Мальвина

Глава тридцать первая: Маша

На улице как раз темнеет, и в это время года и в такую замечательную погоду звезды висят так низко, что все дорогу до речки мы с Владом тычем пальцами в пульсирующие серебряные и золотые осколки и «заселяем» их разными инопланетянами. Выдумываем новые расы и их уклад жизни. Нам не нужно вести заумные беседы и корчить из себя больших и взрослых, потому что за эти пару дней мы уже и так знаем почти все друг о друге. И когда у меня мелькает шальная мысль, что, возможно, я веду себя недостаточно романтично, я вспоминаю, что у Влада в телефоне есть мой чудо-танец вприсядку — а ничего позорнее этого просто быть не может.

Я веду Влада в обход, через поле, туда, где на реку открывается чудесный вид. Он не выглядит человеком, который так уж часто бывает на природе, поэтому мне хочется затянуть его в свой мир, показать ту реальность, в которой я выросла. Хочу, чтобы жирная грань социального статуса, которая все равно нас разделяет, стала хоть чуточку тоньше.

И моя задумка работает: когда река лежит перед нами, как на ладони, Влад негромко посвистывает и тянется, чтобы сграбастать меня в охапку. Пару минут мы просто молча смотрим на то, как сырный рожок полумесяца плывет по водной глади, а потом Влад шепотом куда-то вне в хвостик на затылке говорит:

— У тебя хорошая семья, Мальвина. Вы такие безбашенные.

Скажи это кто-нибудь другой, я бы точно врезала между глаз. На худой конец оттоптала бы ногу, но интонация Влада такая искренняя, что я невольно хихикаю, вспоминая их первую встречу. Не растерялся тогда — не тушуется и теперь.

— Между прочим, Ксю обидится, если ты не придешь в ученики, — напоминаю я, хоть, конечно, отчасти это моя выдумка. Не до такой уж степени моя трушная готка-сестра злопамятная.

— Кто не придет? Я не приду? — искренне удивляется Влад. — Я приду. Мне в бизнесе очень пригодится умение наводить порчу, нестояк и диарею.

И я вдруг соображаю, что мы говорим о будущем. Не том, которое случится завтра или через неделю, а о нашем общем будущем. Ну, знаете, том, где мы будем два раза в месяц навещать моих родителей вместе со всем нашим зоопарком. Вот что хотите со мной делайте, а есть у меня подозрение, что опоссум Асмодей — далеко не последняя наша зверушка, и точно не самая экзотическая.

И Влад, словно читая мои мысли, говорит:

— Никаких пауков, сколопендр и прочей ползучей гадости. И лягушек…

Громкое отдаленно похожее на «ква» раздается оттуда, где речка чуть-чуть загибается за овраг. Влад делает затяжной трагический вдох, потом отодвигается, держа меня за плечи вытянутыми руками, и флегматично говорит:

— Что бы ни случилось, ты всегда будешь в моем сердце.

— Да что с тобой случится, — отмахиваюсь я, но что-то в выражении лица мужа заставляет переосмыслить его фразу. — Нет, — машу руками я, — нет, нет и еще раз точно нет!

— Да, Маша, да. Вы же девочки, разберетесь как-нибудь между собой. — И заговорщицким шепотом: — Ты главное не говори, что она попадет…

Думаете, я его дослушиваю? А вот и нет.

Еще раз благодарю судьбу за то, что росла среди старших мальчишек и знаю, как за себя постоять. Но в принципе Влад все равно не ожидает подвоха, поэтому ныряю ему под руку и за руку тяну к воде. Влад пятится задом наперед, пытается сохранить равновесие, но я все равно быстрее, да и склон тут крутой.

Влад в последний раз взмахивает руками и плашмя, спиной, падает мелкую в воду.

Я скрещиваю руки и терпеливо жду, пока Влад перестанет барахтаться и встанет на ноги, мысленно готовясь к тому, что эту выходку он точно не спустит мне с рук.

Но как бы это помягче сказать…

В общем, он-то встает и даже зло ухмыляется, смахивая воду с волос.

