Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 109



Феликс долго и тяжело переживал воспитательную встряску, даже пробовал обсуждать с Магазанником скорбно-пошлую идею о том, что Муза и Сабрина лесбиянки. Но Аркадий Натанович поднял его на смех. Феликс утопал в своем горе примерно неделю - не звонил Музе, не слал телеграммы, - но затем, как побитая жопа, "приполз" на самолете в Санкт-Петербург с извинениями за бестактность и дорогим золотым колье для Музы. Он апеллировал к обычным доводам - дескать "Бес попутал! Прости бесценная"!

Феликс не подозревал, что напросился еще на одну выволочку. Муза воспитывала Феликса теми же методами, которые применяются при дрессировке цирковых тигров. Она не приняла колье, заявив, что не в ее правилах за драгоценности предавать "драгоценный дуэт" истинных подруг. Феликс получил даже не намек, а прямое указание впредь делать подарки только в двойном комплекте - ей и Сабрине. Если уж у него возникает фантазия дарить ей что-либо. Но, вообще-то, они с Сабриной женщины обеспеченные и без дорогих побрякушек спокойно обойдутся. Когда он понял значение слова "принимать" ему стало понятно, что и "давать" она ему ничего не собирается! Если бы Феликс был моложе, то, конечно, стал бы кусать локти и катался по полу. Но житейская мудрость сделала правильный выбор. Помогло и краткое наставление Магазанника: "Всему свое время"! Истинное наслаждение испытывает мужчина (конечно, если он не садист отпетый!), когда женщина ему отдается по велению сердца, а не когда обстоятельства вынуждают ее к этому.

Последние месяцы беременности пролетели, как один день - уж слишком много хлопот у созревающей матери. И вот настал тот знаменательный день, когда, как вечевой колокол в ночи, вдруг рванули свою предупредительную мелодию предвестники родов - пока еще жалобные, отдаленные схватки. Большее всего волновалась не Сабрина, а Муза, - на ней лица не было! Решили добираться до Снегиревки пешим ходом: медленно, обстоятельно, с остановками, ведя душеспасительные беседы. Надо следовать советам старых акушеров! - был вынесен вердикт обоими. Добирались без приключений. Вот и двери приемного покоя. Его уже успели перенести в другое крыло, и роженицы, прежде, чем взойти на эшафот, должны были тыркаться не в те двери, отыскивая вход в пыточную комнату. Но такие задачки - в российском стиле!

Первый осмотр, несложные манипуляции на кушетке, в гинекологическом кресле выявили раскрытие шейки матки в четыре пальца. Сабрину поволокли в "кричалку", на второй этаж. Там было примерно 10-12 почти солдатских коек с голыми матрасами, обтянутыми клеенками. Словно обширный сегмент древнегреческого цирка, на сцене которого дерутся насмерть взбешенные гладиаторы, "кричалка" кипела страстями и муками, разрывалась криками и восторгами дикого варварства. Ее широкие окна полукругом распахивали всю панораму боя во двор родильного дома. Нужно предлагать мужикам, состряпавшим очередное потомство, большую плату в придачу к билету, дабы выявить желающих понаблюдать, а самое главное, послушать рев несчастных, обманутых прежними постельными ласками, женщин.

Самое большое варварство и скотство всегда присутствует при родах в России! Это ее особая, незабываемая стать. Еще при старике-немце Отто, в институте, называемым в народе его именем, все было устроено так, чтобы максимально снять напряжение, страх и боль с души и тела женщины. Ей помогали конструировать готовность выполнить ответственную функции, отчет за качество которой будет отдаваться напрямую Богу. Тогда, при грозном царском режиме, в широких коридорах института перед родильным залом разливались успокаивающие звуки органа, курились благовония из специальных лечебных трав. Женщины, заложив руки за спину и гордо запрокинув головы, вышагивали по кругу, элегантно выпячивая огромные животы. Эти склады, туго набитые генетическими откровениями, цитоплазматической мутотенью, природа собрала в дорогу нарождающимся поколениям. Ожидая своего часа - момента акушерской истины - женщины отрешались от мирской суеты, чему-то тайному улыбались, - видимо, пытались ублажать своего и ребячьего ангелов-хранителей. Это было не только грандиозное шоу, но и акт медицинского милосердия, использование приятных и полезных медицинских технологий, приводивший к практически полному обезболиванию и физиологическому течению родов.



Однако на сей раз Сабрина встретилась с тем, что предоставили ей организаторы городского здравоохранения: в "кричалке" творился кошмар, ад, несчастье, трагедия души и плоти... Сабрина видела такое впервые! И это зрелище впечатляло так же эффектно, как показ пыточных камер или крематория Освенцима. В ее голове возникал только один вопрос: "А для чего весь этот садизм, откровенное скотство на рубеже двадцатого и двадцать первого веков"! Она никогда не поверила бы заверениям мужей города о том, что все это в целях экономии народных средств и исключительно для рационального ведения родов. Здесь "бюджетные деньги" (как любили говорить мужи города), отпускаемые на службу родовспоможения тратились с эффектом, близким к патологическому буйству!

Момент был примечательным: оказывается, были закрыты несколько родильных домов на "проветривание", косметический ремонт, и всех рожениц свозили скопом в Снегиревку. Вообще, за такие дела администраторам-мужчинам надо отрывать не головы, а мошонки, ну а женщин-администраторш стерилизовать, причем, без наркоза - под "крикаином"!

Для того, чтобы выдержать пытку родами в условиях общедоступного отечественного здравоохранения, необходимо иметь очень крепкое здоровье и благоприятно протекающую беременность. У Сабрины все это было: роды вторые, срочные, предлежание плода затылочное, биомеханизмы родовой деятельности не собирались давать сбои, общая конституция была стандартная - благоприятная для этого вида женских истязаний. Сабрина недолго слушала вопли соседок. Она только успела зафиксировать одну роженицу, которую ввели в акушерский сон (видимо, та уже многие часы истязалась "помощниками смерти"). Эта женщина была доброго среднего возраста, несколько толстоватая.