Предания вершин седых

— Хм, это и впрямь новость! — проговорила Лесияра, воздушно-лёгким касанием лаская другое плечо супруги. — Насколько мне ведомо, давным-давно потеряла Яромира свою невесту: та подошла слишком близко к западной границе Белых гор, и её напугал Марушин пёс, отчего бедняжка тут же скончалась от разрыва сердца. С тех самых пор Яромира закрылась от каких-либо нежных чувств, посуровела и очерствела, всю себя посвящая службе... Не думала и не надеялась я, что она когда-нибудь снова откроет свою душу для любви. И кто же эта счастливая обольстительница?

— Я пока не уверена, моя государыня, — мягко и уклончиво молвила Ждана. — Как бы не спугнуть нашим досужим любопытством эту вёрткую пташку — любовь... Но когда всё будет точно известно, я тебе сообщу непременно. — И прибавила со смешком: — А может, и сама Любима расскажет, ежели всё удачно выйдет. Она там, похоже, целый заговор сплела.

— Это было бы очень хорошо, коли б Яромира наконец любимой супругой обзавелась, — оживилась Лесияра. — Тогда б её душа оттаяла... Я бы очень порадовалась за неё.

— Она уже начинает оттаивать, — улыбнулась Ждана.

— Ну, ты в таких делах проницательнее меня, голубка моя милая, — засмеялась Лесияра. — Тебе виднее. Что ж, будем ждать счастливого исхода! Ну, а ещё что-нибудь расскажешь, душенька моя?

— Встретила я сегодня целительницу Рамут, — проговорила Ждана, не вполне уверенная, стоило ли рассказывать об этом. — Гордана с супругой Нечайкой пришли к ней просить, чтоб та у Нечайки роды приняла. Не простые роды будут, а через разрез живота. Но Рамут — великая и искусная врачевательница, она и не такое с успехом проделывала. Не сомневаюсь, что всё пройдёт гладко и без вреда для матери и дитятка.

— Гордану я неплохо знаю, славная дружинница, воевала храбро, — кивнула Лесияра. — Помнится, она оказалась одной из первых, кто нашёл свою избранницу на западе, а не на востоке, как это обыкновенно у нас было в последние времена. И избранницу её тоже помню, хорошая девушка. Как, говоришь, её зовут? Нечайка?

— Точно так, моя государыня, — подтвердила Ждана, понемногу чувствуя облегчение оттого, что всё-таки не отгородилась от супруги умолчанием.

— Надо будет послать кого-нибудь, чтоб разузнали, всё ли у них благополучно, — озаботилась княгиня. — И, ежели всё хорошо, выслать подарки.

— Я распоряжусь насчёт всего, госпожа моя, — пообещала Ждана. — Всё будет исполнено, не изволь беспокоиться.

— Вот и умница, ладушка. — И Лесияра, чувственно коснувшись дыханием уст жены, приблизила к ним свои. — Ну, иди же ко мне, солнце моё ясное, звёздочка моя путеводная...

Их губы плотно, горячо и крепко слились в поцелуе. Ждана оплела жарким охватом рук шею княгини, вороша и лаская серебро её волос. Она страстно прильнула всем телом, ощутив на себе любящую силу объятий, а через миг очутилась в супружеской постели. Отбросив все посторонние мысли, она открылась для желанных ласк и сама дарила ответную нежность своей возлюбленной спутнице жизни. Северги-сосны они в своей вечерней беседе так и не коснулись; Ждана никогда не вдавалась в подробности того, как познакомилась с навьей, однако своего особенного отношения к ней и к Рамут не скрывала. Но Лесияра подробностей и не добивалась, уважая её право рассказывать только то, что та считает необходимым. И Ждана была ей благодарна за это доверие и бережность. Впрочем, никаких страшных тайн, которых она могла бы стыдиться, там и не существовало. Разве что, пожалуй, тот прощальный поцелуй, осознанно подаренный Жданой Северге в ту жуткую ночь — не вполне невинный... Но его Ждана решила похоронить в прошлом. Она хранила верность супруге и в делах, и в помыслах.

