Вечное Пламя (ЛП)

Еще никому не удалось усовершенствовать уравнение Нерео, которое связывало свет с «активностью источника», приписываемой гипотетическим частицам, которые сам Нерео называл светородами; аналогичным образом уравнение Витторио связывало между собой силу тяготения и массу. Сабино доказал реальность силы, являющейся следствием уравнения Нерео, продемонстрировав, что она способна связать друг с другом две крупинки минерала, даже если их разделяет вполне заметное расстояние. Однако буквальное понимание всех идей Нерео вскоре стало производить на свет предсказания, которые просто не соответствовали действительности.

Чем бы ни являлись фундаментальные составляющие камня или цветка, они либо обладали свойством порождать свет, либо нет; подобное качество не могло просто так появляться и исчезать. Ряд математиков доказали, что «активность источника» сохраняется – с тем же успехом, что и сама энергия. Это означала, что материя должна была состоять из чего-то, обладающего активностью источника, иначе растения не могли бы светиться, а топливо – гореть. Проблема заключалась в том, что любой объект, обладающий активностью источника, должен постоянно излучать некоторое количество света – будь то видимый или нет; и помешать этому могла только абсолютная неподвижность – или столь же вероятный фокус с чистым высокочастотным колебанием. Но излучая свет, вещество должно было претерпевать изменения, компенсируя рост световой энергии увеличением энергии противоположного рода. Цветок мог использовать новообретенную энергию для производства пищи, но что делать камню? Камень вспыхивал, стоило только распылить над ним либератор, но почему он вообще нуждался в подобном толчке? Почему все соляритовые жилы просто-напросто не взорвались сами по себе, эоны тому назад?

Следуя своему же правилу, Карла воздерживалась даже от наблюдения за ходом эксперимента до тех пор, пока не завершится экспонирование. Когда двенадцать полных склянок остались позади, она встала на колени рядом с хрусталитовым контейнером и убедилась в том, что расположение спектра по-прежнему соответствовало исходным пометкам на бумаге; затем она встала и погасила соляритовую лампу. В углу мастерской Онесто зажег обычную огневитовую лампу; теперь, чтобы видеть отчетливо, Карла прибавила ей яркости.

Она вытащила контейнер из-под стола и наклонила его, чтобы лучше рассмотреть; свет, попавший на хрусталит, сбил Карлу с толку ее же собственными отражениями, но она была практически уверена в том, что блеск зеркала уменьшился. Она достала иголку и сделала крошечную дырку в слое смоляного герметика, а затем стала нетерпеливо дожидаться, пока воздух с пронзительным свистом не заполнит контейнер.

Когда давление благополучно сравнялось, она разрезала герметик, сняла крышку и извлекла зеркало, стараясь не сорвать приклеенную под ним разграфленную бумагу.

Карла подняла зеркало, чтобы поймать им луч света. Характерный матовый налет был равномерно распределен по всей ширине зеркала – чего нельзя было сказать о его длине. Помутнение начиналось у одного из краев прямоугольника и доходило примерно до его середины, после чего резко обрывалось. Она изобразила на бедре сохраненные в памяти калибровочные записи для сетки. Область помутнения охватывала часть спектра от красного до зеленого цветов.

Но почему только до зеленого? Яркий свет соляритового луча должен был встряхнуть светороды, заставить их вибрировать, заставить их, в свою очередь, излучать свет…, предоставив им энергию, необходимую для того, чтобы вырваться из регулярной структуры солярита, повредив его поверхность и испортив полировку зеркала. Но почему цвет луча должен производить такой резко выраженный эффект? Согласно теории твердого тела, материал мог сохранять стабильность только при условии, что его светороды находились в энергетических ямах, естественная колебательная частота которых превышала максимальную частоту света – чтобы как минимум эта преимущественная, резонансная частота не смогла стать источником излучения и поспособствовать разрушению вещества. Почему же в таком случае способность света раскачивать светороды действует в красно-зеленой части спектра, но не действует в голубой? Поскольку любой цвет находился гораздо ниже резонансной частоты, реакция должна была гладко меняться вдоль всего спектра, без каких-либо резких скачков.

Карла покрутила зеркало вперед-назад перед глазами, задумавшись, может ли это быть какой-то ошибкой или паразитным эффектом. Может быть, в голубую часть спектра вторглось какое-то препятствие, находившееся снаружи контейнера – что-то, что Онесто на ночь припрятал под столом? Но это было просто смешно; зачем ему это делать? И даже если бы он решил намеренно саботировать ее эксперимент, большая часть экспонирования происходила в ее присутствии. Голубой свет наверняка достиг зеркала. Зависимость от цвета была реальной.

В освещенном огневитом зеркале проявился и почти сразу исчез еще один поверхностный дефект. Это было почти то же самое, как заметить белую нитку на белом полу, а потом снова потерять ее из вида. Карла выругалась и стала раз за разом повторять то же самое движение, пока, наконец, не поняла, что видит еще один, более бледный край помутнения. Та половина зеркала, которая до этого казалась ей идеально новой и блестящей, в действительности едва заметно изменила свою отражающую способность. Помутнение, которое, как ей показалось, заканчивалось в зеленой части спектра, на самом деле продолжалось – хотя и становилось гораздо слабее, – доходя почти до фиолетового цвета. А еще дальше? Она уже не была готова предполагать, что поверхность зеркала осталась нетронутой; с уверенностью можно было сказать лишь то, что она исчерпала распознающую способность собственного зрения.

Тем не менее, плотность помутнение претерпевала по меньшей мере два четких перехода: повреждение, наносимые светом, дважды резко менялись в зависимости от его цвета.

Рядом с калибровочными записями у себя на бедре Карла зафиксировала длины волн, при которых наблюдались упомянутые переходы. Запомнив эти числа, она принялась рисовать схему светородных решеток, машинально производя расчеты и пытаясь придать смысл полученным результатам. Возможно, реакция зеркалита каким-то образом менялась, когда длина световой волны превосходила некоторое пороговое значение, заданное структурой материала. Считалось, что расстояние между соседними светородами примерно соответствует минимальной длине световой волны, однако на более масштабных расстояниях проявлялись другие закономерности.

Однако ее пара чисел не соответствовала ни одной известной геометрии решетки.

Карла расхаживала по мастерской. Если не длины волн, то как насчет частот? Она выполнила преобразование: зеленый край соответствовал трем дюжинам и трем генеросоциклам на паузу, фиолетовый – двум дюжинам и семи. Однако ожидаемые частоты колебания светородов в зеркалите или любом другом материале можно было определить лишь с точностью, не превышающей одного порядка – сказывались грубые ограничения со стороны известных свойств твердых тел и величины силы Нерео. Так с чем же ей следует сравнить эти частоты?

Друг с другом. Частоты находились в соотношении четыре к пяти. Не точно, но довольно близко.

Карла со всей тщательностью заново измерила положение краев помутнения, после чего повторила все расчеты.

В пределах погрешности измерений отношение частот было неотличимо от четырех пятых.

Глава 4

– Если ты не против, я бы хотел вернуться в твою команду, – сказал Карло. – Пшеница мне надоела. Я снова хочу заняться животными.

Тоско протянул руку к опорной веревке и отодвинулся от своего рабочего стола.

– А в чем причина? – спросил он. – Я и не думал, что тебя так легко обескуражить.

Карло попытался отстраниться от тревожного рокота полевок; в клетках, прикрепленных к дальней стене, находилось, наверное, три или четыре дюжины животных. Ему недолго пришлось привыкать к блаженной тишине растительного царства.