Страница 7 из 30
Понятия «чувствительность», «когнитивные способности» и «мышление» тем самым накладываются друг на друга и переплетаются, усиливая и обогащая способности и активность мозга, обладающего сознанием.
Что до сознания, то его роль несколько переоценивают. Сердцебиение, дыхание, пищеварение, обмен веществ, иммунные реакции, регенерация, заживление ран и переломов, биологические часы, половые циклы и репродукция, беременность, рост – для всего этого сознание не требуется. Поэтому под общим наркозом наш находящийся в бессознательном состоянии мозг напряженно и активно работает, управляя процессами очищения, сортировки, обновления и так далее. Наш организм находится в ведении высококвалифицированного персонала, отсчет стажа которого начался задолго до того, как было решено расширить штат и пополнить его сознанием. И не уделять этому персоналу должного внимания было бы большой ошибкой.
Сознание можно представить себе в виде большого интерактивного компьютерного экрана. Мы его видим, мы с ним взаимодействуем, но к программному обеспечению, которое им управляет, у нас нет ни ключа, ни пароля. Если за сознание принять разум, с позиции которого мы смотрим или мыслим, то основная часть нашего мозга работает, что называется, «втихую», без нашего о том ведения. Как сказал Тим Феррис, бывший редактор журнала Rolling Stone, а теперь автор научно-популярных книг: «Большая часть того, что происходит в головном мозге, сознанию неподконтрольна и непонятна».
Зачем вообще нужно сознание? Деревья и медузы обладают практически нулевой чувствительностью и тем не менее прекрасно себя чувствуют. Сознание действительно необходимо, если надо что-то оценить или спланировать, принять решение.
Каким образом из органического клеточного месива, из хитросплетений химического и электромагнитного взаимодействия между клетками возникает сознание? Каким образом мозг порождает разум? Никому не известно, как из нервных клеток, еще называемых нейронами, получается сознание. Мы просто знаем, что повреждение головного мозга может пагубно отразиться на сознании. Отсюда вывод: сознание действительно обитает в мозге. Крупнейший американский нейробиолог и нобелевский лауреат Эрик Ричард Кандел[3] в 2013 году писал: «Разум и мозг неразделимы». Мозг обеспечивает опыт чувственного, то есть сенсорного, восприятия, формирует наши мысли и эмоции, управляет нашими действиями. Следовательно, «разум есть набор действий, которые выполняет мозг». Если опять воспользоваться метафорой, то сознание возникает из клеток подобно свету лампы накаливания, который появляется благодаря электрическому току и физическим свойствам лампы. Свет зажжется только в том случае, если все детали, все составные части, все участки цепи подключены и определенным образом взаимодействуют друг с другом. Сознание, судя по всему, напрямую связано с взаимодействием нейронных цепей, собственно, оно и есть результат их взаимодействия.
Сколько таких нейронов должно быть в цепи? Никто точно не подсчитывал, на каком минимальном их количестве теплится рудиментарное сознание. Наверное, у медуз мы его не найдем, и у червей тоже. А вот если мы начнем обсуждать насекомых и паукообразных, то выяснится столько всего интересного, что уже придется говорить о наличии сознания. Миллион нейронов позволяет пчеле распознавать формы, запахи и цвета растений, запоминать их местоположение, потом переводить эти сведения на язык танца и сообщать остальным обитателям улья информацию о направлении движения и расстоянии до источника питания, а также о количестве там пыльцы и нектара.
По словам знаменитого американского нейропсихолога Оливера Сакса, пчела демонстрирует выдающиеся способности технического эксперта. Имеем ли мы право считать это автоматическими действиями? Поразительно, что танец пчел – не жестко заданный код. Остальные рабочие пчелы могут прервать свою товарку по улью, танцующую перед ними, если раньше кто-то из них испытал на «рекламируемом» ею источнике цветочного нектара какие-то неприятности – например, столкнулся с хищником вроде паука или агрессивными представителями «конкурирующей фирмы». Исследователи в процессе эксперимента моделировали ситуацию нападения и показывали ее пчелам. После этого у них отмечались изменения в настроении «со всеми признаками проявления отрицательных эмоций, которые можно наблюдать у человека». Обитателей улья «охватывал пессимизм», «травмирующий опыт» приводил к «негативному восприятию жизни».
