Страница 120 из 124
Сергеев не замечал течение времени и привык к волнам, - он убедил себя в том, что катается с гор и получает при этом неописуемое удовольствие. Видимо, периодически он впадал в транс или в глубокую дрему и не заметил как забрезжил рассвет, волны убавили крутизну, солнце выбралось из-за горизонта. Можно было оглядеться, пописать прямо в гидрокостюм, чтобы добавить тепла (когда еще появится такая роскошь), проверить амуницию.
Сергееву повезло на вторые сутки к нему прибило обезображенный труп моряка. Он не узнал его, - лицо страдальца было сплошным оторванным лоскутом кожи и мяса. Но позаимствованный у трупа спасательный жилет с маркировкой "Новогрудок" сильно повысил плавучесть доктора, - теперь он словно лежал на маленьком плоту. Беспокоил только нарастающий озноб и боль в правом плече и боку, - видимо следствие ударов при крушении парохода. Но заниматься собой доктору не хотелось, не было стимула активно бороться за жизнь. Он настойчиво старался забыться и не замечать воду, палящее солнце, противный холодок по ночам, пронизывающий до костей.
Размышлять можно было сколько угодно, но сексуальные мысли почему-то не появлялись. Очень скоро и сами мысли, - то ли от медитацией, или от обезвоживания (воды много кругом, но она соленая, горькая, противная) и интоксикации, от усталости, - словно заглохли и лишь изредка выскакивали, как одинокие блохи. Разбудили его дельфины.
Они кружили довольно близко, некоторые тыкали его носом, пытаясь выспросить о чем-то потаенном, например, о том как он здесь появился и хорошо ли ему в открытом, безбрежном океане. Для них Сергеев был объектом для игр и удовлетворения любопытства: лучше бы принесли чего-нибудь пожрать, да пару галлонов пепси. Дельфины то пропадали, то появлялись снова. Они явно интересовались пловцом и считали его своей находкой, собственностью, а потому присматривали за ним. Наверное, своим присутствием они отгоняли акул, во всяком случае Сергеев так и не увидел поблизости коварных хищников. Его больше беспокоили птицы: при приближении к берегам они могут устроить охоту на человека, - будут пикировать с огромной высоты прямо в голову, скажем, для того чтобы полакомиться глазиком. Вот от таких контактов череп разлетится вдребезги. И дружелюбные дельфины здесь не помогут.
Версия о дельфинах-спасителях и помощниках, видимо, справедлива: они подогнали к Сергееву, погруженному в дремоту еще одного мученика с "Новогрудка". Этот еще дышал, сдавленным и хриплым шепотом он твердил еле различимые слова. Сергеев подтянул его голову и ужаснулся: теменную и височную область справа рассекали глубокие рваные раны, страшно разъеденные соленой водой, из-под разорванного на груди гидрокостюма выглядывали две половинке переломанной правой ключицы, вылезшей через разрывы мышц и кожи, рука висела, как плеть, остальные части тела было бесполезно рассматривать, - помощь все равно оказать нечем. Сергеев узнал молодого помощника механика, - ясно, что он был в агонии и финал близился. Он увидел у него на правой кисти примитивную татуировку, - нелепый дракон и буква "К" сверху.
Фамилия страдальца была Корсаков. Вдруг, как электрическим током, Сергеева пронзило воспоминание: всплыло Нахимовское училище, парень из четвертого взвода по фамилии Корсаков (кличка - Корсар), его имя и отчество поммеха совпадали. Вот как могут раскрываться возможные тайны. Тот, давний, Корсаков плохо закончил: при очередном сокращении Армии, индуцированным Никитой Хрущевым, нависла угроза закрытия питонии, - многие нахимовцы рванули на гражданку; ушел и Корсаков, а через некоторое время сел в тюрягу за участие в групповом грабеже. Подробности тех событий Сергееву были не известны; что стало потом с Корсаковым - оставалось загадкой.
Расставаясь с жизнью, смертник пытался обратиться к Богу, к своим погибшим товарищам с последней исповедью: "Я погубил всех, ... меня купил, сволота, ...простите, простите, парни"... Он повторял эти слова, как автомат, словно включенный и оставленный на взводе автоответчик. Сергеев не все понял, не ведомым оставался тот, кто был "сволотой". По врачебному рефлексу он пытался успокоить страдальца и поддерживал его на плаву рядом с собой.
Скорее всего, минут через сорок Корсаков затих и перестал подавать признаки жизни, пульс не прощупывался. Нужно было избавляться от трупа, он мог привлечь своими открытыми ранами, запахом крови акул. Сергеев расстегнул спасательный жилет отдавшего Богу душу пловца и легонько оттолкнул его ногой: тот медленно стал погружаться и уже на видимой Сергееву глубине мертвого грешника стали трепать и терзать жадные хищники акулы.
Через некоторое время Сергеев потерял счет часам и дням, его поддерживали три спасательных жилета. От такого комфорта он расслабился окончательно и, видимо, периодически уходил в глубокий сон, скорее забытье - уже не отличал ночь ото дня, аппетит был заглушен напрочь, оставалось только желание пить. Но тут приходилось довольствоваться маленькими глотками океанской соленой воды, - скорее, полоскать ею рот. Для этого совсем не обязательно просыпаться полностью, делалось все сквозь сон, рефлекторно.
В короткие периоды прояснения сознания Сергеев пытался по солнцу или звездам определять направления сноса течением своего беспомощного тела: ему казалось, что дрейф был в сторону материка, островов.
Память возвращалась к Сабрине - и это были приятные воспоминания. Но вот из детства, юности выуживались только невеселые картины. Стала чаще вспоминаться мать, уже много лет как ушедшая из жизни; первая жена навещала воображение, другие бывшие родственники и друзья - в общем, являлись многие покойники, но они не звали, не манили к себе - лишь напоминали о своем былом пребывании на земле и, видимо, о том, что души их существуют и отдыхают все еще на небесах.
Однажды вспомнился урок фехтования в Нахимовском училище: Сергеев был в паре с Корсаковым - невысоком, худощавым, непомерно злым парнем. У Сергеева была великолепная прыгучесть (он преуспевал в прыжках в высоту на занятиях по легкой атлетике). Этим качеством он пользовался на занятиях по акробатике (сальто), гимнастике (прыжок через коня), теперь решил воспользоваться на фехтовании.