Rest in peace

— Машину поведу я, — заявил Джеймс, выходя из спальни с её сумкой в руках.

— Разбежался, — отмахнулась от него девушка, выпроваживая из квартиры. Её ждала долгая дорога в дурацкий пансион в обществе жутко раздражающего урода. Хотя уродом Джеймс Уолш был только моральным. Внешне вампир не вызывал никаких нареканий: светлые волосы всегда аккуратно подстрижены и стильно уложены, тёмные джинсы и футболки подчёркивали хорошую, очень хорошую фигуру, а чёрные глаза… Эллисон бы душу продала за такие глаза или, на худой конец, обменяла бы на свои бледно-голубые с тонким желтоватым ободком вокруг зрачка. Почему моральные уроды, в большинстве своём, так привлекательны внешне? Жестокая несправедливость.

На удивление, всю дорогу Джеймс молчал и не отвлекал её. Эллисон могла спокойно вести свой чёрненький джип и наблюдать за проплывающим мимо пейзажем, довольно тусклым и унылым, впрочем. Была середина осени, очень холодная, и небо затянуло серыми тучами. Казалось, вот-вот на лобовое стекло должна упасть дождевая капля, а следом за ней — множество других маленьких капелек, и так до тех пор, пока дождь не пойдёт одной сплошной толстой стеной. Но этого не происходило. Царил полумрак и тоска, за серым полотном было совсем не видно солнца. Погода была на редкость отвратительная, и, что неудивительно, всецело устраивала Джеймса, который именно по этой причине так спокойно заявился к ней днём. Эллисон про себя молилась на то, чтобы солнце всё-таки выглянуло, и она смогла по приезде прогуляться какое-то время в полном одиночестве, оставив вампира в затонированной машине.

Но мольбы охотника на нечисть, кажется, всегда были для высших сил пустым звуком. Потому что когда город и коричневые леса вдоль трассы остались, наконец, позади, и девушка увидела подъезд к старому готическому особняку, скорее всего, принадлежавшему кому-то из колонизаторов много лет назад, время было уже к вечеру и намёка на солнце не было никакого.

— Какая прекрасная здесь погода, однако, — довольно пропел с заднего сиденья Джеймс.

— А как по мне отвратительная. Я надеялась, что будет светить солнце, ты выйдешь из машины и, наконец, сдохнешь, — едко ответила Эллисон, припарковавшись у крыльца рядом с неработающим фонтаном.

— Какая ты злая, пупсик, — поцокал языком вампир, выходя из машины с её спортивной сумкой на плече. Эллисон вылезла следом, закрыв автомобиль. Они вместе направились прямиком к старинным ступенькам, которые, по ощущениям Элли, не подвергались ремонту века эдак с восемнадцатого.

— Какая есть. Между прочим, я тебя не держу. Справлялась же как-то без мужика два месяца назад.

— Женские пансионы плохо на тебя влияют, — сделал вывод Джеймс, попав в самую точку. Один только здешний вид вгонял Эллисон в депрессию. — Гляди-ка, а вон те красавицы от такого горячего мужчины, как я, явно бы не отказались, — шепнул он ей на ушко, когда они вошли в здание пансиона. Судя по тому, что две примеченные Джеймсом ученицы выходили из помещения, из-за дверей которого слышался щебет девичьих голосков и пахло тушёными овощами, в школе было время ужина. — Уверен, у той блондиночки, в отличие от тебя, кружевное бельишко.

— Откуда ты знаешь, какое у меня?!.. — возмущённо закричала Элли, но, заметив, что привлекла внимание девушек, зашипела. — Только не говори, что ты рылся в моей сумке!

— И не нашёл там ничего интересного. Упаковка серебряных пуль, ружьё, святая вода, осиновый кол… Мне жаль этих девушек. Ты и правда их ненавидишь.

— Если бы мы не были у всех на виду, я бы тебе врезала, — пробурчала Эллисон, стуча в кабинет директрисы. Кажется, в своём письме женщина жаловалась на плохой аппетит.

— Входите, — раздался усталый голос по ту стороны двери. Либо она поела раньше, либо у неё и впрямь тяжёлая психологическая травма.

Директриса Мэгги Готэмбург сидела за большим дубовым столом в кабинете, так и не познавшем двадцать первого века. Окна позади стола были занавешены тяжёлыми зелёными шторами, стены обклеены выцветшими обоями в полоску, перед столом поставлены две бархатные старинные софы. Джеймс и Эллисон пристроились на разные диванчики и внимательно посмотрели на женщину.

