Колыбель для Ангела

– Мистика – это все, что противоестественно.

– Для того, чтобы считать, что-то противоестественным, необходимо знать, что является естественным. А это уже вопрос восприятия окружающего мира.

– Что это значит?

Вместо ответа Чань Чунь Цзы поднял с земли два камешка и положил их передо мной.

– Что это? – спросил он.

– Камешки, – уверенно ответил я.

– Убедись в этом.

Я недоверчиво взял камешки в руку и ощутил их холодную шероховатую поверхность. Покрутив их, я постучал ими друг об друга, услышав глухой стук и положил обратно.

– Убедился? – спросил старик.

– Да. Обыкновенные камешки.

– Хорошо, смотри.

Он провел руками над камешками. Один камешек дрогнул и внезапно начал растекаться, словно тающая льдинка, быстро превратившись в лужицу. Второй громко хрустнул и мгновенно превратился в кучку песка.

В изумлении я протянул руку к лужице и убедился, что это обыкновенная вода. Все еще не веря своим глазам, я взял щепотку песка, оказавшуюся на месте второго камня и медленно высыпал его на прежнее место. Это было ни что иное, как обыкновенный кварцевый песок.

– Невероятно, – единственное, что смог я пролепетать.

Старик вновь провел руками над лужицей и кучкой песка. Они, словно в прокрученной назад кинопленке постепенно обрели прежний вид камешков.

Я схватил их и как ненормальный стал давить и сжимать в пальцах. Но они были все теми же холодными и твердыми камешками, что и до виденного мной эксперимента.

– Но это же невозможно, – я был ошеломлен и не мог поверить увиденному. – Признайтесь – это был гипноз. Вы повлияли на мое сознание, а камни все время оставались камнями.

– Ты же сам видел и трогал воду и песок и слышал треск лопающегося камня. Ты не веришь своим глазам, ты не веришь своим рукам и ты не веришь своим ушам? Как же ты еще можешь воспринимать окружающий тебя мир? Для тебя естественным является то, что камень является камнем. Я же тебе показал, что привычное восприятие мира зависит от воли восприятия. На самом деле то, что сделал я, ничтожно примитивно в сравнении с тем, что сделал ты. Я преобразовал мертвое в мертвое, ты же превратил мертвое в живое. Это ли ни есть противоестественно? Ты ведь меня не гипнотизировал, проделывая это? Но это ты оживил птицу, а не я.

Старик поднялся, и как ни в чем не бывало, направился к очагу.

– Ложись спать. На сегодня для тебя достаточно, – сказал он, словно завершая этот сумасшедший для моего миропонимания день.

***

Изо дня в день он рассказывал мне обо всем, что, как он говорил, должен был мне рассказать. Я задавал, как мне теперь кажется, совершенно глупые вопросы, а он терпеливо и невозмутимо отвечал на них. И стал он мне настолько близок, что, казалось, знал я его всю жизнь, а может быть и дольше.

Я совершил 108 кор – ритуальных обходов вокруг тибетской святыни – горы Кайлас. Чань Чунь Цзы посвятил меня в группу священных текстов терчхой – ати-йога. Он ненавязчиво опекал меня все это время, давая ценные советы, многие из которых прежде мне показались бы, мягко говоря, странными.

А потом он внезапно исчез.

Как раз после той ночи, когда мне приснился очередной фантастичный сон. Нужно сказать, что все время пребывания в пещере мне постоянно снились фантастичные сны. Но этот сон я запомнил и выделил из всех остальных.

