Страница 19 из 24
Кашляя своим поршневым двигателем, как старый автомобиль при переключении передач, самолёт медленно приблизился к лесу на холме, пролетел над деревней и начал разворачиваться в направлении кучки винных погребов на склоне холма, где как раз стояли немцы. Облетев небольшой лесок, «Поликарпыч» сбросил газ, развернулся, «отрыгнул» пару раз и с надрывным хрипом мотора стал заходить на второй круг.
Полковник и офицер СС наблюдали за ним с грузовика, все остальные, перестав есть, смотрели на него из леса. Хорошо замаскированная машина ПВО в кустах на окраине, как заметил полковник, и без приказа неотрывно следовала за каждым движением самолёта, разворачивая в его направлении свою четырёхствольную установку, готовую в любое время открыть огонь – сразу было ясно, что эстонский экипаж тоже не новички на фронте. К грузовику подбежал их командир, фельдфебель, и с сильным балтийским акцентом спросил фон Шенкофа, что ему делать – стрелять или нет.
– Подождите пока, – ответил эсэсовец.
– Эй!.. – полковник опять привстал. – Сейчас же прикажите снять его, оберлейтенант! – он неожиданно обратился к фон Шенкофу его армейским вариантом звания, что не было принято в отношении офицеров СС. Видимо, был сильно взволнован.
– Но этим мы откроем наше местонахождение! – возразил тот.
– Шенкофе, поверьте моему опыту, если здесь уже мотается этот летающий пылесос, значит, вас уже кто-то видел, но просто ещё не знает точно вашу позицию!.. Это не разведчик, это наводчик! Я знаю, как и для чего русские используют эти самолёты. Снимите его сейчас же!.. – он повернулся к эстонскому фельдфебелю люфтваффе. – Слышали?! Снимите его! – и, обернувшись к фон Шенкофу: – Надеюсь, что он ещё не успел передать координаты, если решил зайти на второй круг! Пилот нас ещё не видит или, по крайней мере, не уверен! Не думаю, что нас сдал староста: пока я там лежал, у него было миллион возможностей сдать меня и выслужиться… Не сдал… Кто вас видел, Шенкофе?..
– Убежали три мадьяра – водители, а утром пролетали русские штурмовики, хотя вряд ли нас видели: летели очень быстро и на Брно…
– Почему ничего не сказали мне?!.
– Не думал, что это важно, герр полковник, русские самолёты летают над нами каждый день и…
– Чёрт возьми! А вы тут продолжаете преспокойно сидеть, Шенкофе?.. Штурмовики – это не просто самолёты, это самолёты для уничтожения наземных целей. Их экипажи специально тренированы, чтобы видеть замаскированные танки, траншеи, ДОТы и т. п., в отличие от остальных ВВС, они научены смотреть именно вниз, а не вверх, и смотреть пристально!.. Я не знаю, кого вы имели в виду там наверху, кто проиграл войну, но сейчас делаете то же самое! Чёрт вас дери! Недооценка противника – вот причина всех наших бед! Лучше переоценить и быть готовым к наихудшему, чем… Вы, оберлейтенант, если над вами пролетел русский самолёт, должны действовать исходя из того, что он вас засёк, а не наоборот…
Его речь прервало громкое стаккато 20-миллиметровой четырёхствольной установки ПВО на краю леса.
Нарваться здесь на вражескую зенитную установку такого класса, как стояла сейчас внизу у винных погребов, замаскированная ветками кустарника, русский пилот явно не рассчитывал. По всем данным, противника в этом районе быть не могло: кто-то из штурмового авиаотряда просто видел, пролетая на Брно со случайным отклонением курса, где-то в окрестностях какой-то затерявшийся танк и пару человек вокруг него, или что-то подобное, – танк был вроде как немецкий… Ничего конкретного. Одни «может быть» и «вроде как».
Кругом простирались лишь открытые поля и виноградники, мест, пригодных для маскировки тяжёлой техники, практически не было. Задача состояла лишь в том, чтобы проверить на всякий случай донесение штурмовиков – обычная армейская рутина. Пилот был уверен, что, как обычно, полёт кончится ничем: «Эти фрицы сейчас думают только о том, чтобы побыстрее убраться на запад, только идиоту придёт в голову окапываться здесь, в нашем тылу, и ждать верной смерти!».
К тому же было известно, что в районы с предполагаемой реальной возможностью дислокации немецких боевых частей никогда не посылали на дневную разведку тихоходные «ПО-2».
