Мальвина

Глава тридцать третья: Маша

— Это я — тля?!

Влад со стоном присаживается на пластиковый стул, потому что в нашей ванной самой ванны как раз и нет. Есть самодельный душ, в котором я и собираюсь искупать своего мужа, пока он окончательно не превратился в массажную щетку. Ну, знаете, ту, которая с кучей пластмассовых шишечек, одевается на руку для растирания спины? Он, правда, весь какой-то пупырчатый и почему-то красный. И еще печально-злой. Как это выглядит? Как очень неплохая пародия на всем известного Ждуна.

Я чуть не силой заталкиваю Влада в душ, заставляю раздеться и, закрыв глаза, разворачиваю лицом к стене. Считайте меня извращенкой, но даже в такой напряженный момент я не могу не пытаться представить, что было бы, расползись муравьи на противоположную сторону.

К счастью, у нас на даче полный комплект всяких лекарств как раз на этот случай, потому что укусы ос и всяких мелких ночных козявок — привычное дело. Влад заметно распух, и ему явно тяжело шевелить руками, поэтому приходиться взять мочалку и самой хорошенько его вымыть. Мой стойкий оловянный солдатик даже не дергается, поэтому, когда заканчиваю с мытьем, дарю ему заслуженный «чмок» в щеку.

Дело за малым: нанести мазь, дать антигистаминные и уложить в постель, спать.

У нас одна комната на первом этаже и две на третьем. Вот только все постели либо двухъярусные, либо все равно не по одной. И по закону подлости нашей с Владом соседкой оказывается Ксю. Когда мы приходится — я у Влада под подмышкой, помогаю ему идти — сестра как раз готовит свой ритуал.

— Машка, неси мел, — громко мне на ухо шепчет Влад.

Чтобы ответить, Ксю даже не трудится поднять голову. Дочерчивает мудреную пентаграмму, наводит рисунок в паре мест и протягивает Владу мел со словами:

— Бери, тут хватит.

Пока мы с Владом играли в Медсестру и Больную задницу, она успела переодеться в свое, боевое. Красный с черным балахон, нацепила кучу амулетов и нарисовала на щеках какие-то символы. Ну и волосы, понятное дело, распустила и причесала на пробор.

Влад косится на мел и, пытаясь развернуться на пятках, говорит:

— Я пошел.

— Куда? — уточняю я.

— В муравейник. У меня там теперь свои люди, буквально час назад завел очень близкое знакомство.

— Дохлый он у тебя какой-то, — сокрушается Ксю, вытаскивает из-под кровати человеческий череп и со знанием дела укладывает его в центр рисунка на полу. Еще и равняет так, чтобы дырка в носу смотрела строго на север.

Мы с Владом переглядываемся — и муж с проблесками последней надежды спрашивает:

— Он ведь тоже из полимерной глины?

— Настоящий, — обижается Ксю.

— Где ты его взяла? — не понимаю я.

А вообще, вы только вдумайтесь: откуда у четырнадцатилетней девочки человеческий череп? Мне смешно, хоть на пару секунд все же предполагаю, что эта дрянь может быть настоящей. Но поскорее гоню прочь глупые мысли.

Поэтому, как вы понимаете, моя реакция на ее флегматичное: «Как где? Отрыла» — несколько… эммм… бурная.

— Я подвинусь, — говорит Влад, — в муравейнике места на двоих хватит.

И рада бы уйти, но уже прямо спортивный интерес, что еще она достанет из-под кровати, потому что как раз тянется за новой порцией своего инвентаря. Это жестяная банка, из которой сестра достает несколько ржавых гвоздей.

— Я магазине отрыла, в ритуальной лавке, — поясняет она, укладывая гвозди в ей одном понятным порядке. — Могильные отваривать нужно, а эти уже готовые.

Она наклоняется, втягивает воздух над самым темечком моего мужа — и я собственными руками выталкиваю его наружу.

— Будем спать в гамаке, — командую я, в спину выпихивая его за порог. — Муравейник оставим на крайний случай.

