Фагоцит разбушевался

Разумеется, всему, что будет делать низкочастотная группа, придется обойтись без деталей из двадцать первого века. Поэтому она будет располагаться в корпусе «А», который с более мягким режимом.

Кстати, местная элементная база потихоньку прогрессировала. Частично сама по себе, то есть независимо от меня, а частично благодаря предоставленным мной документации и образцам для копирования. В частности, местные копии транзисторов КТ502 - 503 уже начали выпускаться. На очереди был пятьсот пятьдесят пятый таймер, а сразу за ним - двести пятьдесят восьмой сдвоенный операционник.

К осени шестьдесят шестого года я в общих чертах разобрался, как работает система управления Советским Союзом, причем, пожалуй, в ее наихудшем варианте - так называемого «коллективного руководства», оно же «ленинский стиль работы».

При Сталине, конечно, недостатков хватало, но был и один несомненный плюс. Центр мог продавить практически любое решение, невзирая на сопротивление отдельных личностей на местах. Хрущев пользовался доставшейся ему в наследство системой как пьяный деревенский дурак, ухитрившийся влезть за руль карьерного самосвала. Некоторое время гигантская машина по инерции ехала прямо, но потом завиляла, с каждым поворотом руля в руках идиота все сильнее и сильнее. Собутыльники, сообразив, что так можно и доездиться, выкинули Никиту из кабины и договорились, что отныне в ведении каждого может находиться не более одного органа управления. Кому-то досталась педаль газа, кому-то главный выключатель ходовых моторов, кому-то стояночный тормоз. Генеральному секретарю вручили руль. Теоретически он мог направить громадину куда ему угодно, но для этого ему нужно было договориться со всеми. Чтоб, значит, смотрящий за тормозами отпустил рычаг, заведующий педалью газа нажал на нее, и так далее. Если консенсуса не возникало, генсек мог сколько угодно вертеть руль на месте. С отключенными электроусилителями.

То есть у Брежнева была почти неограниченная власть, но с ма-а-аленьким таким дополнением. Он мог использовать ее только тогда и так, когда и как это устраивало большинство высшей партийно-государственной номенклатуры. И настоящая, без дураков заслуга нашего дорогого Леонида Ильича состояла в том, что он при таких ограничениях ухитрился не зарулить в пропасть, к чему Никита был уже близок. Во всяком случае, разрядка напряженности в семидесятых - это любимое детище бровеносного генсека. Могут, конечно, сказать, что она привела к поражению в холодной войне. Возможно, хотя вовсе не факт, что именно она, но мне почему-то кажется, что поражение в холодной все-таки лучше ничьей в горячей, да еще с применением всех накопленных запасов ядерных и термоядерных боеголовок.

В результате в верхних эшелонах власти сформировались практически феодальные отношения. Например, вовсю работало правило «вассал моего вассала не мой вассал». Председатель Совета министров Косыгин не мог ничего приказать подчиненным Устинова, хотя тот был его заместителем.

И вообще партийная верхушка и министры вели себя как самые настоящие удельные князья. Не все, конечно, а только те, которые сидели наверху достаточно долго для того, чтобы пустить там корни и обрасти нужными связями. Ну так и при классическом феодализме тоже так было.

Как сломать эту систему, не представлял не только я, Косыгин с Шелепиным тоже. И Брежнев, но с тем отличием, что он ее в общем-то ломать и не хотел. Так, кое-где маленько подправить, и хватит. Но пока даже такой союзник - это все-таки намного лучше, чем вовсе никакого. И уж тем более чем недоброжелатель на посту генерального секретаря.

Однако хитроумные интриги процветали не только на самом верху. Они и ближе к низу тоже случались, причем с не меньшей изощренностью. Как-то раз, одним прекрасным утром, когда Вера уже уехала в Москву, учиться, и дядя Миша ушел на работу, а мы с тетей Ниной еще только собирались, она неуверенно попросила:

- Вить, ты меня до садика не проводишь? Поговорить бы надо.

- Не вопрос, - согласился я. - Слушаю.

