Страница 5 из 17
Наступил 1905 год. Приближение первой русской революции давало о себе знать брожением и волнением во всех социальных слоях. После трагедии 9 января революционные настроения проявились с новой силой. Охватили они и учащуюся молодежь - ив высшей и в средней школе. Не миновали они и царскосельскую гимназию. Ее воспитанники приняли участие в двух резолюциях учеников средней школы, содержавших требования об изменениях в учебном деле; 111 подписей из 769 в этом документе, обнародованном 10 февраля либеральной газетой "Право", принадлежали царскосельским юношам. Директор никак не вмешивался в дела своих подопечных, не мешал им выражать свои настроения. Продолжал он и свою линию независимого поведения в других вопросах: так, еще в 1904 году он принял в гимназию целый ряд молодых людей, исключенных (видимо, по соображениям политического порядка) из средних учебных заведений западных губерний. Все это еще более настраивало против него начальство из учебного округа, причем, вероятно, играло свою роль и его родство и близкие отношения с Н. Ф. Анненским.
С начала нового 1905-1906 учебного года среди гимназистов и их родителей пошли упорные слухи о предстоящем отстранении Анненского от должности директора. И вот - сперва к попечителю учебного округа, а потом к министру народного просвещения поступили петиции от родителей (всего 128 подписей) - с просьбой оставить Анненского на его посту. Тревоги родителей не были напрасны: намерение сместить Анненского существовало. Но петиции, вероятно, возымели обратное действие, подтвердив популярность директора, вызывавшего недовольство высших чиновников.
Анненский же вновь проявил полную бескомпромиссность, выступив в защиту учеников-старшеклассников, принявших участие в уличных демонстрациях, а в самой гимназии устроивших 4 ноября такую сильную химическую обструкцию, что на время пришлось прекратить занятия. Обструкция и сделалась предметом обсуждения 6 ноября на собрании педагогического совета совместно с родителями гимназистов. Здесь, как зафиксировано в протоколе, Анненский сказал, что "он считает всех учеников гимназии благородными независимо от взглядов, заблуждений и даже проступков и полагает этот взгляд лично для себя обязательным. На вопрос одного из родителей, считает ли г-н директор благородными и тех, которые произвели обструкцию, г-н директор ответил утвердительно; означенные слова г-на директора занесены в протокол по настоянию присутствовавшего на собрании г-на Меньшикова" (реакционнейшего журналиста из газеты "Новое время"). Далее, после бурного обсуждения, Анненский заявил, что "он лично убежден в нецелесообразности репрессивных мер". Затем "педагогический совет, удалившись в отдельную комнату, отклонил большинством голосов требование (некоторой части родителей. - А. Ф.) о принятии на себя расследования дела об обструкции" {Ленингр. гос. истор. архив. Ф. 139, оп. 1, д. 10284. Л. 74-77; д. 10241. Л. 102-104.}. Твердая позиция Анненского нашла поддержку со стороны как преподавателей, так и родителей. В итоге никто из "крамольных" юношей не пострадал, тем более что вопрос об их участии в уличных выступлениях поставлен не был.
Но самому Анненскому все это не прошло даром. В первые же дни 1906 года он был удален с директорского поста "согласно поданному прошению" (то есть с "соблюдением приличий" - во избежание возможного шума) и переведен на должность инспектора Петербургского учебного округа, периодически требовавшую длительных поездок в разные, нередко и отдаленные, города Петербургской и соседних с ней губерний. Для него, человека уже в летах, с больным сердцем, это было тяжело; теперь он был оторван и от общения с молодежью, которое ему было дорого.
Семья Анненских переехала из квартиры при гимназии в частный дом, но Царское Село не покинула. Иннокентий Федорович по определенным дням ездил в Петербург для приема посетителей в канцелярии учебного округа и на заседания Ученого комитета Министерства просвещения, членом которого он был назначен еще в 1898 году, выезжал в командировки. Он внимательно следил за состоянием учебного дела в инспектируемых гимназиях и училищах, составлял каждый раз подробные отчеты. Приходилось ему и теперь вставать на защиту - уже не учеников, а учителей. Так, в мае 1906 года при поездке в Вологду он отвел беду от двух учительниц тамошней женской гимназии и священника гимназической церкви, который по их просьбе отслужил панихиду по лейтенанту П. П. Шмидту, казненному 6 марта того же года. Анненский не дал хода возникшему было "делу", и для "замешанных" в инциденте (на которых, очевидно, поступил донос в округ) все кончилось благополучно {Ленингр. гос. истор. архив. Ф. 139, оп. 1, д. 10250 ("О ревизии учебных заведений С.-Петербургского учебного округа"). Л. 52.}.
Служба, казенщина все более угнетают поэта. Но твердая творческая воля не изменяет ему. Так, и в полном для него волнений 1905 году он продолжает переводить Еврипида, и этот труд продвинулся теперь настолько, что впору уже думать о выпуске в свет целого собрания переведенных трагедий и статей о них. К лету 1905 года нашелся издатель - товарищество "Просвещение", и поэт занят подготовкой первого тома, который выйдет в следующем году. В 1905 году Анненский пишет ряд статей о русских прозаиках XIX века и современниках; статьи вместе с ранее написанным очерком о Бальмонте составят "Книгу отражений", которая выйдет позже, в 1906 году. Летом 1906 года поэт завершает "вакхическую драму" "Фамиракифарэд", выхода в свет которой он уже не увидит. На первый том "Театра Еврипида" с большими положительными рецензиями выступит несколько знатоков античности, но книга плохо будет раскупаться, залежится в магазинах, издание продолжения не получит. "Книгу отражений" критики встретят поверхностными отзывами - как сочувственными (К. Эрберг), так и резко отрицающими (К. Чуковский); глубина и оригинальность очерков Анненского окажется неоцененной.
Но Анненский по-прежнему литературно-деятелен: все эти годы создаются лирические стихи, в 1907-1908 годах пишутся новые статьи о русских и западноевропейских авторах - для "Второй книги отражений", которая появится в 1909 году - последнем для Анненского.