Страница 8 из 23
Возникают также сомнения по поводу другой версии Куприянова, связанной с его поездкой в блокадный Ленинград в июне 1942 г., чтобы представить разработанный штабом Карельского фронта план наступления и заручиться поддержкой члена ГКО А.А. Жданова и Военного совета Ленинградского фронта. По рассказу Куприянова, он прибыл в Ленинград и был принят Ждановым 6 июня 1942 г. План был одобрен, Жданов рекомендовал добиваться его рассмотрения в Ставке (НА РК.Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 214. Л. 191–192; Куприянов, 1972: 273). Позднее, 17 июня, состоялась новая встреча со Ждановым в Москве. Вечером этого же дня – прием Куприянова начальником Генштаба А.М. Василевским. План наступления на Карельском фронте, представленный Куприяновым, не был одобрен. Василевский объяснил: главное стратегическое направление боевых действий летом 1942 г. – центр и юг страны (Сталинград, Волга, Кавказ). Ленинград не рассматривался Ставкой Верховного главнокомандования в качестве приоритетного направления. Кроме того, Ставка решила снять с Карельского фронта две дивизии. 18 июня в московском кабинете Жданова Куприянов доложил ему о результатах решения Ставки (см.: Куприянов, 1972: 277, 279). Сомнение по поводу достоверности описанных сюжетов вызвано тем, что в журнале посещений А.А. Жданова зафиксированы лишь два приема Куприянова за все годы войны, причем оба в кабинете в Москве – 20.06.1942 г. и 24.11.1943 г. Никаких сведений о приеме в кабинете в Смольном нет (см.: Журнал посещений А.А. Жданова. 1941–1944 гг., 2014: 336).
В контексте изложенного поход крупного партизанского соединения по тылам противника в Карелии в июле – августе 1942 г. никак не мог быть частью общестратегического плана штаба Карельского фронта летом 1942 г.: план активных наступательных операций на Севере не был одобрен в Ставке в июне 1942 г. Поэтому объяснения генерала Куприянова выглядят как оправдание. В послевоенный период попытки объяснения трагических последствий обосновывались сложившейся обстановкой, когда летом 1942 г. враг рвался на юге страны к Волге и Кавказу, а также задачей, поставленной Главным командованием перед штабом Карельского фронта: активными действиями сковывать силы противники, не дать ему перебросить на южное направление ни одного батальона. Такова, по Куприянову, была главная задача в оказании помощи войскам на юге летом и осенью 1942 г. В условиях лета 1942 г. первая партизанская бригада отвлекла почти три пехотных полка противника – этот результат Куприянов считал большим и важным делом, помощью войскам юга в районе Ростова, Сталинграда (см.: Куприянов, 1972: 107). В контексте данной логики разгром штаба 2-го финского корпуса в Поросозере не был и не мог быть самоцелью летнего похода 1942 г. Разгром мог произвести известный эффект, но ни в чем не изменил бы общестратегического плана обороны средней Карелии. Все осталось бы в конечном итоге по-старому (см. там же: 113). Аргументация Куприянова не оправдывает его и организаторов 57-дневного похода партизанской бригады летом 1942 г.
В своих воспоминаниях советские военачальники маршалы Г.К. Жуков и А.М. Василевский детально осветили и объяснили ситуацию, связанную с военной кампанией весной и летом 1942 г. По мнению Г.К. Жукова, Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин допустил собственную личную ошибку при утверждении плана действий советских войск в весенней и летней кампании 1942 г. Поэтому позднее он не искал в Ставке и Генштабе виновников неблагоприятной военной обстановки, сложившейся летом 1942 г. (см.: Жуков, 1970: 376). Сталин инициировал идею начать как можно быстрее общее наступление Красной Армии на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. 5 января 1942 г. в Ставке Верховного главнокомандования состоялось совещание для обсуждения проекта этого плана. Замысел Сталина предполагал в ходе общего наступления разгром противника под Ленинградом и ликвидацию блокады города. Переход в общее наступление предполагалось осуществить в крайне сжатые сроки. Это было единоличное решение Сталина. Не было учтено, что под Ленинградом оборона противника была настолько мощной, что советские войска в то время не имели ресурсов для ее прорыва (там же: 351). Начальник Генштаба Б.М. Шапошников после совещания сообщил Жукову: этот вопрос был заранее решен Верховным Главнокомандующим, это было его личное решение. Шапошников не одобрял его, но возражать было бессмысленно (см. там же: 352, 354).