- Ты, наверное, Вить, сам заметил, что Миша последнее время пить стал чаще, - расстроенно поведала мне соседка.

- Да, мне тоже так кажется. Вы знаете, в чем тут дело? Я вот как-то нет.

- В том, что он теперь халтурить почти не может. Думаешь, я не догадывалась, откуда у него брались деньги на выпивку? Так ведь они ему не даром давались, он частенько до позднего вечера халтурил, ты же сам видел. За рулем Миша не пьет, этот принцип у него железный, и после одиннадцати вечера тоже, если завтра за руль. Вот у него на неделе если и получалось, то совсем по чуть-чуть, да и то редко. Вот по субботам - это да, все левые деньги, за неделю полученные, за вечер спускал. Так ведь суббота-то всего один раз в неделю бывает. А сейчас ему левачить неудобно, все-таки тесть самого Скворцова, да и в Троицком особо не заработаешь, надо в Москву ехать, а там могут поймать, ему же тебя подводить неудобно. Зато тут поить его желающие всегда находятся, хоть он и не начальник никакой, но все-таки. Даже не знаю, что делать. Он ведь человек-то хороший, добрый и честный, но только слабовольный. Вить, ты ведь умный, придумай что-нибудь! Не могу я смотреть, как Миша пропадает. Я же его, дурака, люблю. Может, и не так, как Вера тебя, но уж как могу.

- Хорошо, теть Нин, я уже, кажется, начинаю понимать, что тут можно сделать.

Итак, что должен делать образцовый советский человек, если он обнаружил некое препятствие на пути к светлому будущему? Разумеется, первым делом настучать куда следует. С адресом у меня никаких затруднении не было. Бывший майор, а ныне подполковник Игнатий Павлович Зонис, мой куратор по быту и охране от КГБ, по совместительству работал еще и начальником первого отдела нашего института. Так что по дороге в свой корпус «Б» я поднялся на второй этаж корпуса «А», где изложил товарищу подполковнику суть вставшей передо мной проблемы.

- Нельзя ли тех типов, что поят Михаила Петровича, предупредить, что это они зря? Мягко, но убедительно.

- Можно, конечно. Это моя недоработка, я об этом должен был подумать сам. Извините, Виктор.

Мы с Зонисом работали вместе давно, отношения у нас были хорошие, и понимали мы друг друга с полуслова. В частности, сейчас его слова означали, что он просит не докладывать о своем промахе Семичастному. Разумеется, если тот сам не спросит.

- Да что вы, Игнатий Павлович, какая разница, от кого исходила инициатива? Главное - это результат.

То есть я подтвердил, что докладывать не буду - если, конечно, Зонис все сделает быстро и качественно.

Кстати, я сильно подозревал, что Зонис, помимо своего прямого начальства, стучит на меня еще кому-то, но не считал это препятствием для хороших и доверительных отношений. Мы же с ним оба коммунисты и, значит, должны понимать необходимость подобных вещей. Но, разумеется, это понимание не помешало мне поставить в известность о своих подозрениях Семичастного.

- То, что ты, Витя, только начал подозревать, я давно знаю, - усмехнулся генерал-полковник. - Не волнуйся, все под контролем.

Однако это была только одна сторона вопроса. Ведь человек будет что-то делать, к чему его не принуждают, только в случае наличия одновременно и желания, и возможности. Последнюю дяде Мише скоро урежет товарищ полковник, но все же не до конца. Мало ли что бывает. А желание его действия вовсе не затронут, тут уже придется поработать мне. Если и от этого тоже останется совсем немного, то пересечение двух составляющих во времени и в пространстве, что означает - дядя Миша придет домой поддамши - станет редким событием.

В принципе пора было смотреть, как мои паранормальные способности могут работать на кодирование от пьянства, это ведь сейчас животрепещущая проблема. Но и другие способы, более традиционные, тоже забывать не следует. Тем более что мне на днях надо съездить к Косыгину.

- Вроде вы уже решили провести эксперимент по индивидуально-семейной трудовой деятельности, - сказал я в конце беседы, - а у меня тут тесть пьет.