Транзит

…около меня лежит уже частично окоченевший Клим – кореш с детства, которого иногда беру с собой, если машин несколько. Клим имеет два хороших качества: классно водит автомобиль и не паникует по пустякам, короче, парень что надо для такой работы. Проблема в нелегальном передвижении за границей с ним только одна – как он умеет подобрать гардеробчик: в рыжей «обливной» дублёнке типично кавказского происхождения, сапогах на меху из магазина «Лейпциг» и вязаной шапочке-«петушок» он не то что за швейцарца, даже за болгарина не сойдёт. В таком прикиде его круглая добродушная физиономия даже чем-то напоминает герб Советского Союза, а самое страшное то, что он категорически отказывается весь этот ужас менять на более цивилизованную одежду. Короче, если перейдём здесь, Климу в Швейцарию дорога одна – в багажнике Йенсова бордового «Крайслера» (Йенс Шнитте – это наш швейцарский «связной», пожилой, но абсолютно классный мужик)…

Ещё ничего не видно, но из темноты уже доносится приближающееся рычание дизельного мотора, за пару секунд двумя размазанными лучами в тумане над канавой появляется свет фар, ещё полминуты – и на пригорок перед нами по узкой дорожке выползает «Опель-Фронтера» австрийской пограничной жандармерии. Остановился. Пощупал лучом фары-искателя окружающий густой туман и не спеша протарахтел в трёх метрах от нас, уезжая дальше.

Когда мы вылезли из укрытия и перебежали дорожку, от джипа осталось лишь мерное урчание дизеля, удаляющееся куда-то влево, вдоль границы, и красные пятна задних фонарей.

– Климентий, слышь, знач так: ориентируемся на столб света от заправки в Микулове – он должен быть всегда слева, впереди идём на свет деревни на австрийской стороне – вон то светлое пятно в небе. Идёшь всегда за мной метрах в двадцати, и если падаю, падай и ты, если побегу вбок – беги за мной, короче, понял?..

– Понял, понял, ты ж мне уже всё сказал и раньше…

– Если чё-нибудь не то, потеряешь меня, сцапают меня, просто что угодно – засеки тридцать минут, затарься где-то недалеко от места, где ты поймёшь, что меня нет, и жди. Ни в коем разе не ищи меня сам! Если за это время я за тобой не приду – вали обратно, чётко: деревня сзади, свет от заправки справа…

– Лады…

– Идём!

И мы побежали.

Мокрая распаханная глина быстро сделала ноги в три раза тяжелее, и через метров триста уже казалось, что силы на пределе. Сзади я слышал, как с присвистом тяжело дышит Клим, но не отстаёт. Направленные в небо крутящиеся прожекторы на приграничной чешской заправке давали классный ориентир в виде НЛО, видимый даже в такую погоду на несколько километров, а свет из первой австрийской деревеньки Поттенхофен постепенно тоже становился всё отчётливее.

Ещё сто метров, ещё сто и ещё…

Пробежав кое-как ещё около километра, я, тяжело дыша, перешёл на шаг: в беге я никогда не был силён, благодаря искривлению носовой перегородки с детства, и в нормальной-то ситуации пробежать километр по асфальту в удобных кроссовках для меня был подвиг, не говоря уже о свежевспаханном поле… Сзади я услышал, как облегчённо сопит и мой спутник Клим.

Так мы шли молча, подворачивая в липкой грязи ноги и спотыкаясь, ещё минут двадцать, и я, задумавшись, не заметил, как уже отчётливо стали видны светящие фонари на улочках Поттенхофена, который мы должны были обогнуть справа, не входя в него.

Первая пограничная деревушка была из тех, где каждый знает всех остальных и где чужакам и делать-то, в общем, нечего. Короче, каждая незнакомая личность – уже сама по себе подозрительна. А местные по натуре стукачи все от мала до велика.

Через минуты три я увидел, как по дорожке на краю деревни проехал автомобиль и остановился прямо у кромки поля, по которому мы шли. Как бы ничего особенного… но в этот момент я уже почуствовал, что «что-то не так» и достаточно быстро сообразил, что вблизи деревни туман уже начал рассеиваться, и теперь наши две фигуры, приближающиеся по открытому полю, были видны как на ладони в свете фонарей освещения, и те люди в машине наверняка сейчас смотрят прямо на меня.

