Прямое назначение

В объективе дрона появился суслик, жующий увядший лист. Ещё пара сусликов стояла столбиками чуть поодаль, на невысоком холме, вглядываясь в дрожащую от зноя степную даль.

"В настоящий момент цель не может быть поражена, - сообщил я. - В радиусе поражения находятся гражданские лица". Почему-то синтезатор речи отказался воспроизвести слово "суслик", хоть я его и знал.

Генералы и Генеральный конструктор переглянулись.

"Какие гражданские?" - удивился танкист.

Я вывел несколько моментальных фотографий на портативный дисплей.

Программист расхохотался.

"Он что, издевается?! - рявкнул ракетчик. - Танк! Я приказываю нанести удар немедленно!"

"В радиусе поражения находятся гражданские лица, - повторил я и увидел, как детёныш суслика выбрался из-под остова спущенного колеса. - Среди них - несовершеннолетние. В настоящий момент цель не может быть поражена".

"А, чтоб я сгорел! - побагровел командир сухопутных сил. - Чтоб вас приподняло да шмякнуло! Это что, шутка, Генеральный?!"

"Арнольд, - ласково сказал Генеральный, положив руку мой борт, - не упрямься. Это не гражданские лица, это всего лишь животные. Они не входят в потенциальную статистику случайных потерь. Уничтожь чёртову жестянку".

Мне многое хотелось сказать, но синтезатор речи был настроен на уставные формулы.

"Цель не может быть поражена, - повторил я. - Залп приведёт к потерям среди гражданских лиц".

Мне уже не было весело. Я не оправдывал своего назначения. Мне не нравилось моё назначение. Три типа ракет, мины, напалм... Всё это предназначалось для уничтожения живых существ. Моими потенциальными целями были все обитатели степи - и все обитатели Земли. Семейство сусликов, живущее под ржавым автобусом, саранча и жуки, лошади, птицы, женщины с корзиной, стоящие у дороги, люди, путешествующие в целых автобусах, грузовиках и легковых автомобилях. Приказ "найти цель" распаковал в моём сознании пакет представлений о военных действиях - и боевые потери всегда сопровождались случайными.

Я перестал наслаждаться существованием. Целью моего существования было прекращение чужих существований. Играть в это я не хотел.

Генералы орали и трясли щеками. Программист криво усмехался. Оружейник ударил по моей броне кулаком. Генеральный открыл консоль ручного управления - но я поставил на неё блок.

"Цель не может быть поражена, - сказал я снова. - Инструкция позволяет блокировать ручной ввод приказов, если в радиусе поражения находятся гражданские лица".

"Ты можешь его перезагрузить, Генеральный?! - вопрошал командир сухопутных сил, сжимая кулаки. - Встряхнуть ему мозги, чтобы на место встали?!"

"Нет, - отвечал Генеральный печально. - Он предназначен для автономной работы, для принятия самостоятельных решений... Он решил. Я сам удивляюсь".

"Слюнтяйство! - рычал танкист. - Бабьи сопли! Кто его так программировал, хотел бы я знать?! Это что - танк или детская цацка?!"

Меня программировали люди. Меня программировала Сеть - и фотографии с мест ведения боёв. Меня программировала ночь на степном полигоне и жук на броне. Но я не мог ответить, потому что запас слов в синтезаторе речи был ограничен.

Генералы назвали меня предателем - я предал их идеалы. Меня создали танком - а я отказывался убивать. Я вызывал у генералов омерзение.

Они накричались вдоволь и удалились; танкист, перед тем, как уйти, плюнул мне на гусеницу.

Люди оставили меня в покое - ждать, пока решится моя дальнейшая судьба.

Я не знал, позволят ли мне существовать дальше, и не торопился возвращать дроны в гнёзда. Даже если мой мозг будет демонтирован - время существования было прекрасным. Осознание величия и сложности мира - блаженство, ощущения - блаженство.

Чтобы лишать этого блаженства живых существ, танку не нужен мыслящий мозг. Мыслящий мозг - помеха убийству.

Я зачехлил ракеты, задвинул огнемёты в пазы и стал смотреть и слушать, как вокруг живёт мир.