По оценке А.М. Василевского, до сентября 1942 г. сказывалась недостаточность оперативно-стратегической подготовки Сталина. В то время решения, как правило, принимались им единолично и нередко неудачные. Так было с планом военной кампании на весну и лето 1942 г. (см.: Василевский: 2: 228). 10 января 1942 г. Ставка Верховного главнокомандования направила военным советам фронтов и армий директивное письмо об опыте военных действий и задачах. Инициатором его был Сталин, который лично редактировал текст директивы. Ставилась задача – обеспечить полный разгром гитлеровских войск в 1942 г. Однако для выполнения поставленных задач нужны были значительные дополнительные силы и ресурсы. Поэтому войска, не завершив начатых наступательных операций, в апреле 1942 г. перешли к обороне. Причина – отсутствие необходимых сил и средств для их продолжения. Крупных материальных ресурсов в то время не было. В Карелии была достигнута стабилизация положения (см.: Василевский, 1988: 1: 100, 168, 222).
Весной 1942 г. планы военных действий пришлось существенно корректировать. Сталин осознал, что весной и летом 1942 г. еще нет достаточных сил и средств для крупных наступательных операций. Он пришел к выводу о необходимости ограничиться активной стратегической обороной (это предлагал Генштаб), но тем не менее продолжал настаивать на проведении ряда частных наступательных операций, в т. ч. в районе Ленинграда (см.: Жуков, 1970: 364). План летней военной кампании, утвержденный ГКО в конце марта 1942 г., предусматривал переход к стратегической обороне и накоплению резервов для последующего решительного наступления. Однако указание Верховного Главнокомандующего о проведении в ближайшее время частных наступательных операций противоречило плану. Наиболее уязвимым оказалось в нем решение одновременно обороняться и наступать. В числе наступательных направлений назывались действия под Ленинградом. По мнению Сталина, это должно было закрепить успехи зимней кампании, удержать стратегическую инициативу и сорвать мероприятия гитлеровских войск по подготовке нового наступления летом 1942 г. Обоснованные данные разведки о подготовке главного удара врага на юге не были учтены. События лета выявили допущенный стратегический просчет (см.: Жуков, 1970: 365–366; Василевский, 1988: 1: 205–206). Вполне вероятно, что трагические события в Карелии летом 1942 г. оказались одним из последствий этого просчета Верховного Главнокомандующего. Командование Карельского фронта было осведомлено о позиции Генштаба РККА, но не внесло коррективы в собственный план, связанный с проведением крупной партизанской операции в Карелии. Повинны в этом в первую очередь руководители, отвечавшие за организацию партизанского движения, – члены Военного совета Карельского фронта: генерал-майор Куприянов Г.Н. и начальник штаба партизанского движения при Военном совете фронта генерал-майор Вершинин С.Я. Однако никто из руководителей партизанского движения на Карельском фронте и партийного руководства не понес персональной ответственности за провал операции (см.: Чумаков, Ремизов, 2007: 250).
Приведенное выше свидетельство Г.К. Жукова объясняет ситуацию: никто в высшем партийном и военном руководстве страны не инициировал сверху кампанию поиска виновных в неудачах военной обстановки, сложившейся летом 1942 г., причиной которых была личная ошибка Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Однако вину за неудачу партизанской операции в Карелии припомнили: на генеральских погонах членов Военного совета Карельского фронта Куприянова Г.Н. и Вершинина С.Я. за весь период войны не прибавилось ни одной звезды (хотя представления были). Да и с наградами оказалось непросто: Куприянов, награжденный после Зимней войны с Финляндией (в мае 1940 г.) орденом Ленина («за выполнение боевых заданий в войне с белофиннами», как он сам написал в личном листке по учету кадров в 1946 г.), в августе 1944 г. получил менее статусный орден Красного Знамени. Представление к награждению Вершинина «полководческим» орденом Кутузова I степени в сентябре 1944 г. оказалось в числе невостребованных наградных дел. В то же время именно этим орденом в июле 1944 г. был награжден член Военного совета Карельского фронта генерал-лейтенант Т.Ф. Штыков, которому в том же году было присвоено звание генерал-полковника.