Страница 35 из 40
Будучи баснословно богатым, одевался просто. Рубаху, раз надетую на себя, носил до тех пор, пока она не расползалась на куски. Отличить Рахму в кругу его сотоварищей можно было, пожалуй, только по черной повязке на лице, скрывавшей потерянный в бою глаз.
Английского политического резидента в Бендер-Бушире Рахма навещал по крайней надобности: либо по его вызову, либо когда сам наведывался в Бушир на прием к врачу британской резидентуры – для осмотра и лечения ужасно обезображенной левой руки, на которую он, к слову, надел впоследствии серебряный цилиндр.
Легенды об этом пирате, передающиеся из поколения в поколение в племенах Прибрежной Аравии, будь то в Кувейте, на Бахрейне или в Катаре, гласят, что за свою долгую жизнь он никогда и ни перед кем не спасовал. Рассказывают, что одного из своих сыновей Рахма навсегда «вычеркнул из памяти», и никогда больше о нем не вспоминал. Причиной тому – поведение сына в схватке с врагом, когда он дрогнул, отступил и бежал. В назидание всем флибустьерам Рахма собственноручно связал его и выбросил за борт – на съедение акулам. Сыну чудом удалось высвободиться от пут и спастись. Узнав, что он выжил, Рахма заявил, что для него сын-трус умер[184].
В набеге на любое торговое судно в Заливе участвовало обычно 5–6 быстроходных парусников его пиратской флотилии. Экипажи плененных им бахрейнских торговых судов подвергались поголовному истреблению.
Союз Рахмы с ваххабитами, на территории которых он укрывался, был обоюдовыгодным. Рахма обретал дарованное ему учением ваххабитов право на морские набеги на «неверных» и муширкинов, а ваххабиты, в свою очередь, получали от Рахмы подать – солидный куш от его грабежей, в размере 1/5 с захваченной им добычи. «Разрешенной добычей» для Рахмы являлись и суда персов-шиитов, религиозное учение которых ваххабиты предавали анафеме.
Почувствовав, что империя ваххабитов во главе с родом Са’удов под ударами египетско-турецких войск зашаталась, Рахма тут же встал на сторону турок. Принимал участие в организованной ими экспедиции против Дир’иййи, столицы ваххабитов. За что и получил от них щедрое вознаграждение – разрешением на основание своего поселения все в том же прибрежном Даммаме. Там он возвел хорошо укрепленный форт, подобный тому, что заложил на Ямайке Генри Морган, известный английский пират и капер. Для египетско-турецких властей Рахма в то время представлял определенный интерес. Они именовали его своим «морским сторожевым псом» у «черного хода» поставленной ими на колени, сломленной и поверженной империи Са’удов.
Жизнь «флибустьерского царства» Рахмы в Даммаме продолжалась недолго. Верные Са’удам племена бедуинов обрушились на возведенный им форт и стерли его с лица земли.
Рахма бежал и укрылся в Персии, суда которой до этого нещадно грабил. Но шах имел на Рахму планы – хотел использовать пирата в качестве инструмента для возвращения утерянного им Бахрейна. Потому-то и дозволил осесть в своих землях. Оттуда Рахма начал совершать морские набеги на города и порты Прибрежной Аравии. Отбил даже на какое-то время свой «пиратский удел» в Даммаме (1818).
Однако век его близился к концу. Сильно состарившийся, почти слепой, ветеран пиратов все никак не мог освободиться от сжигавшей его ненависти к семейству Аль Халифа. В 1826 г. в водах Залива произошла их последняя схватка. Будучи отрезанным от своих кораблей бахрейнской флотилией, Рахма бесстрашно ринулся напролом. Когда стало ясно, что сражение проиграно, что пленения и позорной смерти не избежать, – он взорвал «Гатрушу», его корабль, собственными руками. Помимо самого Рахмы и преданной ему команды, на этом ушедшем на дно овеянном легендами судне находились его младший (восьмилетний) сын и телохранитель Таррар, родом из Африки. Так закончился жизненный путь некоронованного короля пиратов Персидского залива, Рахмы ибн Джабира. Сам залив времен Рахмы английские купцы называли, к слову, «Морем горестей и бед».
