Страница 1 из 4
Евгения Перова
Нет рецепта для любви
Часть первая
Амнезия
Хозяек, желающих придерживаться выдачи провизии, назначенной в этой книге, прошу иметь в своей кладовой: во-первых, столовую серебряную ложку…
Глава 1
Незнакомец в доме
Он очнулся. Голова просто раскалывалась от боли, поэтому некоторое время он полежал, с недоумением рассматривая обстановку вокруг: белый потолок с трещинами, желтая стена, на ней – разноцветные картинки непонятного содержания. Другая стена почему-то голубая. Шкаф, ломящийся от книг и безделушек, дверь с нарисованной наискосок радугой, окно без занавесок, в углу – огромный фикус в кадке. Он сделал было попытку сесть, но стены поплыли и закружились. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. И где это – здесь? Ничего не вспоминалось, в окружавшей его сознание беспросветной тьме возникали только какие-то неясные – не в фокусе – образы. Словно глубоководные рыбы, они медленно всплывали и опять тонули, сверкнув на мгновение бликом на чешуе. Вскоре около него образовалась какая-то жизнь – что-то шевелилось, шелестело, пыхтело, попискивало, покашливало и шепталось:
– Как тебе кажется, проснулся он или нет?
– Не знаю.
– Ну посмотри, посмотри на него – вполне приличный. И лицо такое интеллигентное.
– Да уж.
Он открыл глаза, с трудом повернув голову на звук, и чуть не упал с дивана: перед ним выстроилась удивительная группа – большой черный кот, маленькая лохматая собачка, низенькая пухленькая девушка и высокое тонкое создание в бесформенном сером свитере с белой крысой на плече. Толстушка смотрела на него с явным интересом, а создание – скорее брезгливо.
– О, проснулся! – сказала толстушка. – Привет. Как ты?
– Ни… ничего, спа… спасибо…
– Вот видишь, воспитанный.
– Ну да, – с сомнением в голосе произнесло существо в свитере.
– Вы кто? – спросил он, морщась от головной боли.
– Мы? Я Наполеон.
– Кто?!
– Бонапарт, – пояснила толстушка и повернулась в профиль, заложив руку за борт воображаемого сюртука.
– Бо… Бонапарт?
– Ну да. Вот это – Киви и Дуся, а это – Гамлет и товарищ Шариков.
Он с трудом сел, чувствуя, что ум заходит за разум. Ну с товарищем Шариковым все ясно: лохматая дворняжка радостно скалила зубы и молотила хвостом. Гамлет – черный кот с белой искоркой на груди – был явно и определенно беременным. Существо в бесформенном свитере носило совершенно неподходящее имя Дуся. И еще крыса, которую почему-то звали Киви. Просто зоопарк какой-то.
– Хочешь кофе? Пошли на кухню.
Все, не мешкая, удалились. Последней, подозрительно оглядываясь, ушла кошка по имени Гамлет.
Ничего по-прежнему не понимая, он с трудом поднялся – процесс занял массу времени и потребовал приложения нечеловеческих усилий – и поплелся на запах кофе. Кухня оказалась очень маленькой и светлой, а на окне висели разноцветные стекляшки на леске, сверкавшие на солнце и пускавшие вокруг радужные блики. От блеска у него еще больше заломило в висках. Кошка Гамлет сидела на подоконнике и умывалась, товарища Шарикова и Наполеона не было видно, а создание с крысой на плече мрачно разливало по чашкам кофе.
Щурясь от обилия света, он разглядел за окном голые деревья и несколько белых многоэтажек – типичный пейзаж московского спального района. По небу быстро плыли серо-лиловые облака. Ноябрь, что ли? Или март? Какой сейчас месяц-то? Куда он попал? И почему та странная девица называла себя Наполеоном, а беременную кошку – Гамлетом? Надо бы выяснить, как он здесь оказался.
– А почему кошку зовут Гамлет? – спросил он.
– Ну не сразу народ понял, что кошка. Думали, кот.
– А почему Наполеон?
– Ей так нравится. Считает, что похожа. Особенно в профиль. Не заметил? А вообще-то Ира. Пошла с собакой гулять. Еще вопросы есть?
Создание поставило перед ним чашку с кофе, который оказался горячим и в меру сладким. Именно это ему сейчас и было нужно.
– Спасибо, Дусенька.
– Какая я тебе Дусенька?
– А как же?
– Я Киви. А Дуся – вот она, крыса.