Он, спокойно развернувшись, шёл на снижение, чтобы как следует разглядеть небольшой лесок прямо под собой, когда сначала почувствовал острую боль в ногах, а потом уже услышал долетевшие звуки выстрелов. Внизу на опушке он увидел вспышки огня, вылетающие из четырёх стволов в его направлении. Сразу понял всё. Крылья и целый корпус кучно и равномерно пронизывали явно крупнокалиберные пули – шансы на спасение +/− ноль. Старенький мотор окутался дымом, получив несколько попаданий, но, на удивление, кряхтя, всё ещё тянул машину вперёд. Пилот, включив рацию, закричал:
– Лес! Лес на холме у деревни! Зенитная установка! Номер сто четыре подбит, падаю! Падаю!.. – он отстегнул ремни и попытался выбраться из самолёта, но ноги не слушались, а силой только одних рук вытащить целое тело из простреленой узкой кабины не получалось…
Рация молчала, не слышно было даже привычного шипения. Пилот потянул на себя штурвал, чтобы хотя бы по инерции набрать высоту. «ПО-2» резко пошёл вверх, начиная «мёртвую петлю», в этот момент, вследствие уже небольшой скорости машины, непривязанный пилот вывалился из кабины на верхнее крыло и, больно ударившись спиной, полетел вниз, к своему удивлению опережая ещё планирующий вверх дном самолёт.
Эстонцы продолжали вести прицельный огонь, и вскоре «Поликарпов», с отрезанным пулями крылом камнем полетел вниз. Взрыва не последовало, останки самолёта, упав, просто начали гореть на земле, примерно в полукилометре от леса.
Одновременно с началом «мёртвой петли» на небе раскрылся парашют и сейчас приближался прямо к деревьям на холме. Ветра не было, и поэтому не трудно было определить место приземления. Эсэсовцы поспешили к северной опушке.
Высота прыжка была небольшая, и вскоре лётчик коснулся ногами вспаханного поля в пятидесяти метрах от крайнего винного погреба у края леса. Парашют, неспешно падая, накрыл его тело. Человек не двигался. Обстрелянные немецкие солдаты уже знали все финты русских: они даже раненые старались уничтожить как можно больше людей противника и, притворяясь мёртвыми, ждали, пока немцы подойдут близко, а уж потом стреляли из пистолетов и кидали гранаты.
На более-менее безопасном расстоянии эсэсовцы окружили место падения парашютиста и остановились с автоматами, наведёнными на скомканный шёлк и фигуру под ним. Крошка поднял руку вверх – «стоять» – приблизился к пилоту и приподнял парашют, держа пистолет наготове.
Тело в лётном комбинезоне не двигалось, не стреляло и не бросало гранаты. Около его ног на сухой твёрдой земле расплывалась тёмная кровавая лужица. Глаза были закрыты. Расстёгнутый шлемофон от удара о землю приоткрыл голову, показав растрёпанные длинные русые волосы – это была женщина. Точнее, девушка, максимум лет двадцати. В цепи пронёсся вздох. Крошка, подойдя к лётчице, вынул из её кобуры пистолет «ТТ», прошмонал комбинезон и, вытащив две гранаты «Ф-1» из бокового кармана, склонился над телом. Она ещё дышала.
– Валите за Шенкофом! Скажите: пилот – баба, ещё жива! Всем вернуться в расположение!
– Да! А ты её тут пока ещё «пошмонаешь» пару раз, досмотришь с пристрастием… чё?! – отозвалась откуда-то сзади неуместная шутка.
Крошка медленно повернулся. Этого не мог сказать никто из его боевых товарищей из «Das Reich» – принципиально никогда Крошка не пользовался своей огромной физической силой, чтобы поиметь женщину даже во время войны, и презирал всех, кто это делал, – это было его кредо.
Он мог голыми руками убить человека в рукопашном бою. За дополнительные деньги к его армейской зарплате, без зазрения совести он добровольно участвовал в расстрелах, производимых в дивизии, – это объяснял легко: «…если кого-то отсудили к смерти, то он в любом случае – уже мертвец, а я на этом хотя бы заработаю, не причинив никому вреда». Но при этом к слабому полу он относился с каким-то трепетом, не позволяя себе даже обычных солдатских грубостей, не говоря уже о том, чтобы как-то воспользоваться тем, что женщина попала в тяжёлое положение…