Страница 9 из 13
Ущербность подобной традиции в изменившихся условиях понимали многие. Однако старые традиции, даже самые нелепые, ломать порой так же трудно, как и паковый лед. Федор Алексеевич тем не менее этот лед сломал. Как пишет историк Сергей Соловьев, по приказу государя прямо в царских сенях сложили все разрядные книги, где записывалось, кто, где, когда и кем служил, и подожгли. Пусть каждый свою родословную помнит, заметил при этом царь, но разрядные книги государству больше не потребуются. Решение закрепили в год смерти царя на Земском соборе.
Впрочем, если у кого-то недовольство и было, вслух его проявлять никто уже не стал. Наоборот, некоторые бояре и сами просили Федора Алексеевича «уничтожить места», поскольку из-за этого «в прошлые годы во многих ратных, посольских и всяких делах чинились великие пакости, нестроения, разрушения, неприятелям радование, а между нами богопротивное дело – великие, продолжительные вражды».
Всему свое время: еще за семьдесят – восемьдесят лет до этого бояре были настроены совершенно иначе, утверждая, что, если традицию местничества отменить, «то им смерть». Как не без иронии замечает Василий Ключевский: «Не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI веке, а места исчезли, потому что умерло боярство и некому стало сидеть на них».
Когда сегодня говорят о блестящей плеяде «птенцов гнезда Петрова» или о «екатерининских орлах», среди которых были люди из самых разных слоев общества, редко кто, к сожалению, вспоминает, какой вклад в этот исторический прорыв внес царь Федор Алексеевич, первый из наших лидеров, сделавший ставку не на родовитость, а на талант.
Разумеется, и сегодня дети известных, богатых и влиятельных людей имеют гандикап перед остальными, невзирая на их реальные способности, но это уже воспринимается обществом как нечто нездоровое и несправедливое. А до реформы Федора Алексеевича такое положение дел считалось нормой.
Многие решения царя Федора принесли плоды уже после его смерти. Именно при нем был разработан проект разделения тогдашних управленцев на гражданские и военные чины, каждый из которых в свою очередь разделялся на степени. Проект важнейший, недаром на него обращают внимание все видные историки. Как замечает Сергей Платонов: «Этот проект впервые ясно выразил необычную в Московском государстве мысль о полном разделении гражданских и военных властей».
Из-за смерти государя проект не успели реализовать, однако необходимая реформа уже была проработана, так что будущая петровская табель о рангах возникла не из пустоты. Это не значит, разумеется, что Петр скопировал проект царя Федора, просто сама идея, рожденная еще в то царствование, никуда не пропала, а в нужный момент оплодотворила петровскую мысль. И подобных примеров немало.
Предтечей знаменитой Славяно-греко-латинской академии явилась созданная в 1681 году Типографская школа при Заиконоспасском монастыре. Конечно же, главной задачей школы была защита православия, и все же… Слова «типографская школа» и «монастырь» смущать не должны. Так называемая «академическая привилегия», то есть программа создания высшего учебного заведения, утвержденная царем Федором, предусматривала изучение широкого круга предметов, причем доля светских наук в этом перечне не уступает по своему количеству дисциплинам церковным. Здесь преподавались грамматика, риторика, «пиитика», философия. И это по тем временам было шагом вперед.
Какие-то решения Федора Алексеевича однозначной оценке, конечно, не поддаются. Так, например, после проведенной им переписи населения было введено подворное налоговое обложение. С одной стороны, это помогло пополнить казну, с другой – усилило крепостной гнет. Но большинство начинаний государя заслуживает только положительной оценки. Именно он ввел воеводское и местное приказное управление, что серьезно облегчило потом Петру проведение губернской реформы.
И еще одно: у большинства существует превратное представление, будто о реформе русской армии по европейскому образцу задумался лишь Петр I. Заслуги реформатора на этом направлении неоспоримы, но все же полки иноземного строя появились еще при его предшественниках. Восстание Степана Разина во времена Алексея Михайловича удалось подавить лишь благодаря войскам иноземного строя, которые под Симбирском разгромили неорганизованные толпы разинцев.
