Монстр

Лена Летняя

Монстр

Глава 1

Мне часто снится этот сон.

Я снова прихожу на второе собеседование в Корпус Либертад. Я молода, амбициозна и слишком большого мнения о себе. Немного раздражена из-за того, что Корпус сам пригласил меня, неизвестно где раздобыв резюме, поскольку работу я на тот момент не искала, а теперь гоняет по собеседованиям. Сначала с кадровиком, теперь вот — со старшим следователем группы, в которую меня должны взять, а потом обещают еще одно — с директором направления. Но вместе с тем я испытываю легкое возбуждение от перспективы стать частью одной из самых загадочных и вместе с тем — могущественных организаций Дарконской Федерации.

Я сижу в скромной переговорной на троих, на столе передо мной стоит чашка кофе, заботливо поданная секретарем, а старший следователь опаздывает уже на десять минут. Я сижу в тишине, разглядывая скучные стены, и гадая, стоит ли проявить характер и уйти, когда истекут пятнадцать минут — допустимое правилами приличия опоздание.

Во сне часть меня уже знает, что произойдет дальше. Эта часть ждет того момента, когда откроется дверь и моя жизнь разделится на «до» и «после».

«До» я всегда знала, что любовь — это всего лишь гормоны. Я считала, что слабые коленки, дрожь внутри, затрудненное дыхание и неумение сформулировать мысль в присутствии объекта страсти — удел глупых куриц, не знающих себе цену. Я и существование страсти ставила под сомнение, предполагая, что это просто способ людей оправдать собственные ошибки. Я никогда не теряла голову, подходя к кавалерам с трезвой расчетливостью, которая приводила в уныние мою маму.

«После» я считала себя дурочкой, ничего не понимавшей раньше. Никогда не любившей. Наверное, так и получается, когда впервые влюбляешься в двадцать пять. Впервые испытываешь эти трепет, и восторг, и страх, и отчаяние. Впервые начинаешь сомневаться в себе и собственной привлекательности. Впервые теряешь голову, путаешь слова и забываешь, как дышать.

— Лионелла Донован, — тихо, но очень внятно читает с листа мой интервьюер. Ему уже хорошо за тридцать, у него очень красивые светло-серые глаза, странно сочетающиеся с черными волосами, подтянутая фигура, короткая стрижка и военная выправка. Как потом оказалось, прежде чем стать следователем Корпуса, он служил в армии. — Лионелла… Необычное имя.

В своем сне я раз за разом краснею, когда слышу это, как и было в реальности. Мне мое имя всегда нравилось, но в тот момент мне отчего-то стало неловко оттого, что оно у меня такое необычное. Я помню, как испугалась, что из-за него меня могут не взять. Я и так была слишком молода и не очень-то походила на аналитика, на должность которого меня собирались взять. Разве блондинки бывают аналитиками?

Мой будущий шеф — Маркус Фрост — смотрит на меня и задает какие-то вопросы, но во сне я их не слышу. В реальности я была слишком потрясена им, поэтому ничего не запомнила: ни что он спрашивал, ни что я отвечала, краснея и заикаясь как школьница.

Я силюсь предупредить об опасности, которая ему грозит, но не могу. Я не помню слов, не знаю, как это сказать и как объяснить. А он все что-то говорит и говорит, и его тихий, вкрадчивый голос обволакивает меня. Он словно залезает мне под кожу, опутывает тонкой нитью паутины, навсегда замыкает на себя, чтобы больше я никогда не могла посмотреть ни на кого другого. Так не бывает, скажете вы? Я тоже так думала.

В реальности мы проработали вместе около года. Я научилась не заикаться в его присутствии, стала приносить пользу и вскоре добилась того, что шеф начал очень ценить меня как профессионала. К сожалению, он совершенно не замечал меня как женщину.

