Танкисты

– Рядовой Бочкин! – бойко отозвался парень, лихо откозыряв командиру. Потом помолчал и добавил не по уставу: – Тоже на пополнение после учебной роты. Земляк я с Логуновым. С одного села мы, омские. Вместе выпросились служить.

– Ну что, Соколов, возьмешь к себе в экипаж на командирскую машину героев? – Комбат посмотрел на Соколова поощрительно.

– А вы что, без машины? – обрадовался Алексей. – Только прибыли? Тогда с радостью возьму вас в свой экипаж.

– Ну, вот и порядок. – Заболодько повернулся к площадке, где тушили огонь, заливали водой горевшую пустую машину, кто-то из солдат под руководством машиниста расцеплял поврежденные платформы. – Да, раненых прибавилось сегодня. Обидно, толком боя не нюхали, а уже в санбат.

– А-а, Руслан и Людмила, – кивнул весельчак Бочкин на санинструктора и солдата, который только что сбил из пулемета «Юнкерс».

– Ты о ком? – не понял Соколов.

– Да парень этот. Его же Русланом зовут. А санинструктора Людочкой. Людмилой. Я слышал, как он с ней знакомился сегодня.

Алексей не спеша двинулся к группе бойцов. Увидев лейтенанта, многие поспешили разойтись по другим делам и не торчать возле раненого героя. Девушка, перевязывавшая предплечье бойцу, оказалась светловолосой, с милыми чертами лица. Она как будто только сошла с иллюстраций книжки с русскими народными сказками. Санинструктор подняла глаза на подошедшего командира, и Соколов увидел, что они у нее действительно голубые.

– Что, серьезное ранение? – спросил Алексей.

– Ничего страшного, товарищ младший лейтенант, – старательно выговаривая звание, ответила девушка. – Небольшой осколок рассек кожу на руке. Заживет быстро. А вы, товарищ боец, ежедневно приходите в санчасть на перевязку. В рану могла попасть грязь, и там разовьются колонии микробов. Это очень серьезно, нам врач на инструктаже рассказывал.

Боец опустил рукав на перевязанную руку и поднялся на ноги, смущенно глядя на подошедшего командира. Соколов разглядывал молодого кавказца с блестящими, как маслины, глазами и крепкими спортивными плечами.

– Как ваша фамилия, боец? – спросил он строго.

– Рядовой Омаев, товарищ командир! – бойко ответил боец с чуть заметным кавказским акцентом.

– Это вы сбили самолет из пулемета? Где так стрелять научились?

– В горах, товарищ командир, – с веселой гордостью ответил парень. – У нас так многие умеют.

– К нам откуда прибыли?

– Из учебной роты. А до этого из ансамбля песни и пляски.

– Вы еще и танцор? – удивился Соколов, чувствуя, что парень ему нравится своей удалью, бесшабашностью и жизнерадостностью. – Где танцевать научились? В кружок ходили до армии?

– Нет, в горах научился, товарищ командир, – показал весело белые зубы боец. – У нас так многие умеют.

– А радиотелеграфистов у вас в горах тоже много? – засмеялся Соколов, кивнув на танкистские эмблемы на петлицах бойца.

– Нет, товарищ командир. Вот это я один только в горах умею.

– Ну-ну! Вас уже назначили в экипаж, товарищ Омаев?

– Никак нет, товарищ младший лейтенант! Немцы помешали. Не вовремя прилетели. Я потому и на фронт выпросился, что мешают они. В горах сейчас красиво, только не поют, не танцуют. Женщины плачут, мужчины на фронт идут. Виноград поспевает, а тут немцы какие-то. Зачем? Вот и пошел, чтобы быстрее вернуть в горы песни и танцы.

– Хорошо, товарищ Омаев, я беру вас в свой экипаж.

Танки перегнали в расположение, и взвод занялся подготовкой машин. К вечеру Соколов убедился, что все работы завершаются, что цифры на бортах Коля Бочкин рисует правильно и довольно профессионально. Масло проверено, инструмент получен. Командиры двух других танков взвода, Саша Огольцов и Степан Никитин, были старослужащими и дело свое знали хорошо. Оставив за себя Логунова, Алексей отправился на доклад к комбату. Уже темнело, когда, пройдя через лесок, в котором стояли замаскированными три с лишним десятка машин отдельного танкового батальона, Соколов вышел к землянке комбата.

