Святилище

- Алкоголь убьет его как стрихнин, - сказал врач. - И он никогда не станет мужчиной в полном смысле слова. Прожить может довольно долго. Но взрослее, чем теперь, не будет.

Говорил это он той женщине, что нашла ребенка в своей машине, когда бабка сожгла дом, по ее настоянию Лупоглазый находился под присмотром врача. На вторую половину дня и на выходные она приводила его к себе, и он играл там в одиночестве. Ей пришла мысль устроить для него детский праздник. Она сказала ему об этом и купила новый костюмчик. Когда наступил день праздника и гости начали собираться, Лупоглазый куда-то пропал. Наконец служанка обнаружила, что дверь в ванную заперта. Ребенка окликнули, но он не отозвался. Послали за слесарем, но тем временем испуганная женщина взломала дверь топором. Ванная была пуста. Окно распахнуто. Оно выходило на крышу пристройки, с которой спускалась до земли водосточная труба. А Лупоглазый исчез. На полу валялась плетеная клетка, где жила пара попугайчиков; рядом с ней лежали птицы и окровавленные ножницы, которыми он изрезал их заживо. Через три месяца Лупоглазого по требованию соседки отправили в колонию для неисправимых детей. Он таким же образом изрезал котенка.

Мать его была нетрудоспособна. Женщина, старавшаяся подружиться с ребенком, содержала ее, оставляя ей шитье и прочие домашние заботы. Освободясь, Лупоглазый - за безупречное поведение его выпустили через пять лет как исправившегося - стал присылать матери два-три письма в год, сперва из Мобайла, потом из Нового Орлеана, потом из Мемфиса. Каждое лето он приезжал навестить ее - худощавый, черноволосый, преуспевающий, спокойный и необщительный, в тесном черном костюме. Сказал ей, что служит ночным администратором в отеле; что ему приходится разъезжать по делам из города в город, как врачу или адвокату.

В то лето по пути домой Лупоглазый был арестован за убийство человека, совершенное в одном городе, в тот самый час, когда он в другом убивал другого, - он лопатой греб деньги, хотя ему нечего было с ними делать, не на что тратить, потому что алкоголь убил бы его, словно яд, друзей у него не было, женщин он не познал ни разу и понимал, что никогда не познает, - и произнес "Черт возьми", оглядывая камеру в тюрьме города, где был убит полицейский, его свободная рука (другая была примкнута наручниками к руке полицейского, который доставил его из Бирмингема) извлекла из кармана сигарету.

- Пусть вызовет своего адвоката, - сказали надзиратели, - и облегчит себе душу. Хотите позвонить?

- Нет, - сказал Лупоглазый, его холодные мягкие глаза быстро оглядели койку, маленькое окошко под потолком, решетчатую дверь, сквозь которую падал свет. С него сняли наручники; рука Лупоглазого, казалось, извлекла огонек прямо из воздуха. Он зажег сигарету и щелчком отшвырнул спичку к двери. - На что мне адвокат? Я ни разу не бывал в... Как называется эта дыра?

Ему сказали.

- Забыл, что ли?

- Теперь уже не забудет, - сказал другой.

- Разве что к утру вспомнит фамилию своего адвоката, - сказал первый.

Лупоглазого оставили курящим на койке. Он слышал, как лязгнула дверь. Время от времени до него доносились голоса из других камер, где-то пел негр. Лупоглазый лежал на койке, скрестив ноги в маленьких сверкающих черных штиблетах.

- Черт возьми, - произнес он.

Наутро судья спросил, нужен ли ему адвокат.

- Зачем? - ответил Лупоглазый. - Я еще вчера сказал, что не был здесь ни разу в жизни. Не так уж нравится мне ваш город, чтобы попусту тащить сюда человека. Судья посовещался с приставом и сказал:

- Советую вызвать своего адвоката.

- Ладно, - ответил Лупоглазый. Повернулся и обратился к сидящим в зале: - Нужна кому-нибудь работенка на один день?

Судья застучал по столу. Лупоглазый повернулся обратно, слегка пожал узкими плечами и потянулся к карману, где лежали сигареты. Судья назначил ему защитника, молодого человека, только что окончившего юридический колледж.

- И вносить залога я не стану, - сказал Лупоглазый. - Кончайте уж сразу.

- Я бы и не освободил вас под залог, - сказал судья.

- Да? - сказал Лупоглазый. - Ладно, Джек, - бросил он своему адвокату, - за дело. Мне надо ехать в Пенсаколу.

- Отведите арестованного в тюрьму, - распорядился судья.

Адвокат с важной, вдохновенной миной на отталкивающем лице трещал без умолку, а Лупоглазый, лежа на койке и сдвинув на глаза шляпу, курил, неподвижный, как греющаяся змея, если не считать размеренных движений руки с сигаретой. Наконец он перебил адвоката:

- Знаешь, что? Я не судья. Говори все это ему.

- Но я должен...

- Не бойся. Говори это им. Я ничего не знаю. Я здесь даже не бывал. Погуляй, остынь.

Процесс длился один день. Полицейский, телефонистка, продавец сигар давали показания, адвокат опровергал их, вымученно сочетая грубую горячность с полнейшей некомпетентностью, а Лупоглазый сидел развалясь и поглядывал в окно поверх голов-присяжных. Время от времени он зевал; его рука потянулась было к карману, где лежали сигареты, потом остановилась и замерла на черной ткани костюма, похожая восковой безжизненностью, формой и размером на руку куклы.

Присяжные совещались восемь минут. Застыв и глядя на Лупоглазого, они заявили, что он виновен. Лупоглазый, не шевельнувшись, не изменив позы, глядел на них несколько секунд в тупом молчании.

- Ну, черт возьми, - произнес он.

Судья резко застучал молоточком; полицейский тронул Лупоглазого за руку.

- Я подам апелляцию, - лепетал адвокат, семеня рядом с ним. - Я буду бороться во всех инстанциях...

- Будешь, не бойся, - сказал Лупоглазый, укладываясь на койку и зажигая сигарету. - Но только не здесь. Пошел отсюда. Иди прими таблетку.

Окружной прокурор уже готовился к апелляции, строил планы.

- Удивительное спокойствие, - сказал он. - Обвиняемый воспринял приговор... Видели, как? Будто слушал песенку и ленился взять в толк, нравится она ему или нет, а судья называл день, когда его вздернут. Должно быть, мемфисский адвокат уже вертится у дверей Верховного суда и только ждет телеграммы. Я их знаю. Эти убийцы делают из суда посмешище, и даже если мы добиваемся обвинительного приговора, все понимают, что он не останется в силе.