А в два часа ночи, приближаясь по полю со стороны границы, я вряд ли похож на случайного пешехода. Ещё через секунду до меня также дошло, что и автомобиль, стоящий именно в это время и именно на этой дороге, тоже, скорее всего, не заблудившееся маршрутное такси…

«Так, если это полицаи, то почему сидят и не окрикнут меня хотя бы? Или думают, что сам приду?.. Наверняка кто-то из местных успел стукануть… Бессонница их, что ли, мучает… Не, были б полицаи, уже бы рыпались… С другой стороны, тут никому другому и делать нечего в это время…» – так я рассуждал, попадая в темп дыхания и спотыкаясь.

Мы продолжали идти вперёд как ни в чём не бывало. Я пытался рассмотреть стоящую машину, но расстояние и слепящие пятна фонарей мешали. Была легковая, комби, похоже, тёмного цвета…

С правого боку и сзади, с поля, по которому мы шли, вдруг послышался звук мотора, работающего на высоких оборотах. Я обернулся и увидел уже знакомую «Фронтеру», которая отрезáла нам дорогу назад.

Теперь я понял, чего они ждали, но поздно…

Я резко повернул налево и побежал туда, где ещё плавали спасительные клочья тумана и темнота.

Когда под ногами вместо мягкой глины вдруг неожиданно оказалась ровная и твёрдая поверхность, я, спотыкнувшись, растянулся на том, что оказалось старой узкой асфальтовой дорожкой (такой эффект обычно бывает, когда в темноте идёшь по лестнице, а она неожиданно кончается…), ободрав руки и ударившись носом о её шершавое потрескавшееся покрытие.

Сразу вскочил на ноги опять и, матерясь и прихрамывая, понёсся дальше, что было сил.

Хотя я и переходил здесь границу не в первый раз, нельзя говорить о том, что хорошо знаю местность. Всегда только в темноте и только по проверенному маршруту, и только его я знал в действительности до сантиметра. Целую приграничную полосу при дневном свете я мог видеть только с чешской стороны и только её первый +/− километр. Обычно я обходил Поттенхофен справа и шёл дальше, а что находится с левой стороны от него, даже не представлял…

Бежал я что было сил, на слух контролируя сзади присутствие Клима. Как только они увидели, как мы ломанулись в сторону, и те в деревне, и те сзади, в джипе, включили свои синие мигалки. Легковушка двинулась параллельно полю, а джип, съехав с просёлочной дорожки, прямо за нами. Расстояние между нами и «Фронтерой» было около полукилометра, но и действительно хорошему внедорожнику по мокрой пашне ездить не фонтан, а «Опель-Фронтера» сам по себе, как джип, вообще очень далёк от идеала. Тем не менее нам, бегом, это было ещё хуже, и он постепенно приближался. Раза три я упал, вскочил и бежал вперёд, не разбирая дороги. Климу было легче: там, где навернулся я, он уже знал, что яма или ещё что-то, и смотрел под ноги. Последнее приземление было наихудшим: в темноте я не увидел очередной глубокий дренажный канал и, после одного шага в воздухе, пролетев метра два, приземлился прямо на грудь мордой в траву, явно в очередной раз разбив нос, но самое страшное было то, что мне абсолютно перебило дыхание, как будто сильным ударом кулака в солнечное сплетение…

Чисто по инерции я вылез из канавы, сделал ещё несколько шагов и упал на живот, кашляя и пытаясь набрать в лёгкие хотя бы чуть-чуть воздуха. Наклонившемуся надо мной Климу я смог только махнуть рукой по направлению к показавшимся впереди тёмным кустам, и он побежал дальше.

Через несколько жутких секунд без кислорода и с выпученными глазами частично обновилось дыхание, но бежать уже было поздно. Я натянул рукава своей натовской цвета хаки куртки на руки, втиснулся в липкую глину и замер. Тёмно-синие джинсы «Levi`s» и коричневые кожаные кроссовки, так же как и куртка, уже покрылись земляными пятнами и грязью, создавая естественный камуфляж – мою последнюю надежду. Нос болел и явно кровоточил, поэтому голову я приподнял, натянув на неё куртку. Это и приближающийся сзади свет фар автомобиля дали мне возможность достаточно подробно рассмотреть сегмент местности перед собой. После канавы, в которую я так неудачно свалился, поле постепенно понижалось и, наверное, как результат всеобщей сырости и осенних дождей, буквально в паре шагов от меня, в низинке, начиналась огромная овальная, покрытая тонким протаявшим ледком лужа с берегами, состоящими из глинистой жижи и гнилой соломы. Мокрый и грязный лёд тускло поблёскивал в свете фар джипа, который, судя по урчанию мотора, сейчас остановился метрах в тридцати сзади от меня.