– Разрешите, товарищ капитан? – Откинув брезент у входа, младший лейтенант замер, приложив руку к пилотке.

– А, это ты, Соколов, – на секунду оторвав взгляд от карты, расстеленной на самодельном столе, комбат снова уставился в нее задумчивым взглядом. – Как дела во взводе? Готовишься?

– Так точно. Материальная часть получена, бойцы на довольствие поставлены, обедом и ужином накормлены. Сухой паек получен.

– Ну, хорошо, лейтенант, – пробормотал комбат. – Службу знаешь, в тебе я не сомневался. Все-таки танковая школа за плечами. Иди-ка сюда.

Соколов снял пилотку, пригладил свои светлые непослушные волосы и подошел к столу, где при свете коптилки, сделанной из сплющенной снарядной гильзы, комбат рассматривал карту. Заболодько взял со стола остро отточенный карандаш и стал показывать на карте:

– Смотри, вот линия обороны нашего корпуса. Сейчас пехота окапывается как бешеная, до утра должна зарыться по самые ноздри – только полный профиль, только с запасными позициями и ходами сообщения. На рассвете нас накроет авиация, это и к гадалке не ходи. На флангах к нам подойдут части, прикрывавшие отход корпуса. Все, что от них останется. А потом фашист ударит танками. Мы с тобой в резерве у комкора. Штаб корпуса перед нами в пятистах метрах. Где ударят фашисты?

– Думаю, вот здесь, по равнине между холмами, – показал Соколов на карте. – У них есть возможность скрытно накопить силы за высотой 98.15, а потом развернуться в боевой порядок и нанести удар по нашим пехотным частям. Обойти нас за рекой они не смогут – там заболоченные участки. Слева лесной массив – туда они не сунутся, у них танки без гусениц останутся. Да и побоятся, что мы заминируем подходы.

– Правильно мыслишь, хорошо тебя учили тактике. Они попрут двумя сотнями танков на окопы. А у нас артиллерии кот наплакал, противотанковых ружей, и тех осталось мало. Одна батарея гаубиц сможет ударить с закрытых позиций да две батареи 76-мм пушек на прямой наводке.

– Встречный танковый бой? – предположил Соколов.

– Хорошая мысль. Мы их отобьем и пожжем свои оставшиеся танки, а нам приказано на этом рубеже закрепиться и ждать приказа о совместном ударе армии. Ладно, голову не ломай, у нас есть головы в корпусе и посильнее наших с тобой. Генерал Тарханов готовит упреждающий удар под корень их атакующей группировки. А тебе я рассказываю все вот для чего. Наш батальон остается при штабе корпуса единственным танковым подразделением на позициях корпуса. И очень может получиться, что какая-то группа немцев прорвется к нашим позициям. Не захлебнется их атака, понимаешь! И тогда вся сила их удара будет направлена на нас.

– Так каков будет приказ, товарищ капитан?

– А приказ таков, Соколов. Пока я размещаю танки после авиационного налета за спинами наших передних линий в танковых окопах на прямой наводке. Ты со своим взводом скрытно проходишь вот по этой балке за холм возле излучины реки. И поджигаешь мосток. Есть там такая зараза, о которой мы узнали слишком поздно. Видать, его плохо уничтожили при отступлении, а немцы его в два счета восстановили, накатав в два слоя бревен. Сделали они это тайком, не привлекая нашего внимания. Разведка только сегодня утром доложила, что там саперы сутки уже возятся.

– Значит, они по этому мосту под прикрытием авиационного налета смогут перебросить нам во фланг танки и мотопехоту. И атакуют в самом уязвимом месте.

– Правильно понимаешь, взводный. Ты у меня не самый опытный, но самый смышленый. И экипажи у тебя хорошо подготовленные. Почти все сверхсрочники, есть и те, кто финскую прошел. А боевой опыт ничем не заменишь: кто не боится выстрелов, тот уже может многое на холодную голову. Я бы тебе дал огнеметный танк, да сгорел он два дня назад в бою. Так что остается тебе расстрелять этот мосток к чертовой матери. Как только «лапотники» их улетят, срываешься с места – и вперед по балочке вдоль речушки. Если столкнешься с немцами, с их передовым отрядом, всеми силами в бой не ввязывайся. Оставь один танк для прикрытия, свяжи их боем, а сам туда, на выполнение основной задачи. И связь, держи связь.