В заключение рассказа о пиратах Персидского залива, досаждавших торговцам Аравии, Индии и Европы, следует отметить, что действия некоторых из них, особенно Рахмы ибн Джабира и Мир Муханны, отличались, порой, невероятной жестокостью. В 1696 г., пишет в своих воспоминаниях капитан Гамильтон, арабские пираты перехватили судно Британской Ост-Индской компании под командованием капитана Собриджа (Sawbridge), перевозившее лошадей из Басры в Сурат (Индия). Собридж начал, было, спорить с ними. Пираты велели ему попридержать язык, но он не внял их предупреждению. И тогда пираты просто-напросто зашили ему рот – огромной парусной иглой. Заломили за спину руки, привязали к мачте и продержали в таком положении несколько часов. Ограбив судно, сожгли его и пустили на дно. Капитана с его командой усадили на лодку и бросили в море, на произвол судьбы.
Параллельно с уделом бану ‘утуб в Кувейте, где правил род Сабахов, развивался и другой удел этого племени – под главенством рода Аль Халифа – сначала в Зубаре (Катар), а потом на Бахрейне.
Шейх Халифа ибн Мухаммад, возглавивший семейно-родовой клан Аль Халифа во время его переселения в Зубару (1766), – это сын Мухаммада ибн Файсала, пришедшего в Кувейт с родом своим раньше Сабахов и Джалахима.
Поселившись в Зубаре, клан Аль Халифа активно участвовал в торговых обменах народов Персидского залива с Индией, Южной Аравией и бассейна Красного моря. Окреп, разбогател и серьезно заявил о себе как о новом «центре силы» на Восточном побережье Аравийского полуострова.
Правитель Абу Шахра (нынешнего Бендер-Бушира), под властью которого находился в то время Бахрейн, обеспокоенный «ростом военной силы соседних арабов», связанных родственными узами с Кувейтом, равно как и укреплением их позиций в торговле, решил «опрокинуть Зубару». Военная кампания организованная им против Зубары, во главе с его племянником, провалилась. Более того, спровоцировала ответные действия рода Аль Халифа – совместную с эмиром Кувейта военную операцию по захвату Бахрейна (1783).
Зубару, удел бану ‘утуб в Катаре, ярко описали в своих путевых заметках капитан Роберт Тейлор, помощник английского политического резидента в Персидском заливе, и капитан Джордж Бернес, офицер английского флота в Британской Индии, отвечавший в период 1821–1829 гг. за вопросы, связанные с судоходством в Персидском заливе[185].
Из заметок Роберта Тейлора следует, что в 1818 г., то есть спустя 52 года после переселения рода Аль Халифа в Зубару, там насчитывалось 400 домов. Многих жителей города связывали родственные узы с проживавшим неподалеку, в Хор Хассане, семейно-родовым кланом Аль Джалахима, отодвинувшимся из Кувейта вслед за родом Аль Халифа.
Капитан Дж. Брукс, посетивший Зубару в 1824 г., сообщает, что, судя даже по тому, что осталось от Зубары после нашествия на нее султана Маската (1810–1811), можно смело утверждать, что она являлась «важным местом торговли», хорошо укрепленным, с отменно налаженной системой хранения товаров и обслуживания торговцев.
Дж. Лоример, чиновник англо-индийской администрации, «летописец Персидского залива», как его величают арабские историки, рассказывает, что Зубару, помимо мощных оборонительных стен, окружала цепь разбросанных вокруг нее, в радиусе 7 милей, охранно-сторожевых постов-фортов. Крупнейшими из них он называет Халван, Лишу, ‘Айн Мухаммад, Ракийат, Умм-эль-Ширвайл и Сагхаб. Форт Кал’ат Мурайр в самой Зубаре соединял с Заливом врезавшийся в прибрежную полосу удобный водный рукав, и поэтому разгрузка судов проходила прямо у ворот форта. К 1904 г. и этот, и другие сторожевые посты-форты разрушились, а водный проход к Кал’ат Мурайр и вовсе занесло песками.
Зубара, пишет историк Абу Хакима, колодцами питьевой воды внутри стен города не располагала. Ближайший колодец находился в фарсаке (5–6 км.) от города, что и помогло ваххабитам захватить Зубару.
184
Сенченко И. П. Аравия: прошлое и настоящее. СПб., 2014. С. 97–99; Belgrave, Charles. Te Pirate Coast, London, 1966, p. 122–132.
185
Ahmad Mustafa Abu Hakima. History of Eastern Arabia, op. cit., p. 68.