Страница 43 из 75
Птенец слушал как завороженный и снова подходил к краю, и снова отскакивал от него, неуклюже перебирая большими, не по росту, ногами, а мать осторожно, легонько подталкивала его… И вот наконец он решился! Эх, была не была! Он подошел к самому краю карниза и, закрыв бусинки-глаза, бросился вниз. Быстро-быстро перебирал он своими кургузыми крылышками, сердце у него бешено колотилось, и лишь тогда, когда он коснулся воды, он закричал громко, отчаянно! А счастливые родители уже подплывали к нему. Они радостно насвистывали и увлекали малыша подальше от подножия скалы, от хищников, парящих над головой, от сильного прибоя, бьющего о камни. И семейство кайр — родители по бокам, а малыш посредине — уплывало все дальше и дальше в море. В этом году они сюда уже больше не вернутся. Сами-то родители, наверное, явятся будущей весной выводить новое потомство, а их дитя обзаведется семьей еще не скоро, не раньше чем года через три. Но знаете, что забавно? Через два года молодая птица прилетит к той скале, где родилась, — такие скалы называются птичьими базарами, там морские птицы обзаводятся своим потомством, — но первый раз прилетит он просто так. Он сделает вид, будто насиживает яичко, а потом и выращивает птенца. Так молодые кайры присматриваются к старшим, набираются опыта!
Но это еще впереди. А сейчас всех троих ждет родная стихия, и там взрослые кайры продолжат воспитание малыша, который еще нуждается в опеке.
Счастливого пути!
…Это было на птичьем базаре нашего самого северного заповедника «Семь островов». Это могло быть всюду, на любом птичьем базаре, на любом острове Арктики, где гнездятся другие морские птицы.
У «Семи островов», вытянувшихся цепочкой вдоль Мурманского берега за Полярным кругом, своя длинная история. Еще со времен царя Алексея Михайловича их называли «государевой заповедью», и охраняли ее царские стражники. Охраняли они, разумеется, не кайр, а совсем другую птицу — хищника кречета из семейства соколиных. В старину любимым царским развлечением была соколиная охота, охота с кречетом, а птица эта редкая, живет далеко на Севере, на малодоступных вершинах гор, поблизости от птичьих базаров. Поймать кречета дело трудное, и это еще увеличивало ее ценность. Старинная летопись рассказывает, что московскому царю с величайшей осторожностью, на особых санях с далекого Севера ежегодно доставляли кречетов двести. Часть их царь берег для себя, а часть дарил другим властелинам. Случалось, с помощью такого дара улаживались важные государственные дела! Вот как ценили кречетов. Вот почему царская стража охраняла эту ловчую птицу.
Ныне у заповедников совсем другие задачи: там изучают жизнь птиц, их повадки, нравы. Защищают от истребления промысловых птиц, таких, например, как гага.
Наблюдая за жизнью тех же кайр, ученые узнали любопытные подробности об их приспособлении к нелегкой жизни на птичьих базарах. Давно уже заметили, что яйцо кайры обладает удивительной особенностью не скатываться со скалы при неловком толчке. Представьте — оно не падает, а вертится на месте! Но не всякое яйцо, а только хорошо насиженное!
Так сама природа мудро бережет потомство. Ведь если одно яйцо — ненасиженное — скатилось, то у птицы остается время снести другое, даже третье — если уж так не повезет и второе яичко тоже скатится. Тут, правда, остается опасность, что кайра не успеет вывести и спустить со скалы позднее потомство до холодов, и тогда все кончается печально: воспитание так и не удается довести до конца. Малыша приходится бросать — таков суровый закон природы, — и тот, разумеется, погибает. Но родители самоотверженно борются за его жизнь и делают все, что в их силах.
К основным «Семи островам» старинного птичьего заповедника присоединены теперь и другие. Эти клочки суши отличаются друг от друга и климатом и самим птичьим населением.
Самые благодатные острова — Айновы. Они расположены тоже за Полярным кругом, севернее древнерусского становища поморов — Печенги. Но все дело в том, что их омывает теплое Северо-Атлантическое течение, ответвление Гольфстрима, и этим все сказано: потому они зеленые, потому на них сравнительно тепло, климат мягче. И птицы там живут по-другому, не на голых скалах.