Что еще поразительнее, нейросекреторными клетками мозга рабочей пчелы вырабатываются стимулирующие нейрогормоны, аналогичные тем, что заставляют непосед постоянно рваться на поиски новых приключений. Если при выбросе такого гормона пчела действительно испытывает удовольствие или прилив энергии, мы можем отнести ее к сознательным существам.
Некоторые виды ос, ведущих не одиночный, а общественный образ жизни, обладают способностью запоминать и узнавать человека по лицу, что доселе считалось исключительной прерогативой лишь некоторых высших млекопитающих. «С каждым днем мы все больше убеждаемся в том, что насекомые владеют высокоразвитыми и подчас совершенно неожиданными способами запоминать, передавать, усваивать и оценивать информацию», – пишет Оливер Сакс.
Но может ли существо претендовать на звание разумного, не имея при этом большой, изборожденной извилинами коры головного мозга, где происходят мыслительные процессы у человека? Представьте себе, может, и еще как! Такое происходит и с человеком. Тридцатилетний Роджер лишился 95 % коры головного мозга в результате тяжелого инфекционного заболевания. Он не помнит, что происходило с ним за десять лет до начала болезни, он утратил обоняние и вкусовые ощущения, с колоссальным трудом запоминает новую информацию. Тем не менее Роджер знает, кто он такой, узнает себя в зеркале, способен нормально вести себя в обществе – и это притом что его мозг мало похож на человеческий.
Убеждение, что человек – единственное существо, наделенное сознанием, давно устарело. В ходе эволюции наше сенсорное восприятие значительно притупилось. Многие животные обладают куда большей внимательностью, их «детекторы со сверхтонкой настройкой» отмечают малейший шорох, сигнализирующий об опасности, еле заметный запах, сулящий добычу. В 2012 году группа ученых, подготовивших «Кембриджскую декларацию о сознании», постановила, что «…все млекопитающие и птицы, а также многие представители других видов, включая некоторых насекомых и головоногих моллюсков, например осьминогов и кальмаров, обладают неврологическими механизмами, генерирующими сознание» (осьминоги и кальмары по части владения орудиями труда не уступают человекообразным обезьянам и при этом остаются моллюсками). Существуют объективные научные доказательства того, что с помощью глаз, ушей и носа животные видят, слышат и чувствуют запахи. Они испытывают страх или радость, если их что-то пугает или, напротив, доставляет удовольствие.
Никто и никогда не пытался представить научные доказательства сугубо человеческой природы сознания. Как пишет Кристоф Кох, «…куда объективнее» в качестве отправного пункта выглядит предположение о том, что «животным доступны ощущения боли и удовольствия». И далее: «Каким бы ни было сознание, каким бы способом оно ни было связано с головным мозгом, собаки, кошки и прочие, имя которым легион, им обладают. <…> Им тоже доступно ощущение жизни».
А сны? Ведь во сне нам доступны нереальные ощущения. Мой пес Джуд спал дома на подстилке и во сне явно за кем-то гнался: перебирал лапами, потом, не просыпаясь, протяжно, глухо и жутко завыл. Чуля, моя вторая собака, лежащая в другом углу, мигом взвилась и бросилась к Джуду. Джуд рывком проснулся, вскочил на ноги и залился лаем, словно тащил сон за собой в явь, – ни дать ни взять человек, который видел ночной кошмар, пробудился от собственного крика и, сидя в кровати, трясет головой, не понимая, где он и что с ним.
Получается, что, сколь четко мы ни пытаемся очертить границы сознания, природа тут же затирает и размывает их, апеллируя к глубинным причинам. А что, если посмотреть на живые организмы, лишенные нервной системы? Может быть, это окажется надежной демаркационной линией? Попробуем?
3
Эрик Ричард Кандел – американский психиатр, нейробиолог и профессор биохимии (Центр нейробиологии и поведения, Колумбийский университет, Нью-Йорк, США). В 2000 г. стал лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине (совместно с Арвидом Карлссоном и Полом Грингардом) за открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе, и в частности за открытие молекулярных механизмов работы синапсов, лежащих в основе формирования кратковременной и долговременной памяти.