– Извини, я не понял. Но почему ты Киви?
– А что, нельзя? Ирка – Наполеон, я – Киви. А тебя-то как зовут?
– Меня?
И тут он вдруг похолодел, а стены снова угрожающе заколыхались вокруг: он не помнил, как его зовут! Он не помнил вообще ничего: ни имени, ни фамилии, не говоря уж об отчестве. Ни адреса, ни профессии, ни возраста. Никакого представления вообще, кто он такой! От ужаса потемнело в глазах, и он почувствовал, что теряет сознание…
– Эй! Эй, ты что?
Перед ним загадочно мерцали глаза – золотисто-коричневые с темными ободочками, они были окружены длинными ресницами и сияли, как звезды. Медовые глаза…
– Твои глаза – цвета гречишного меда…
– Ну вот, очнулся. – Киви выпрямилась: не в силах поднять его с пола, она просто помогла ему сесть и плеснула в лицо водой. – Что это ты? С тобой все в порядке?
– Нет. Со мной все не в порядке, – сказал он, вытирая рукой мокрое лицо. – Представляешь, я ничего не помню. Совсем ничего.
– Что такое гречишный мед, ты помнишь?
– Вот только это и помню. А все остальное – нет. Ни – кто я, ни что – я, ни – где я… И кстати, где это я?
– Ты у Наполеона. То есть у Иры. Ира Кольцова, моя подруга. Она тебя вчера вечером подобрала на улице.
– На улице?
– Ну не совсем на улице. Короче, ты сидел на лавочке у ее дома и засыпал. Холодно было. Она тебя пожалела и подобрала. Не помнишь?
– Не помню. Я что, пьяный был?
– Не знаю. Ирка говорит, вроде не пахло. Она решила, тебе плохо. Она такая: всех подбирает. Кошек, собак, крыс. Теперь вот мужика подобрала.
– Боже! А где это все находится?
– Что – все?
– Ну, эта улица, где она меня подобрала?
– Где эта улица, где этот дом! Улица Строительная, дом двенадцать. Это тебе о чем-нибудь говорит?
– Нет, ни о чем.
– Что же с тобой делать?
Киви мрачно смотрела на него своими медовыми глазами. В коридоре загрохотало: Наполеон и Шариков вернулись с прогулки.
– Наполеон, что с ним делать? Он ничего вспомнить не может и в обмороки падает. Я тут с ним не останусь. Ни за что.
Наполеон, отбиваясь от Шарикова, ввалилась в кухню. Кошка раздраженно зашипела, а крыса, до этого шуровавшая в мусорном ведре, ловко залезла Киви на плечо.
– Может, ему давление померить?
– Думаешь, поможет? – скептически возразила Киви.
– А вообще, надо Катерине звонить.
– Вот ты и звони.
– Ладно, я позвоню, а ты померяй все-таки ему давление.
– Закатай рукав, – попросила Киви.
Он послушно закатал рукав белой рубашки, а Киви ловким движением приладила манжету и уставилась в монитор. Крыса тоже смотрела. У нее – у Киви, а не у крысы – были маленькие, совсем детские пальчики с коротко постриженными ноготками без маникюра. Он смотрел, как она хмурит брови, как двигаются пальчики, как дышит белое горлышко за высоким воротником свитера, такое тонкое и беззащитное, как бьется на нем синяя жилка, как шевелятся губы в такт биению его сердца… Вот придурок… Только что, можно сказать, восстал из небытия, а туда же – пальчики, губки! Идиот.
– Сто двадцать на восемьдесят. Как у космонавта. Стало быть, инсульт тебе не грозит.
– Ты что, врач?
– Я – нет. Врач скоро придет. Я надеюсь.
– Я дозвонилась, – вернулась взволнованная Ира-Наполеон. – Катерина сейчас прибежит. Ну, как он?
– Клиент скорее жив, чем мертв.
– Послушай, На… Наполеон, расскажи поподробнее, как ты меня нашла, а? Ира присела на табуретку, задумалась и торжественным тоном произнесла:
– Смеркалось…
– Наполеон! – одернула ее Киви.
– Киви, правда же, смеркалось! Я иду с Шариковым, а он – то есть ты – сидишь на скамеечке у нашего дома, смурной такой, в одной рубашке и галстуке. А холодно было. Я говорю: «Молодой человек, вы где живете-то? Давайте провожу, а то замерзнете!» А ты засыпаешь на ходу… Ну, я к себе и привела. А то бы замерз.