Но на самом деле спать в гамаке нам так и не удается. И не потому, что Влад продолжает то и дело пошло шутить — и даже забывает о том, что его чуть было не загрызли муравьи — и не из-за моего собственного желания повторить еще разок. Кстати, раз уж пришлось к слову: в первый раз было не особо комфортно, но я была к этому готова. А вот во второй… Во второй я вошла во вкус. И зная, что в доме уже почти все спят, и нас точно никто не потревожит, я начинаю чувствовать себя совершенно повернутой на сексе озабоченкой. Ни в одной книжке не пишут, что после второго раза останавливаться уже не хочется. Там просто все стонут, плачут и говорят пошлости, а мне хочется просто по-человечески: вот хоть на лавке в беседке, потихоньку, чтобы слаще спалось.

Увы, как я уже говорила, судьба скручивает нам с лисой большую фигу, потому что, когда Влад в очередной раз пытается прижаться ко мне, его ладони буквально обжигают кожу.

— Машка… — бормочет муж немного заплетающимся языком, и когда я отталкиваю его руку, неуверенно пошатывается, чуть не роняя голову мне на плечо.

— Влад, а ну сиди смирно, — командую я, и он через силу улыбается, поднимая руки вверх. Кажется, в переговорах со мной он использует этот жест слишком часто, надо бы запретить так бессовестно прикидываться беспомощным.

Я прикладываю ладонь к его лбу — и это, скажу вам, просто… большой полярный лис. Потому что на его лбу можно приготовить королевскую яичницу-глазунью, да еще и гренки подсушить до состояния пикантных сухариков.

— У тебя температура, Влад. Очень высокая, кажется.

— Угу, как-то и правда жарко… — говорит он, закрывая глаза. И все-таки приваливается головой к моему плечу, причем учитывая нашу разницу в росте, он разве что не растягивается на лавке в полный рост.

Хорошо, что у нас тут есть подушки, которые остались после дневных посиделок. Одну я подкладываю мужу под голову, а сама пулей несусь в дом и поднимаю на уши всех, потому что градусника в аптечке не оказывается. К счастью, он есть у мамы, которая и шагу за порог не ступит, не натолкав в простую дамскую сумочку полный комплект спасателя. Когда была помладше, свято верила, что у нее там даже дефибриллятор есть. Но сейчас я дико рада, что она у меня такая предусмотрительная, и градусник не просто так, а электронный.

Через минуту я узнаю две неутешительных новости. Первая — у Влада температура тридцать девять и пять, вторая — в нашей Тмутаракани нет ни единого пункта скорой помощи. Правда, есть и хорошая новость — мама тут же понимает, что дело дрянь и берется за Влада. А она у меня просто мировая! Мы, все дети, чего только не тащили в дом: выпавших из гнезд птенцов, облитого керосином ежа, совенка, летучую мышь. О кошках и собаках вообще молчу. Мама выхаживала все. Ну и еще наши сопли, само собой.

Влад пытается казаться крепким: не дает себя вести, отталкивает мою руку, когда я пробую ему помочь, храбрится. Как будто я и так не знаю, что он у меня вон какой сильный и смелый, и вообще, как любит говорить папа, «со стальным стержнем». Только немножко дурносмех, но это у нас с ним, кажется, что-то вроде обоюдного притяжения. Не будь мы оба такими прибабахнутыми, уже бы давно разбежались.

— Маш, ну что ты… — хрипло дышит Влад, в который раз отказываясь от моей помощи. — Я сам дойду. Ты маленькая, куда тебе такую каланчу…

— Пошли, герой, — подхватывает его Артем, а Костя становится по другую сторону. — Мы ж семья, ты теперь с нами, так что не пропадешь.

Я понимаю, что момент очень напряженный и за Влада очень волнительно, но позвольте сделать эту маленькую паузу. И отмотать на пару мгновений назад, чтобы услышать, как мои братья официально признают Влада семьей. Может быть, для кого-то это сущий пустяк, мелочь, не стоящая повтора, что-то такое, что в романтических историях всегда остается где-то на заднем фоне, потому что вроде как само собой разумеющееся. Но для меня… Нет, стоп, не так. Для нашей с Владом истории — это значит очень много. Я понимаю, что его вроде как уже окропили святой водой — то есть пивом — но все самое главное в словах моих братьев. Потому что они по сути говорят не за себя, а за нас всех.