На Айновых островах растут пышные травы, высокие, густые; там полярная ива не стелется по земле, а вымахивает в рост человека. Там весело плещется морской прибой, во время прилива волны набегают на полосу невысокого берега, а с отливом обнажают его, и рыбы там, и всякого другого корма вдоволь! Летом жизнь ключом кипит на Айновых островах, как, впрочем, и на всех других, где гнездятся тысячи горластых квартирантов. Но на Айновы острова птицы прилетают раньше, и птенцов выводят раньше, и взрослеют малыши, естественно, раньше, и все потому, что климат здесь мягче, а значит, и жизнь легче. Что и говорить, теплое течение — от него идет вся благодать! Правда, под его ласковым влиянием находятся и основные острова заповедника, но они лежат подальше, к востоку, и там оно меньше чувствуется.
На Айновых островах, плоских, невысоких, птицы не ютятся где-то на голых скалах, а живут в гнездах — уютно, по-семейному. Нет высоких скал, нет и птиц-базарников вроде кайры. Зато велики колонии морской птицы — тупика. Здесь много торфа, а тупики его любят и роют в нем лапами и клювом норки, куда ведут длинные-длинные, едва ли не пятиметровые, коридоры. На невысоком обрывистом берегу видно много круглых отверстий, вроде бы иллюминаторов в несколько этажей, как на корабле. Это входы в жилище тупика, забавной птицы; ее называют еще и попугайчиком из-за веселого, смешного наряда. Вот как его описывают:
«Вообразите толстое круглое туловище с почти вертикальной посадкой на перепончатых лапах, толстую короткую шею и круглую голову с большим, высоким клювом, сплющенным с боков, словно лезвие широкого ножа. Он весь в поперечно пробегающих рубчиках ярко-красного цвета, с желтым основанием… Общий вид тупика настолько оригинален и комичен, что трудно без смеха смотреть на эту птицу. Большой ярко раскрашенный клюв чрезвычайно напоминает нос клоуна; уже по форме и окраске он кажется маской… Весь наряд тупика ярко сверкает: удивительный клюв, голубоватые выросты и карминовые ободки у глаз, ярко-оранжевые ноги. Но вот прошло лето, и маска спадает. Отваливаются желтые наросты у глаз, все краски тускнеют, ноги становятся тускло-желтыми, клюв — маленьким и низким, совсем не похожим на клюв попугая, от яркой окраски его ничего не осталось и в помине… Все его оригинальное убранство оказывается только временным костюмом для теплого и веселого лета».
Но вот тупик приготовил гнездо, снес свое единственное яичко, белое в крапинку, и теперь будет целый месяц прилежно насиживать его. А когда выведется птенец, у бедных родителей и минутки не остается свободной. Тут уж не до нарядов! Прожорливый птенец, ворча и негодуя, без конца требует рыбок, он дожидается родителей у входа в норку с открытым клювом. Впрочем, птенцы любой птицы прожорливы на диво! Маленький тупик только и делает, что заглатывает рыбок и при этом никогда не бывает сыт.
Но проходит и эта пора… А недель через пять-шесть птенец настолько вырастает, что покидает свое гнездо и выходит в море!
Много разных птиц гнездятся на Айновых островах, среди них самые примечательные — гаги: они знамениты своим необыкновенно теплым пухом. Им они устилают свои уютные гнездышки, разбросанные на южных склонах, среди густой, высокой травы.
Гага-отец — писаный красавец, гага-мама — скромная уточка. С конца июня в озерах, в тихих бухточках появляются первые выводки этих птиц. Гаги-птенчики не задерживаются в гнезде: только обсохнут — и тут же идут на воду, цепочкой плывут следом за мамой, которая учит их уму-разуму.
Гага — главное богатство, жемчужина птичьего царства «Семи островов». Пух убитой гаги теряет свои замечательные свойства, поэтому его очень осторожно собирают с гнезд, не причиняя вреда будущему потомству. Служители заповедника охраняют гнезда гаги от налетов любителей гагачьих яиц, таких разбойников, как ворона или орлан-белохвост. Те только и ждут, когда мама-гага сойдет с гнезда, чтобы перехватить кусочек чего-нибудь съестного, ведь она, бедняжка, одна, папа-гага в эта время плавает в море, меняет свой наряд, линяет. Он явится домой в августе, во всем блеске своей красоты, когда его птенчики, крохотные, пушистые, уже будут плавать следом за мамой.