Страница 14 из 15
Найден обернулся через плечо, скривился и обреченно уткнулся обратно лицом в скамейку. А я сделала вид, что меня вовсе не тошнит.
На выходе из раздевалки нас караулил зеленый, в тон форменной парке, Владислав Волков-младший. Я кивнула ему вместо приветствия и привалилась к стене. Беримир удивленно обернулся, но, рассмотрев на свету мою физиономию, понимающе хмыкнул и достал переговорник – отчитаться начальству и узнать, не освободились ли места в стационаре.
– Как Найд? – Владислав, наученный горьким опытом, в раздевалку уже не заглядывал.
Беримир как раз вдохновлено рассказывал трубке что-то про попытки шить прямой иглой и только отмахнулся, так что отвечать пришлось мне:
– Переохлаждение и заштопанная спина. И выйти не в чем, верхняя одежда вморожена в место происшествия, а остальную срезать пришлось… – я бесславно сползла вниз по стене.
И с какого перепугу спасение дам в беде превозносят как романтический подвиг? В двух стежках на заднице и семи – на спине точно не было ничего романтичного. Кроме цвета ниток, разве что: у слабонервной сотрудницы химцеха нашлись только розовые. Но и те после использования предсказуемо стали бурыми.
А уж спасенная дама и вовсе мечтала провалиться сквозь землю.
Съездила, мать, на задвижки глянуть!
– Везунчик, – неуверенно улыбнулся Владислав и закурил.
Я скептически глянула на него снизу вверх.
– Время смерти Дарена Куца – десять двадцать три, – сообщил он. – Поэтому Найд – все равно везунчик. И ты тоже, хоть тебе пока так и не кажется.
– Поговорю со следователем – вообще в обратном уверюсь, – пробурчала я, передернувшись.
– Что, уже начала? Ну, уверяться в обратном? – хмыкнул Волков-младший. – А то ты с ним уже говоришь.
– А… с повышением? – вяло улыбнулась я, уходя от ответа.
Снизу погон видно не было, а выходя из раздевалки, думала я вообще о другом.
Владислав безразлично кивнул и затянулся.
– Сигнализация не сработала, – сказала я ему. – А пока сигнализация молчит, аварийная вентиляция не работает… не знаю, что именно накрылось, то ли датчик загазованности, то ли сама сигналка. Я только и успела, что перепугаться вусмерть.
– Уже второй случай спонтанной кристаллизации за последний месяц, – констатировал Владислав. – Ревизионная комиссия тут все носами перероет.
Я покосилась за окно, где из блока со станцией подключения по-прежнему распускались полупрозрачные облака магического льда, и поймала себя на неуместном желании жениться на Хотене и отправить его в безопасный и теплый Штильград. Пусть себе сидит дома с ребенком (да хоть с тремя!), чем рыть носом магическое месторождение…
Но тут мне, как и ему раньше, оставалось только смириться.
– Стационар – под завязку, – сообщил нам Беримир, на ходу засовывая переговорник в карман штанов. – Героя дня и то деть некуда. Кто вообще вместимость больниц рассчитывает?!
– Технологический отдел, – машинально ответила я на риторический вопрос. – Но расчет, сам понимаешь, ведется для общего случая… куда теперь этого героя дня? Он же сам и сесть-то не сможет, пока швы не снимут…
– Почему? – флегматично пожал плечами врач. – Сможет, но ему это очень не понравится. Да и заживать дольше будет. Может, к Велиславе? В общежитии у него холод собачий…
– Черт! Я же на работу не позвонила! – охнула я и потянулась за переговорником.
Малушу Путиславовну и Любовь Казимировну ждал большо-о-ой сюрприз…
Вместо послеполуденного совещания я угодила в участок, где добросовестно натерла себе мозоль на языке. Владислав, попав под надзор старших чинов, повел беседу по всем правилам, то и дело возвращаясь к уже обсужденным фактам и другими словами задавая старые вопросы. Вряд ли он надеялся поймать меня на оговорках и несоответствиях – скорее просто следовал букве инструкции. Да и ничего особо полезного я ему поведать не могла. Тем не менее, отцепиться от меня его сумел заставить только Хотен Верещагин собственной персоной, явившийся в участок ближе к вечеру.
