Страница 37 из 124
Видимо, где-то далеко по нему рыдали родственники. Но, как правило, это связано не с жалостью к умершему, - они еще не осознавали величия утраты и свою роль в этом. Но тихая грусть и начальное осознание вины своей перед мальчиком начинали пробираться в их сердца. Нехотя, но неотвратимо, стали всплывать в памяти мелкие и, тем более, крупные обиды, нанесенные ему за столь короткий век - 12 лет.
Рождаются многие серьезные и неожиданные вопросы. Надо ли было мучить мальчишку посещением безобразных детских яслей, сада, школы и изуверской группы школьного продленного дня? Заслужил ли он, еще не успевший нагрешить в этой жизни, жестокую муштру "организованным детством"? Справедливы ли были нападки сверстников, оскорбления, ругань и побои вечно усталых и раздраженных родителей?
Нужна ли была эта бестолковая борьба за престижные оценки - за ответы на уроках, по контрольным работам, итоговые за четверть, полугодие и год? Так уж необходимы были утомительные пионерские сборы, собрания - может быть ему нравилось одиночество и тихие, спокойные домашние вечера, когда родители отправились на гостевую пьянку по поводу очередной красной даты.
Ему почему-то не разрешали завести собаку - наверняка, способную стать единственным и самым близким другом. Забавных котят, к которым у него просыпалось нежное отцовское чувство и солидарность обездоленной души, бабка отнимала и топила, а мать и отец не хотели встать на защиту этих пушистых комочков.
И он, маленький мальчик, кричал и, обливаясь слезами, сжимая тощие кулачки, пытался вести неравную борьбу с человеческой жестокостью и откровенным садизмом. Потом и его будут пытаться старшие приобщить к подобному изуверству, используя свою вероломную силу.
Как хорошо, что мальчик все же сумел сохранить чистоту души и продолжал, несмотря на подсмеивание и издевки, проливать слезы по загубленным животным. Какой тяжеленный груз было необходимо ему оттолкнуть от себя, чтобы, не имея опыта жизни, руководствуясь только наитием, удержаться в святости и безгрешности. Устами ребенка глаголет истина! "Ибо от избытка сердца говорят уста" (От Матфея 12: 34).
Кто знает, может быть, Бог обратил свое святое внимание на муки маленького человека и решил прекратить его терзания - забрал на высокие небеса, увел в Райские кущи, превратил в доброго крылатого ангела. Там он встретился с бросившимися к нему с радостными криками любимыми котятами, собачками, птицами. Ведь все они были равны перед Богом - их объединяла чистота и непорочность короткой земной жизни. Грех не успел заклеймить позором их совесть. "Многие же будут первые последними, и последние первыми" (От Матфея 19: 30).
Сергеев никак не мог привыкнуть к неотвратимости несчастий, переплетающихся со светлыми сторонами своей профессии. Он переживал уход из жизни каждого своего пациента, как большое личное горе, хотя отдавал себе отчет в том, что смерть - это всегда награда за тяжелые земные испытания Бог дал, Бог и взял! Во время войны умер его старший брат, судя по рассказам матери, замечательный, одаренный ребенок. Мать, обливаясь слезами, рассказывала о муках его последних дней.
Тогда еще не было антибиотиков и туберкулезный менингит лечили люмбальными пункциями - манипуляциями мучительными, не дававшими настоящего выздоровления, они лишь снижали внутричерепное давление, уменьшали головные боли. Мальчик тянулся к матери, не плакал, но полными муки глазами просил у родного человека защиты. Он надеялся, что она, его самое любимое существо, вырвет слабое тело из цепких рук смерти.
Матери же оставалось только просить умирающего ребенка потерпеть. Она, как могла, пряча слезы, приободряла ребенка, неимоверно повзрослевшего и помудревшего в дни страшной и мучительной болезни. Ударными при этом были посулы скорого отъезда из эвакуации обратно в Ленинград, домой. Что она могла еще тогда ему сказать, когда на лице у дорогого существа уже ясно проступал землистый могильный след. Такую боль мать не забывает, - она не дает покоя всю оставшуюся жизнь. И уход свой из жизни мать подгоняет ожиданием встречи с милым маленьким существом, так надолго ускользнувшем из ее объятий.
Может быть, тот неосознанный след сопереживания страданий умирающего брата заставил Сергеева, закончившего военно-морское училище, наперекор семейным традициям, вдруг неожиданно для себя и всех родственников, выбрать профессию врача. И самыми его любимыми пациентами всегда оставались дети.
Разум подсказывал ему, что наши терзания по поводу ухода из жизни связаны в большей мере со страхом перед неизвестностью. Но каждый раз, ведя очередную борьбу за жизнь больного ребенка, он выкладывался до конца, готовый отдать своему пациенту и кровь, и мозг, и самою жизнь.
Но надо научиться правильно, с радостью и стоически принимать логику жизни - мы рождаемся лишь для того, чтобы продвигаться и достигать волшебного состояния смерти. Только она - освобождение от бремени бытия, дарит светлую радость перехода к новому витку свершений и испытаний, которые, если ты заслужил того, будут обязательно лучше и счастливее, чем прежние.
Однако Сергеев, как проклятый, как разъяренный зверь, боролся за жизнь своего подопечного больного до самой последней секунды. Он становился страшным в своем гневе, когда видел, что летальный исход больного ребенка следствие небрежности родителей или медицинского работника. "Кто мудр, тот заметит сие, и уразумеет милость Господа" (Псалом 106: 43).
Тайна не может быть всеобщей - она принадлежит лишь избранным. В том и кроется загадка гениального предвиденья - такую миссию возложил в свое время Бог на плечи Дельфийского Оракула. Даниил Андреев, проведший многие годы в лагерях ГУЛАГа и окончательно освобожденный только 21 апреля 1957 года, сильно изломанный и больной, в конце жизни написал проникновенные, философско-возвышенные стихи: "Судьба, судьба, чья власть тобою правит и почему хранимого тобой нож не убьет, отрава не отравит и пощадит неравноправный бой?".
Сергеев задумался над простой схемой и попытался выявить: кто прав, а кто виноват? Петр Великий и его последователи формировали в Петербургском оракуле новый этнос на основе элитных генофондов. Толпы народов с затуманенным сознанием Предуралья и Сибири они покоряли, делегируя туда адептов своего, нового и прогрессивного, оракула. Правда, тогда доставляли в Санкт-Петербург и представителей ханты-манси и других еще не расправивших национальные крылья пород верноподданных. Им отводились земляные работы, уборка улиц, - большинство, например, дворников были татары.