Синдром Джека-потрошителя

– Я не пожалею о том, что попросил вас об этом?

– Может, и пожалеешь, – пожал плечами Сергей Аркадьевич. – Но ведь и ты пришел ко мне не за обычным советом. Я спросил тебя, насколько опасен тот маньяк. Теперь я даю тебе человека, которого это не испугает. Тот, кто согласен лезть в сознание монстра, должен подготовиться к этому, и каждый справляется по-своему.

– Ладно, рассказывайте, что это за чудо-женщина.

Леон казался расслабленным, насмешливым даже, но Сергей Аркадьевич слишком хорошо знал его. Он чувствовал, что сейчас гость насторожен даже больше, чем когда вошел в этот кабинет.

Но это правильно. Леон должен понимать, насколько высоки ставки в игре, которую они с Дмитрием затеяли. Что любопытно, Дмитрий, со своими рыцарскими иллюзиями, вряд ли до конца поймет дракона, которого он взялся преследовать, а вот Леон может.

– Ее зовут Анна Солари, – сообщил Сергей Аркадьевич. – Но, прежде чем я расскажу тебе о ней, мне нужно убедиться, что ей самой это хоть сколько-то интересно.

Он ввел в телефон номер, который знал наизусть – потому что этот номер запрещено было хоть где-то сохранять. Он отправил через мессенджер фотографию Леона, сделанную пару минут назад, и короткое сообщение:

«Это Леонид Аграновский. Он охотится на одного из тех, кто интересен тебе. Я ручаюсь за него, он – мой бывший пациент и хороший друг. Я могу послать его к тебе с уверенностью, что он выйдет из твоего дома живым?»

Когда он впервые увидел Анну Солари, она сияла в золотых огнях. Она была созданием, сотканным из воздуха и солнечного света, и этим она поражала. Леон понимал, что это всего лишь трюк, который она провернула с поразительной ловкостью. Но сопротивляться он все равно не мог: за такое отвечает не разум, а подсознание, инстинкты. И Анна Солари сделала все, чтобы ее образ мгновенно впечатался в его память, прожег ее и остался с Леоном навсегда, став одним из ключевых воспоминаний.

Уже потом, обдумывая случившееся, он понял, что и как она сделала. И он, даже сквозь раздражение, был вынужден признать, что схема получилась гениальная.

Детям многие воспоминания кажутся яркими, потому что воспоминаний у них немного. Их память – это чистый лист, и каждый новый опыт, каждое «впервые» кажется невероятным, почти магическим событием. Но возраст делает свое дело, воспоминаний накапливается все больше, и они теряют цвет. Пресыщенность уничтожает ощущение чуда. «Впервые» встречается все реже, а при знакомстве приходится сосредоточиться, чтобы неимоверным усилием воли запомнить лицо и имя собеседника, да и то с первого раза получается не всегда. Но Анна Солари, видно, хотела, чтобы он ее запомнил – и вынудила его сделать это.

Для начала она заставила его насторожиться. Это в привычном ритме города, пусть и быстром, но все же монотонном, разум словно засыпает, и многие действия выполняются на автопилоте. Дом, в котором жила Анна, сам по себе призывал приготовиться ко всему.

Ее жилище располагалось в стороне от больших дорог. Чтобы попасть к ней, нужно было проехать старую деревню, а потом еще минут семь-восемь испытывать машину на узкой полоске земли, изрытой ямами, которую и дорогой-то можно было назвать только в шутку.

Когда эта полоса препятствий заканчивалась, гостя встречал вовсе не роскошный особняк, построенный по последнему слову техники – с видеокамерами и солнечными панелями на крыше. За простым железным забором и буйно разросшимися туями просматривался старый коттедж, типичный привет из сорвавшегося счастья девяностых. С архитектурной точки зрения он был бездарен: казалось, что его создатель хотел запихнуть в проект все – и башенки, и галереи, и колонны, и гипсовых львов на крыльце. «Сделайте мне богато». С практической точки зрения дом был еще хуже. Его создатель, замахнувшийся на богатство, не потянул собственный грандиозный план – то ли желание отпало, то ли времена сменились, и ему стало не до того. Дом достроили кое-как, в его стенах четко просматривались кирпичи и штукатурка разных времен, в окнах стояли стеклопакеты из пластика и дерева, словно подобранные по одному, а оттого совершенно негармоничные. И даже крыша уже превратилась в лоскутное одеяло, которое проще было бы выбросить, однако его упрямо латали.