Активно занимался военным строительством и фаворит Софьи – князь Василий Голицын. Многое сделал для армии, как видно хотя бы из истории с местничеством, и царь Федор. Так что русские начали учиться воевать по-европейски задолго до появления петровских «потешных». Это было делом не одного царя и не одного поколения русских людей. Как и все остальное, русская армия подрастала постепенно.
В заслугу Федору Алексеевичу, государю и просто человеку, я бы поставил и тот факт, что он по-доброму относился к своему сводному брату Петру Алексеевичу – будущему великому реформатору. И пока был жив, заботился о его образовании. Есть, например, такое свидетельство в записках некоего Крекшина: «Старший брат и крестный отец Петра царь Федор не раз говорил куме-мачехе, царице Наталье: „Пора, государыня, учить крестника“».
И это, несмотря на постоянные склоки, которые существовали тогда между родней первой и второй жены Алексея Михайловича – Милославскими и Нарышкиными. Сам Федор Алексеевич был выше этой внутрисемейной дрязги. Со смертью Федора закончились для маленького Петра и занятия: все, чему он научился позже, – результат самообразования.
Кстати, у нас мало кто понимает, что в самом главном – в принятии новшеств – два этих сына Алексея Михайловича, хотя и от разных матерей, стояли рядом, оба продолжали дело отца. Различия, безусловно, есть. Федор был эволюционером, Петровская реформа – пусть даже исторически необходимая, но все же жестокая революция.
Разумеется, есть разница и в масштабах преобразований. И в силу исторических условий, и в силу своего нездоровья, и в силу кратковременности своего правления, начинания Федора ограничивались, как верно пишет Сергей Платонов, «верхними слоями московского общества». То есть эволюционные устремления царя Федора (за исключением отмены местничества) не выходили за пределы Москвы и придворного мира, в отличие от Петровской реформы, изменившей всю страну.
Но если говорить о реформаторском духе, то именно Федор сумел первым подняться на принципиально важную ступень выше отца. Алексей Михайлович ни в чем не противодействовал новшествам, к которым стремились многие влиятельные люди из его окружения, даже сочувствовал им, но и не давал государственного благословления на проникновение в русскую жизнь новых европейских идей.
Царь Федор Алексеевич это благословление от своего имени, а, значит, и от имени государства, дал. И это, полагаю, самое важное, что произошло в годы его правления. Еще раз процитирую Платонова: «Слабый и больной Федор Алексеевич немного сделал в этом (реформаторском) направлении, но драгоценно то, что он личными симпатиями определеннее своего отца стал на сторону реформы».
Я бы сказал, намного «определеннее». Можно только пожалеть, что царь Федор Алексеевич правил Московским государством столь короткий срок. Если бы судьба отвела ему больше времени, не исключено, стране не пришлось бы испытать на себе позже всех тяжестей петровских времен. Перемены бы произошли, но не революционно, а эволюционно.
В любом случае царь Федор сделал все, что мог. Возможно, даже больше, чем мог, если вспомнить о его тяжелой болезни. А такое скажешь далеко не о каждом. О тех, кто правил нашим Отечеством, – тем более.
Никита и Акинфий Демидовы – первые русские «рудознатцы»
Так уж получилось, что Россия, столь богатая ресурсами, очень долго даже не ведала, что сидит на мешке с золотом. Еще меньше знала, как этим богатством воспользоваться. Первые достоверные сведения о горном деле появляются лишь в эпоху Ивана III, когда в бассейне Печоры случайно наткнулись на серебряные и медные руды. Только при Михаиле Романове в 1628 году на Руси появился первый завод для выделки железа, хотя и в данном случае слово «завод» большое преувеличение – куда точнее просто «кузница». Поэтому и дальше столь необходимое государству железо, не говоря уже о других металлах, привозили в основном из-за рубежа.