Маркус был дружелюбен и приветлив, всегда демонстрировал готовность прийти на помощь подчиненным: выслушать их проблему, понять ее и решить или хотя бы объяснить, как решать. Он помнил все дни рождения и всегда находил несколько добрых слов, когда мы в них нуждались. Когда мы подводили его, он нас прощал, всегда брал перед руководством ответственность за наши ошибки на себя, а нас только просил больше так не делать. Все тем же тихим и спокойным голосом, который пробирался мне под кожу и вызывал волну мурашек каждый раз, когда я его слышала. Каждый из нас в такой момент был готов умереть на месте, только бы больше так его не подвести. И мы не подводили. Скажете, таких начальников не бывает? Я тоже так думала.

Мы были друзьями. Точнее… я пыталась быть его другом, потому что несмотря на всю свою доброжелательность, он оставался очень закрытым человеком. Даже те, кто работал с ним давно, не знали, чем он живет и от чего бежит. Ходили слухи о какой-то темной истории, связанной с магами, из-за которой он ушел из армии и пошел работать в Корпус Либертад, но никто толком не знал подробностей. Сам он не рассказывал, а на осторожные вопросы отвечал или молчанием, или искусно менял тему. Несколько раз я пыталась проникнуть за эту стену холодного вежливого отчуждения, но только однажды мне это почти удалось.

Заканчивался февраль, работы было как всегда много, людей — слишком мало, а бюрократические заморочки съедали половину рабочего времени. Однако мне удалось получить неделю отпуска, и в свой последний рабочий день я задержалась допоздна, твердо решив, что подчищу все бумажные «хвосты» сегодня.

К тому моменту, когда мне это удалось, городской транспорт уже закончил работу, своей машины у меня еще не было, поэтому я вызвала такси. Пока ждала его, решила зайти на офисную кухню и выпить чашку кофе. Порой некоторые из нас практически жили в штаб-квартире Корпуса, поэтому здесь имелось все необходимое: кухня, душевые, даже несколько спален, походивших на номера в очень аскетичном отеле.

В ту ночь штаб-квартира была почти пуста. Несколько человек как всегда находились на посту охраны, может быть, кто-то еще сидел в лабораториях, кабинетах и ритуальных залах, а вот на кухне в тот момент оказался только он, мой шеф, старший следователь Маркус Фрост.

Он сидел, развалившись в кресле за дальним столиком у огромного, во всю стену, окна и задумчиво смотрел на свое отражение в темном стекле. Кажется, я впервые видела его без кителя, с расстегнутыми верхними пуговицами белоснежной форменной рубашки. Следователи относились к военизированной части Корпуса и носили форму, близкую по виду к армейской, хотя сам по себе Корпус оставался независим от Армии Федерации.

Для всех всегда оставалось загадкой, как Фросту удается выглядеть идеально каждый день, в любой ситуации. Даже когда мы проводили расследования в страшной глуши и оставались на ногах сутками, его рубашка выглядела свежей, а форма никогда не мялась и оставалась застегнутой на все пуговицы. Он всегда был гладко выбрит, пострижен и причесан «по уставу» и источал тонкий ненавязчивый аромат хорошего мужского парфюма.

Именно поэтому я так удивилась, увидев его без кителя, в расстегнутой сверху рубашке, с чуть взъерошенными волосами и легкой тенью щетины на подбородке. Он выглядел уставшим и очень грустным. Даже не будь я аналитиком, догадалась бы, что случилось что-то плохое.

— Разве ты не должна быть в отпуске? — поинтересовался он, заметив меня. Несмотря на его состояние, у него нашлись силы на небольшую улыбку и доброжелательный тон.

— Можешь считать, что я уже в нем, — улыбнулась я в ответ. — Решила разорить Корпус на чашку кофе перед уходом, после чего неделю не хочу никого из вас видеть.

Я сказала это легким шутливым тоном, естественно, не имея в виду его самого, поскольку больше всего на свете я хотела бы видеть его каждый день — первым делом утром и последним делом перед сном.

Он улыбнулся, на мгновение отведя взгляд в сторону, и я вдруг поняла, что он прекрасно знает об этом моем желании, просто старается не показывать вида. Он все эти месяцы упрямо игнорировал мои попытки флиртовать с ним, ни разу не сказав прямо, чтобы я прекратила. Поэтому со временем я прекратила сама, решив, что просто не в его вкусе, или он уже с кем-то, или категорически против романов на рабочем месте, или просто не замечает.