Утром она первым делом отправила посланницу к Гордане с Нечайкой и распорядилась подготовить подарки. Её душу не тревожили сомнения, она была твёрдо уверена в непобедимом врачебном искусстве Рамут, которая вместе с сердцем своей матери вернула к жизни Радимиру, смертельно раненную осколком твёрдой хмари. Вестница вскоре вернулась с радостными новостями: Нечайка благополучно разрешилась дочкой и чувствовала себя хорошо, новорождённая уже отведала молока родительницы-кошки. Следующие посланницы отнесли счастливой молодой семье дары от имени княгини Лесияры: отрезы добротных тканей, выделанную кожу для обуви, тонкую пряжу, золотые и серебряные нити для шитья, жемчуг и самоцветы. И соболью шубку для новоиспечённой матушки Нечайки. Также выбрав в оружейной палате великолепный меч двадцатипятилетней выдержки в богатых ножнах, Ждана присовокупила его к прочим гостинцам. Хранительница палаты, сестра-оружейница, знающая все тонкости этого дела, помогла ей определиться с выбором и указала на самый подходящий клинок. Ждана знала, что Лесияра такой дар для будущей дочери Лалады одобрит — дар «на вырост», но имеющий самую большую ценность.

После завтрака с семьёй княгиня удалилась по делам, а вскоре Ждане доложили, что к княжескому двору явилась Гордана. Та просила дозволения встретиться с государыней, чтобы лично поблагодарить её за подарки и поздравления с пополнением.

— Проводите в мои покои, — распорядилась Ждана.

Вскоре Гордана переступила порог светлицы, одетая в нарядный праздничный кафтан и чёрные сапоги с золотыми кисточками. К груди она гордо и взволнованно прижимала одеяльный свёрток, из которого доносился писк.

— Прости, госпожа, что я с дитятком, — поклонилась молодая родительница. — Не могла её ни на миг оставить.

— Ты верно поступила, — успокоила её Ждана. — Государыня будет только к обеду, придётся вам с малюткой подождать. Не стесняйся, корми прямо здесь, коли будет надобность. Чистые пелёнки тоже найдутся.

— Благодарю сердечно, госпожа, за твою доброту, — снова поклонилась женщина-кошка, слегка зардевшись от смущения.

— Не за что, — улыбнулась Ждана. — Как там Нечайка? Здорова ли?

— Супруга моя в добром здравии, госпожа. Отдыхает. Благодарю ещё раз.

Воспользоваться предложением Жданы Гордане пришлось дважды: чтобы покормить дочурку и чтобы перепеленать. Грязные пелёнки Ждана велела горничным девушкам тут же выстирать и просушить. Будучи дружинницей, Гордана была обязана являться к княжескому двору в полном и безупречном воинском облачении, а не в мирном платье, но ей как кормящей матери делалось послабление, ведь снимать кольчугу каждый раз для кормления затруднительно, а прорезей в ней не сделаешь, как в рубашке. С пеленанием молодая кошка-воительница, не имевшая родительского опыта, испытала некоторые трудности, и Ждана с удовольствием помогла ей, добродушно посмеиваясь над её неловкостью и смущением.

— Госпожа, ну что ты, — бормотала та. — Не утруждайся!

— И вовсе не в труд мне, а в радость, — заверила её Ждана.

К обеду Лесияра вернулась и без промедления приняла посетительницу. Заметно волнуясь, Гордана рассыпалась в благодарностях за дары.

— А особо благодарю тебя, государыня, за меч! Вот это всем подаркам подарок! Когда дочка вырастет, она станет носить его с гордостью!

Княгиня переглянулась с Жданой и, как та и предвидела, одобрительно ей кивнула.

— Счастья твоему семейству крепкого, совет вам да любовь, а дитятку здравия, голубушка, — молвила она, дружески улыбаясь Гордане. — Не откажись остаться на обед, коли уж пришла: я гостей голодными не отпускаю. О малой не беспокойся, за ней есть кому приглядеть. Нянек у нас тут достаточно.

Гордана разразилась новым всплеском благодарственных слов. Её голос слегка вздрагивал: сказывалось её волнение и трепет перед светлыми очами белогорской повелительницы. Лесияра рассмеялась.

— Ну будет, будет, сестрица. Не трясись так. Все молодые дружинницы для меня как дочери, вот и относись ко мне, как к матушке. Будь как дома.

Гордана осталась на обед. Княгиня лично проследила, чтоб её не обнесли ни одним блюдом, и оказывала ей благоволение, посылая добротные куски. Хмельного, впрочем, молодая кошка не тронула, лишь из уважения к Лесияре и прочим гостьям за столом пригубив кубок. Одна из Старших Сестёр спросила: