Страница 3 из 13
В общем, Елизафета Федоровна была личностью незаурядной, коли уж умудрялась в наш развращенный век заставить своих последователей жить по режиму. И еще она была богата. И одинока. Несмотря на свою привлекательность и большое количество поклонников, Елизафета Федоровна сходить замуж как-то так и не удосужилась. То ли сама не захотела связываться с домашним бытом, то ли не смогла выбрать из числа многих достойных претендентов. Но так или иначе, а замуж Елизафета Федоровна так и не вышла, детьми не обзавелась и всегда и повсеместно называла Марину, маму Саши, не только своей племянницей, но и наследницей.
– Мариночка, ты да Сашка – вот и все, кто у меня есть. Ларка – старая перечница. Глеб – старый мухомор. Какие из них наследники?
Ларка и Глеб – это были самые старые и проверенные друзья Елизафеты Федоровны. Глеб одно время даже ходил у нее в женихах, но, получив решительный отказ, переключился на лучшую подругу тетушки Феты – Лару. Та ответила мужчине взаимностью, и новая пара состоялась. Елизафету Федоровну такая переменчивость ее поклонника ничуть не огорчила, она сразу сказала, что Глебу с Ларой будет куда лучше, чем с ней.
Жили эти двое по соседству с Елизафетой Федоровной в том же городе. Детей у Глеба с Ларой тоже не случилось. Отвлекаться им было, кроме как друг на друга, не на кого, и они много времени проводили втроем. Из всех троих именно Елизафета Федоровна вела самый активный образ жизни, она много ездила, многим интересовалась. Именно она была локомотивом, а Глеб и Лара двигались за ней прицепными вагончиками.
Обычно случается так, что пожилые люди начинают требовать от своих молодых сородичей внимания и заботы. Но Елизафета Федоровна и тут проявила оригинальность: никакого внимания от своей племянницы она не требовала. Наоборот, это Марине приходилось вылавливать тетушку, чтобы просто спросить, как у той дела. А дел у Елизафеты Федоровны было всегда слишком много, а времени слишком мало.
– Как подумаю, что мне уже семьдесят пять, страшно становится. Сколько же мне еще осталось? Двадцать? Двадцать пять? В лучшем случае тридцать или тридцать пять. Дольше не протяну, я чувствую.
У Саши всегда глаза лезли на лоб, когда он слышал, как бабуля спокойно рассуждает о том, что дожить до девяносто пяти или до ста – это для нее еще не предел.
Впрочем, здоровье у Елизафеты Федоровны было отменное. Просто богатырское здоровье.
– Вас хоть в армию отправляй!
Так ей регулярно говорили врачи, проводящие осмотр. Ни анализы, ни результаты КТ не позволяли предположить в Елизафете Федоровне хотя бы малейшей хвори.
– Суворов, Кутузов и Барклай де Толли в одном лице, – хвасталась сама старушка, почему-то упорно смешивая этих трех полководцев, хотя отменным здоровьем из них троих отличался лишь Суворов, да и тот в детстве был довольно хилым.
И, сворачивая разговор с любимой племянницей, тетушка говорила:
– Нечего моим здоровьем интересоваться. Оно со мной и никуда не денется. А теперь, Мариночка, прости, но я должна бежать. Позже созвонимся. Я сама тебе позвоню. Но чуточку попозже.
Но никогда это самое «попозже» не наступало. И Марине или Саше приходилось самим вылавливать неуловимую Елизафету Федоровну, чтобы просто услышать ее голос. И вот внезапно в один день и как-то очень уж непонятно все изменилось. Саша прекрасно помнил, как это случилось. Но нельзя сказать, чтобы эти воспоминания были ему приятны.
Глава 2
В то утро тетушка позвонила им сама. Ключевое слово тут было САМА! Потому что до этого Елизафета Федоровна на памяти Саши сама им никогда не звонила. Разве что заранее поздравить с праздником, на который она собиралась отбывать куда-нибудь далеко или должна была быть так страшно занята, что боялась не суметь поздравить родню.
Но сейчас никаких праздников на горизонте не наблюдалось. А тетушка позвонила. И самое странное, что голос ее звучал устало и как-то даже уныло.
– Как у меня дела? – вздохнула она в ответ на вопрос племянницы. – Да знаешь, как-то неважнецки у меня дела.
Это признание чуть было не заставило Марину упасть в обморок.
– Тетя! – воскликнула она. – Вы ли это? Что случилось?
И тетушка вторично поразила ее:
– Не могла бы ты ко мне приехать? – тихо попросила она. – И если можешь, прихвати с собой Сашку, пожалуйста. – И помолчав немного, добавила: – Даже, я тут подумала, обязательно его прихвати. Да, так будет лучше всего.
– Тетя, говори сразу! Ты больна?
– Я здорова. Пока еще здорова и пока еще жива. Но вы все-таки оба поторопитесь. Мне кажется, что это может быть ненадолго.
Нужно ли говорить, что Саша с матерью примчались к Елизафете Федоровне в тот же день. Сразу после ее звонка они не стали даже завтракать, а сели в машину и меньше чем через час были уже дома у старушки.
Елизафета Федоровна встретила их непривычно бледной и неухоженной. Обычно к приходу гостей, да вообще всякий раз перед выходом в люди она накладывала макияж. Да, он никогда не был ярким. Но тем не менее он был, потому что Елизафете Федоровне было не все равно, как она выглядит. А сейчас ей было как будто бы не доэтого.
Встретила она племянницу с сыном необычайно тепло, обняла их и заплакала:
– Милые мои! Если бы вы знали, как я вас люблю!
Это перепугало Сашу с мамой окончательно. Такие сентиментальные чувства были совсем не в характере тетушки.
– Тетя Фета! Что с тобой? Говори немедленно, что случилось?
– Я скоро умру.
– Боже! Вы были у врачей? Что они вам сказали?
– Врачи тут ни при чем. Это все голоса.
– Чьи голоса?
– Их!
И тетя Фета ткнула пальцем куда-то в люстру. Что и говорить, люстра у нее была очень красивая и дорогая. Настоящее муранское стекло. Тетя Фета привезла эту люстру из своего путешествия по Италии. Надо представлять, сколько усилий ей стоило доставить это чудо стеклодувного мастерства через границу. Люстра была большой и хрупкой. Иначе как фантастическим везением прибытие этой люстры в багаже тетушки объяснить было нельзя.
Марина взглянула на люстру с большим почтением. Слава муранских мастеров шагнула далеко за пределы Италии. Но все же раньше слышать о том, чтобы им удалось изготовить люстры с подобным эффектом, не приходилось.
– Но раньше люстра не разговаривала. Давно это у нее началось?
– Марина, при чем тут какая-то люстра!
– Вы указали на нее пальцем. Я думала, может, там что-то вроде встроенного приемника имеется.
– Я показала пальцем просто наверх, – вздохнула Елизафета Федоровна. – Потому что именно там обитают те, кто со мной разговаривает.
– Соседи? Соседи сверху? Они шумят? Разговаривают? Погодите… Но над вами же чердак!
– А выше чердака что?
– Крыша.
– Выше него небо, – снова вздохнула Елизафета Федоровна. – И там обитают мой отец с матерью. Во всяком случае, я очень надеюсь, что они там, а не там.
И она ткнула пальцем теперь уже себе под ноги. Марина хотела спросить, кто там у тети в подвале, но вовремя сообразила, чтоˆ имеет в виду тетя, и прикусила язык.
– Значит, вы слышали голоса дедушки с бабушкой?
– Да.
– Но ведь они оба умерли.
– А я тебе о чем говорю! Мне слышатся голоса тех, кого уже нет с нами. И если бы только это. Я еще и сон видела с ними обоими. Стояли они на фоне какой-то речки, дедушка ведь был заядлый рыбак, вечно с удочками на речке пропадал. А рядом ухоженный домик со ставенками и такими вышитыми белыми занавесочками. Ты же помнишь, какая твоя бабушка была рукодельница и мастерица по части вышивки?
– Помню.
– Вот все и сходится. Они на том свете ни в чем не нуждаются. Отец рыбачит. Мама хлопочет по дому. Каждый занимается тем, что ему нравилось в его земной жизни. И вокруг у них там так светло, так солнечно. Да они и не скрывают, что у них все хорошо. А вот насчет меня у них такой уверенности нет. Как про меня речь зашла, так они оба вдруг такими печальными сделались. И говорят: доченька, тебе к нам еще рано, а только все равно придется. Но ты ничего не бойся, мы тебя ждем.