Словом, дом выглядел жилым, но убогим и неухоженным. Никому не захотелось бы грабить его, потому что было очевидно: грабить там нечего. Если только в гараж заглянуть – он, большой, рассчитанный по меньшей мере на две машины, стоял в стороне от дома, но тоже, казалось, готов был развалиться, если вдруг начнется гроза.

Он ожидал увидеть не это. Сергей Пыреев, психиатр, направивший его сюда, сказал, что проблем с деньгами у Анны Солари нет: она написала несколько десятков книг и научных работ о маньяках, получивших большую популярность в англоязычных странах. Выбор рынка был не случаен: Анна не хотела славы, она сторонилась любой известности, ей просто нужны были деньги, и оттуда они лились легко. Поэтому Леон ожидал увидеть маленькую личную крепость, а увидел домик сумасшедшей.

Он был насторожен, когда входил в заросший травой двор, не испуган, но напряжен. Снова прокручивая в памяти тот день, Леон понял, что уже тогда, на входе, она заставила его память работать лучше, острее, а потом лишь подлила масла в огонь.

Его разум, встревоженный непонятным местом, поспешно рисовал новую картину. Что может быть в таком доме? Да такая же эклектика, как и снаружи! Корявые обои с цветочками, мебель из разных эпох, все пестрое, дорогое, несовместимое. Разве нет?

Нет?..

Оказалось, что нет. Внутри не было почти ничего, этот дом и вовсе не подходил для жизни, хотя в нем, очевидно, жили – на это указывала вешалка с одеждой в прихожей и мебель на кухне. Но в целом дом был брошен на этапе черновой отделки. Леона встречали серые бетонные стены с кое-как перемотанными изолентой проводами, одинокие лампочки, свисающие с потолка, и дверные проемы без дверей.

Его настороженность возросла. Если все это было частью плана Анны, то второй пункт ей тоже удался.

Входная дверь была открыта, так же как и калитка, ему не пришлось стучать. Однако самой хозяйки нигде не было, она не встречала его. Леон слышал только музыку, играющую где-то на втором этаже, – приглушенные восточные переливы.

– Эй, есть здесь кто? – позвал он. – Анна, меня зовут Леонид, Сергей Аркадьевич должен был предупредить вас, что я приеду…

Ответа не было, и это раздражало, злость плеснула в кровь еще адреналина. Тогда у него не было ни шанса догадаться, что он делает все именно так, как она и рассчитала. Он словно вернулся в ту ночь на шоссе, когда ему звонил Дима. Но теперь он был машиной, а Анна Солари – водителем, и она проверяла, будет ли автомобиль вести себя так, как ей угодно.

Он лишь помнил, что не должен ничего ожидать, поэтому пошел на звук музыки. Поднявшись на второй этаж, Леон обнаружил, что там двери уже есть, но некоторые из них оставались открытыми. Окна в этой стороне выходили на запад, он приехал вечером, на закате, как и было велено, и комнаты были залиты солнечным светом.

Леон, поначалу ослепленный им, увидел человеческий силуэт неподалеку от себя и решил, что это точно Анна – должна быть она, Пыреев сказал, что она живет одна.

– Здравствуйте, Анна, я…

Он осекся, сообразив, что собеседница его не поймет. Да она бы никого не поняла: перед ним стоял манекен. Качеством он был получше, чем одинаковые болванчики в магазинах, но на живого человека походил даже не этим, а удачно подобранным нарядом, париком и, главное, игрой света, не позволявшей мгновенно определить, что собеседник не моргает и не дышит.

В этой комнате было полно манекенов, и все – женщины примерно одинакового роста и комплекции. Некоторые были одеты как самые обычные прохожие с улицы, наряды других отличались экстравагантностью, при виде которой японские подростки погибли бы от эстетического экстаза. Рядом с дамой в строгом костюме вполне могла стоять девица в балетной пачке, радужных чулках и пиджаке, стилизованном под гусарскую форму, однако в общем безумии зала это казалось вполне естественным. Манекены не просто стояли, они тут жили: сидели на подоконниках и за столом, танцевали, читали книги, и это причудливое общество добавляло атмосфере заброшенного дома нечто потустороннее.