В ярком жёлтом свете горящей на столе лампы-торшера сорокалетняя Мэгги Готэмбург выглядела на все шестьдесят. Волосы женщины поседели, под глазами залегли тёмные круги, а кожа плотно обтягивала кости, что могло значить только то, что женщина была в полном отчаянии. Она смахивала на сумасшедшую: её карие глазки перебегали от Эллисон к Джеймсу и обратно, при этом женщина не произнесла ни слова.

— Миссис Готэмбург, меня зовут Эллисон Пратт. Я охотник, которого вы просили о помощи, помните? — прервала неловкое молчание Элли.

— Ах, да, конечно, добрый вечер, мисс Пратт. Я так рада, что вы откликнулись на моё письмо, — быстро произнесла директриса. — Не сочтите за грубость, но я бы хотела, чтобы вы приступили к работе как можно скорее. Я не выдержу, если ещё одна из моих девочек погибнет.

— Разумеется, я приступлю этой же ночью, только задам несколько вопросов. Боюсь, что вы изложили мне недостаточно информации в вашем сообщении. Будете ли вы так любезны ответить? — мягко и крайне вежливо обратилась девушка к женщине. Сидящий на другой софе Джеймс закашлялся.

— Конечно-конечно, что бы вы хотели узнать? — встрепенулась миссис Готэмбург.

— Вы сказали, что было найдено шесть тел. Ночью накануне случаем не светила полная луна?

— Не уверена, — поджала губу директриса. — Ох, да, точно. Я плохо спала в ту ночь и вышла прогуляться на рассвете, тогда и обнаружила Кэйси на опушке. Бедная-бедная девочка! Точно помню, что в ту ночь было полнолуние.

— Понятно. Кажется, Кэйси — последняя погибшая? Вы не могли бы предоставить мне даты нахождения тел других девушек?

— Ох, они все были найдены в ужасном состоянии! Я помню, что Дженни нашли 6 сентября, — едва сдерживая слёзы, ответила женщина.

Эллисон пробила дату в интернете через телефон. В ту ночь действительно также было полнолуние.

— Понятно. Последний вопрос. Вы сказали, что тел было найдено только шесть, в то время как пропало десять девушек. Не могли бы вы предоставить мне данные не найденных четырёх?

После того, как Эллисон получила на руки документы, они с Джеймсом вышли прочь из кабинета. Сжимая в руках бумажки формата A4, девушка размышляла о том, как скоро персонал пансиона сообщит в больницу и Мэгги Готэмбург отстранят от должности. Девушка не сомневалась, что в несчастьях пансиона виноват оборотень, возможно, не один, но, даже когда она пристрелит терроризирующую это место тварь, директриса не сможет управлять школой. Слишком уж её потрясли смерти её подопечных. Она не сумеет прийти в норму. Как девушка, Эллисон жалела бедную женщину, но, как охотница, не могла позволить себе распускать нюни.

— Ты умеешь разговаривать с людьми, — с усмешкой на губах произнёс Джеймс, привлекая к себе внимание. Они как раз дошли до этажа проживания персонала, где им выделили комнату. К сожалению, только одну, ибо на рабочем электронном ящике Элли не было указано то, что она работает вместе с мужчиной. Потому что Эллисон действительно с ним не работала. Так, ездила убивать ночь-другую.

— Вот это открытие. А до этого ты моей речи не слышал, идиот? — прокомментировала его высказывание девушка, в то время как открывала дверь в комнату выданным директрисой ключом.

— Речи — нет. Обычно ты только ругаешься, ворчишь или отмахиваешься. Ни разу не замечал за тобой до этого чисто английской вежливости, — подтвердил Джеймс, первым скользнув в открытую дверь и примостив сумку Эллисон на полу рядом с кроватью.

— Я же, всё-таки, англичанка. Что касается тебя, то ты в свой адрес ничего иного и не заслужил.

— Ты ранишь меня в самое сердце, — картинно приложил руку к левой стороне груди Джеймс.

— Ты вампир. У тебя не бьётся сердце, — равнодушно парировала Элли.

— Это не мешает тебе его ранить. Кстати, кровать-то односпальная. Будешь спать на мне, милая?