В детстве мне часто снился сон, что брожу я в темном дремучем лесу. Меня окружают сухие, корявые, исполинские деревья с голыми, безжизненными ветвями. Мне страшно и одиноко в нем, потому что я не знаю, как в него попал и как из него выйти. И вдруг, когда от отчаяния я уже был близок к панике, откуда-то появляется и садится мне на плечо белоснежный голубь. Он воркует и от его голоса, от самого его присутствия, мне становится удивительно спокойно. Он слетает с моего плеча и, перелетая с ветки на ветку, манит меня за собой. Вот среди ветвей уже начинают проблескивать тонкие лучики света. Там должен, как кажется мне, быть выход из этого чужого и страшного леса. Но внезапно между голубем и мной появляется огромный волк. Он скалит желтые зубы и его глаза злобно горят зелеными огоньками. Ужас охватывает меня и заставляет забыть о голубе и спасительном свете. Я опрометью бросаюсь обратно в чащу, хотя совершенно не представляю, чем она может мне помочь. Я слышу за своей спиной хруст валежника, злобное рычание и догоняющую меня мысль, что бегство мое напрасно и бессмысленно. В это момент я всегда просыпался и в оцепенении лежал, боясь закрыть глаза и оказаться вновь в этом кошмаре.

Так вот сон, который приснился мне в пещере, был продолжением моего детского кошмара. Начинался он так же, но я уже не был маленьким мальчиком и уже не так сильно боялся волка. Когда он вновь внезапно появился, как в моем детском сне, я вдруг понял, что оскал его зубов предназначен не мне, что волк не собирается нападать на меня, наоборот, он защищает меня от кого-то. Пристальнее присмотревшись к голубю, я увидел, что в глазах его светятся холодные, злые синие огоньки и у него оказались зеленые чешуйчатые лапки с хищно загнутыми острыми когтями. Волк зарычал и бросился на него. Взметнулась листва и истлевший валежник, белые перья полетели в воздухе, и я с изумлением увидел небывалую метаморфозу – белый голубь неожиданно превратился в огнедышащего дракона, яростно отбивающегося от волка. Я стоял не шелохнувшись, наблюдая за этой потрясающей битвой. Осмотревшись, я увидел, что свет, пробивавшийся на окраине леса, заметался пугливыми тенями, растворился и обратился в кромешную тьму. Огнедышащий дракон, терзаемый волком, взревел в предсмертной агонии и распался, расползаясь в стороны клубками шипящих змей. Волк, завершивший свою невероятную битву, подошел ко мне и посмотрел мне прямо в глаза. Глаза его мне показались знакомыми. Что-то далекое и родное отразилось в их лиловой глубине. Волк поманил меня в лес, труся впереди, периодически останавливаясь, ожидая меня. Лес же начал преображаться. Сухие мрачные деревья вытянулись, и неожиданно покрылись и зашелестели зелеными кронами. Лес был наполнен ярким солнечным светом и разноголосым хором птиц. В душе моей воцарились спокойствие и радость, потому что лес стал для меня родным и знакомым и я уже не стремился выбраться из него. Мне незачем было покидать этот прекрасный лес, потому что этот лес и был моей жизнью.

Утром я проснулся с ощущением небывалого физического здоровья и благостного восприятия мира. Никогда еще, с момента своего рождения, я не чувствовал в себе такой легкости и силы, готовности ко всему, что бы ни преподнесла мне старушка судьба.

Она же не преминула незамедлительно преподнести мне очередной сюрприз.

Первое, что поразило меня, так это то, что я оказался одет в ту же самую одежду, что была на мне в злополучный день падения в пропасть. Та же куртка с капюшоном, те же утепленные шаровары и те же горные ботинки, которыми я прежде так гордился. Окинув взглядом грот, я был неимоверно озадачен – в нем не было ни единого признака чьего-либо присутствия, не считая меня самого. Не было ни Чань Чунь Цзы, ни войлоков на камнях-лежаках. Все предметы обихода и посуда, которой мы пользовались – все загадочным образом исчезло. Даже очаг, прежде озаренный живым огнем, был холоден и пуст. Заглянув в него, я не нашел в нем даже золы.

Легкий холодок оторопи змейкой скользнул где-то внутри. Догадки, одна неимовернее другой, наперегонки промчались по блуждающему сознанию. «Неужели мне все это приснилось?» – выскочила суетливо вперед очередная, тут же показавшаяся сама себе безрассудной, догадка. В это невозможно было поверить, хотя бы потому, что я всегда знал четкую грань между сном и явью. Как бы ни явственны были прежние сны, я всегда отделял их от реальности и не допускал мысли об их слиянии. Догадка о параллельных реальностях пришла сама собой.