчина лет пятидесяти пяти. Его медальный профиль позолотил европейский загар, чуть вьющиеся волосы цвета «перец с солью» были подстрижены не длинно и не коротко, а в самый раз, карие глаза смотрели вперед с ироничным прищуром. Его блестящие ботинки выглядели дорого, шоколадная замшевая куртка – еще дороже, а золотой ободок часов нахально кричал из-под манжеты: «Очень, очень дорого!»