Следы остаются
(Роман)

Так незаметно прошел сентябрь. Погода была приятной и теплой, неизменной шелковой мягкостью блестело осеннее небо. По нему все чаще стали мелькать черные точки перелетных птиц, из парков доносилось тревожное карканье, листья пожелтели и стали осыпаться. Повсюду, где была жизнь, властно установилась осень — мягкая, ароматная, необыкновенно богатая красками и полутонами и, может быть, чуть-чуть унылая и грустная, потому что следом за ней должна была прийти холодная и суровая зима.

В начале октября в школе, где учились наши маленькие герои, был проведен пионерский сбор. Торжество состоялось в большом школьном зале. Сцена была богато украшена и задрапирована красными знаменами, а длинный стол был застлан новым полотном, словно нарочно купленным к торжеству. Старые бумажные гирлянды были заменены новыми, с рампы большой сцены свисали красивые ковры, которые дети видели впервые. В зале довольно сильно пахло дезинфекцией, но зато всюду было чисто, приятно, уютно. Кроме пионеров, здесь были все учителя, много родителей и довольно большая группа офицеров, в большинстве своем молодых, в малоизвестной пионерам форме. Подходил час открытия. Те, которые были сзади, подымались на цыпочки, чтобы увидеть героев торжества, но не видели ничего, кроме нескольких плешивых голов и какой-то зеленой дамской шляпки с пером, совсем одиноких в море красных пионерских галстуков и улыбающихся лиц пионеров и пионерок.

Героев не было! Их нельзя было видеть в зале!

В сущности, немногие знали, что они здесь в маленькой комнатке, которая находилась сзади сцены и служила гардеробной.

Их внешний вид не предвещал ничего хорошего — все они выглядели необычно побледневшими, смущенными и почти испуганными. Даже Пешо, умевший выглядеть хладнокровным и спокойным и в самых трудных положениях, сейчас словно потерял присутствие духа, стоял, притихнув, рядом с отцом и не отрывал глаз, от эмалированной кокарды фуражки, которую полковник Филиппов небрежно оставил на одном из туалетных столиков. Костя с новым пионерским галстуком и в новых суконных брюках — ни длинных, ни коротких — сидел в углу, время от времени судорожно глотал и напрасно искал взглядом помощи от своих приятелей. Веселин, Бебо, Чарли и другие ребята — все сидели в комнатке, как на шипах, и ждали с замиранием сердца, когда им скажут: «Ну, выходите!»

Только Юлия выглядела спокойной и улыбающейся, хотя и у нее была своя немалая забота. С раннего утра чрезмерно заботливая мама украсила ее волосы чересчур огромным синим бантом. Еще тогда Юлия почувствовала в этом украшении что-то ненормальное, она попыталась возразить, но все ее возражения были отвергнуты. Сейчас бант словно давил и жег ей голову. Все пионерки пришли на торжество в скромной пионерской форме, без бантов и украшений, и, кажется, именно так должно было быть, — дело действительно было серьезным и важным. Может быть, незаметно снять бант? Но ведь тогда останется торчать целая прядь нерасчесанных волос, а это смешно и совсем не соответствует торжеству.

Но почему они медлят? Скоро стало известно, что ждут важного человека из Министерства внутренних дел, того, который должен был произнести речь и раздать награды. Юлия узнала, что это будет заместитель министра. Она представила себе крупного мужчину в куртке, с седыми волосами и продолговатым серьезным лицом. Взгляд у него, конечно, будет немного суровым и проницательным, походка тяжелой, голос размеренным и важным. Ох, не легко будет с таким большим человеком! А если он почему-либо внезапно рассердится и начнет задавать вопросы? Если строго и с укором посмотрит на ее бант? А если спросит ее, сколько ей лет? Соврать ему? О, нет, нет, ни в коем случае! Как может пионерка лгать, при том, в такой торжественный день! Чтобы набраться смелости, она посмотрела на своих друзей, но увидев какими смущенными и притихшими выглядят и они, тихо вздохнула. Полковник Филиппов, заметив этот вздох, улыбнулся и дружески подмигнул ей. У Юлии отлегло от сердца. Раз полковник Филиппов здесь, ничего страшного нет, он такой добрый и верный друг, что на него можно всегда, ну совсем всегда и во всех случаях рассчитывать.