Но мне совсем не хочется продолжать в том же духе. И поверьте, жаба — последнее, о чем я буду думать в эту минуту. Потому что Влад запросто стягивает мокрую футболку и кулем швыряет ее в меня, я так остолбенела, что даже не пытаюсь увернуться.

— Машка, водичка теплая, — поет моя сирена в джинсах от Леви Страуса.

И бьет ладонью по воде, подымая фонтан брызг. А я просто прилипаю взглядом к его мокрому телу, по тому, как вода стекает по рельефу, прячется за пояс низко сидящих на бедрах джинсов. И мокрая ткань так соблазнительно облегает его бедра, что мы с моей ненормальной лисой хором договариваемся укусить его за пятую точку сразу же, как появится возможность. А кто вообще сказал, что фанатеть от задницы — мужская фишка?

И я с разбега несусь к нему: прямо по воде, окутывая нас в столпы брызг. Обхватываю за шею, и Влад тут же тянет меня вверх, закладывая мои ноги себе на талию. И смеется, носом смахивая с моего носа капельки воды.

— Машка, я тут подумал…

Я закрываю глаза, поддаюсь трепыханию в животе.

И слышу, как этот спокойный удав заявляет:

— Давай я тебя поцелую, моя царевна-лягушка, подарю Смертушке, а ты потом прискачешь домой?

— Умеешь ты испортить все романтическое настроение, муж, — ворчу я в то время, как руки Влада блуждают у меня на бедрах и как бы невзначай сползают ниже, обхватывают ягодицы, чтобы прижать еще сильнее.

— Я же обещал больше тебя не смущать, — и глазом не моргнул этот паршивец. — И не тревожить тебя своими непотребными пошлыми мыслями.

Такое чувство, что пикантных отношений хочется мне одной. И, знаете, мне вдруг становится так обидно! Просто вот хоть плачь! Я тут на нем, вся мокрая, обнимаю, разве что не изображаю Золотую рыбку: «Исполню три твоих желания, красный молодец!» А молодцу хоть бы что. Но больше всего жалит то, что мы оба знаем — Влад нарочно валяет дурака. И я могу запросто фыркнуть, слезть с него, на прощанье окатив с ног до головы, но, между нами девочками, вы бы ушли? Когда вокруг чудесная звездная ночь, и рожок месяца так похож на улыбку Чеширского кота, что я чувствую себя Алисой, которая во что бы то ни стало должна заглянуть в потайную дверь. И не важно, что эта «дверь» — ширинка джинсов моего Влада.

Вот блин, когда я стала так запросто называть его «моим»?

— Ну хоть на берег меня вынеси, сирена, — корчу невинность я.

Помните, я только что сказала про Золотую рыбку? Так вот, если продолжить эту старую сказку на новый лад, то у моего «деда» просто потрясающе горячее тело и динамит вместо рваного невода, иначе почему я мысленно уже всплыла брюхом вверх?

— Ножками, солнышко мое, ножками. — Влад так резко ставит меня на ноги, что приходится вцепиться ему в ремень, чтобы не уйти под воду с головой. Он оценивает пикантность ситуации, наклоняется и шепчет: — Вот так, сразу к делу?

Конечно же я улыбаюсь в ответ.

И конечно же продолжаю улыбаться, когда, собравшись с силами, толкаю назад.

— Остынь, Казанова, и воды не нахватайся, а то козленочком станешь, — говорю я, прикрываясь ладонями от брызг, которыми меня окатывает с ног до головы.

— Машка, ты зараза! — на этот раз негодование Влада самое что ни на есть настоящее. И злится так… в общем, натурально злится: глаза сверкают, улыбка светится от хищного азарта, и мне остается только потихоньку пятиться к берегу. — Солнышко мое, я же обещал, помнишь?

Честно говоря, я сейчас вообще не очень дружу с памятью в частности и с головой в целом. Потому что мокрый Влад все-таки чертовски сильно похож на произведение искусства. Да мы озолотимся, если сделаем слепок с его тела, размножим и будем продавать в качестве грелки-антидепрессанта размера «ХХL».