При виде его хмурой физиономии я неожиданно поймала себя на малодушном порыве остаться среди порядочников. Утешало только одно: обоих Волковых перекосило так, будто они предпочли бы мерзнуть на станции подключения, нежели общаться с недовольным ревизором третьего чина.
– Вечер добрый, – изрек Хотен, напрочь игнорируя то, что с его появлением вечер, и без того не слишком радостный, окончательно перестал быть добрым. – Могу я ознакомиться с докладом?
Будучи при исполнении, он не мог позволить себе никаких проявлений привязанности – и, кажется, это бесило его не меньше, чем то, что я ему так и не позвонила. А расхлебывать дурное настроение товарища ревизора предстояло капитану Волкову, и он уже косился на меня как на врага народа.
Как будто не добровольно натаскивал сыночка вести допросы на моем примере!
– Никак нет, товарищ ревизор, – отрапортовал капитан. – Доклад еще не готов. Опрашиваем свидетелей.
Учитывая, что один из ключевых свидетелей сейчас должен был лежать заштопанной задницей кверху у Велиславы дома, опрос грозил затянуться.
– До завтра уложитесь? – неожиданно по-человечески поинтересовался Хотен и, не выдержав, подошел и положил руку мне на плечо.
Я вздрогнула: похоже, товарищ ревизор не поленился лично облазить станцию подключения, и руки у него были ледяные.
– Так точно, – с облегчением кивнул капитан Волков.
А Хотен не преминул усложнить ему задачу, безапелляционно забрав второго ключевого свидетеля прямо из-под носа у разочарованного следователя, вынужденного заткнуть бездонную бочку своих вопросов. С одной стороны, я была даже благодарна. С другой…
– Ратиша, я, помнится, лично покупал тебе переговорник.
А я его сменила. Аккурат перед поездкой на третье месторождение: он таки приказал долго жить.
– Почему ты мне не позвонила?!
Да, Хотен не Беримир, он укоризненно молчать не будет. Даже когда по-хорошему следовало бы.
Вместо этого товарищ ревизор прочитает целую лекцию на тему способов сохранения нервных клеток своим близким и будет отвратительно прав в каждом слове. Остановится, конечно же, только когда я все-таки не выдержу и разревусь. Но так и не сообразит, что лекцию стоило не только читать, но и принять к сведению, поскольку у его близких нервы тоже не казенные. А дом встретит меня темными окнами, голодным собачьим скулежом, полупустым холодильником и выстывшей за день буржуйкой…
Справедливости ради, мне хватило терпения выслушать нравоучения, хоть они и заняли большую часть дороги, извиниться (Хотен ведь действительно переживал!) – и разревелась я, только увидев холодную темноту в климатическом куполе.
Я не хотела домой. Но там была Тайка, и я, раздраженно хлюпнув носом на ревизора, отмахнулась от его неловких утешений и пошла кормить собаку. И растапливать печь: купол с морозами уже не справлялся. И, наверное, готовить что-то на ужин…
Домик Велиславы подмигивал золотистым светом в окнах. Я вытерла лицо варежкой и отвернулась, отпихивая Тайку обратно в свой купол.
Нужно будет завернуть к герою дня. Я так и не сказала ему «спасибо».
Мой домик постепенно оживал: наполнялся шагами, дыханием, потрескиванием дров в печке, пропитывался теплом. Последнее особенно радовало Тайку, и она, презрев свой собачий компанейский долг, бросила меня одну на кухне, чтобы по-барски разлечься на диване возле буржуйки. Обычно я ее оттуда сгоняла, но сегодня не стала.
Поступок, совершенно неправильный с точки зрения дрессировки, но удивительнейшим образом умиротворяющий. Пару недель назад на этом диване спал Найден, и мне отчего-то было приятно видеть, что место не пустует.
Хотен зашел на кухню только раз, явно собираясь продолжить разговор, но успел только ненадолго отвлечь меня от плиты и прижать к себе, прежде чем убежал на пронзительную трель переговорника. Теперь, похоже, аврал намечался у него – и товарищ ревизор почти на час повис на трубке. Я уже доставала из духовки кекс с сухофруктами, когда он наконец сдался и смирился с неизбежным.