Вскоре в коридорчике послышались быстрые шаги, дверь отворилась и в дверях показалась поседевшая голова «дядьки».

— Заместитель министра прибыл, — заявил он торжественно.

Юлия выпрямилась и стала ждать, затаив дыхание, внешне совсем спокойная. Однако казалось, что взрослые люди в комнате совсем не встревожены. Они даже не встали со своих мест. Дверь снова открылась и в комнатку вошло трое человек. Первый из них, которому двое других вежливо дали дорогу, был молодым человеком, небольшого роста, с смеющимися глазами и шутливой улыбкой. На нем был обыкновенный серый костюм, в руках он держал такую же серую фуражку, из кармана пиджака торчала заботливо сложенная газета. Полковник Филиппов встал первым и поздоровался с гостем.

— Вы немного опоздали, — с едва заметным укором сказал полковник.

Заместитель министра скрестил обе руки на груди.

— Прошу прощения! — сказал он с искренним сожалением. — Произошла непредвиденная служебная задержка.

Ему представили маленьких героев торжества. Когда они дошли до Юлии, заместитель министра улыбаясь посмотрел на нее и по-отцовски похлопал ее по плечу.

— Смотрите, какая маленькая красавица! — сказал он чуть ли не с удивлением.

Потом, всмотревшись в нее, серьезно добавил:

— И моей дочке подарили такой же красивый бант, но мы не знаем, как его завязывать.

— Да очень просто! — начала воодушевленно Юлия.

— Не так-то просто, — прервал ее, улыбаясь, заместитель министра. — Дело в том, что у нее нет волос…

— Нет волос? — вздрогнула Юлия.

— То-есть, есть, только очень мало… Ей всего шесть месяцев…

В комнатке засмеялись. Полковник Филиппов сказал:

— Раз мы готовы, пошли! Нас уже ждут!

Все пошли — взрослые спокойно, о чем-то тихо переговариваясь между собой, мальчики — с сжатыми сердцами. И внезапно Юлия, которая до того момента держалась лучше всех, впала в панику:

— Пешо! воскликнула она, испуганно глядя на него. — Пешо, прошу тебя, развяжи мне бант!

— Почему?

— Потому что с бантом нехорошо, пойми, нехорошо!

— А зачем же ты тогда его завязала?

— Мама мне его завязала…

— Раз она тебе его завязала, пусть она и развяжем…

Но мать Юлии была в зале, именно ей принадлежала зеленая шляпка с пером.

— Прошу тебя, Пешо, прошу тебя! — воскликнула Юлия чуть ли не испуганно.

— Мы опоздаем! — сказал Пешо сердито.

— Только на минуточку…

Поняв, что ему не отделаться от нее, Пешо быстро развязал бант, — Юлия облегченно вздохнула и с признательностью посмотрела на своего товарища.

— Торчат у меня волосы? — спросила она озабоченно.

Но Пешо только махнул нетерпеливо рукой и поторопился догнать других. Юлия лихорадочно наслюнявила пальцы и начала приглаживать торчащие волосы. Остальные уже подымались по узкой лестничке на сцену, громкий шум аплодисментов хлынул к декорациям. Прижав ладонью волосы, Юлия стала подыматься по лестнице позади всех.

Торжество продолжалось не долго. После пионерского церемониала и рапортов, слово дали заместителю министра. Он вышел на трибуну, несколько секунд осматривал зал и бессознательно улыбнулся — таким прекрасным, близким сердцу был вид сотен чистых и светлых лиц пионеров, сотен внимательных и взволнованных глаз, красных галстуков, чисто выстиранных и старательно выглаженных рубашек. Заместитель министра помолчал еще мгновение и начал не совсем так, как думал:

— С взволнованным сердцем я выхожу перед вами, дорогие пионеры, дорогие дети нашей народной власти!.. Не могло и быть иначе — так хорош повод, который собрал всех нас под этой крышей. Ваши товарищи, ваши близкие друзья — я думаю, вы все им ни в чем не уступаете совершили дела, которыми мы все особенно гордимся… Они помогли народной власти в борьбе с ее злейшими врагами и проявили не только героизм, но также высокую интеллигентность, изобретательность и находчивость…