Страница 7 из 13
Почти все время царствования Алексея Михайловича Ртищев находился при государе, который, прослышав о необычном человеке, поселившемся недалеко от Москвы, но жившим отшельником, призвал его к себе. Карьера Ртищева, если читать летописи, современному человеку может показаться даже курьезной.
Сначала он был пожалован чином стряпчего в «комнате у крюка» – то есть во внутренних комнатах при государе. Осенью 1646 года занял должность стряпчего с ключом – то есть дворцового эконома. В 1650 году возведен в почетный сан постельничего, а еще позже – окольничего. Ну и, наконец, был воспитателем старшего царевича Алексея до самой его смерти. Нетрудно заметить, что все эти должности объединяет одно – близость к государю и большое к нему доверие. Это так. Ртищев стал для Алексея Михайловича не столько слугой, сколько другом.
Более того, в реальности он являлся фактически советником государя, можно сказать, «на общественных началах», поскольку от боярского звания категорически отказался. Разумеется, за долгие годы службы выполнял самые различные государевы поручения, а не только был дворцовым экономом при ключе. Одно время Ртищев руководил государевой Мастерской палатой. Бывало, возглавлял различные приказы (здесь и Литовский приказ, и приказ Большого дворца и даже приказ Тайных дел), бывало – воевал (сопровождал царя во время походов на Польшу и во время войны со шведами), бывало – выполнял дипломатическую миссию.
Однажды, например, успешно провел сложные переговоры с известным государственным человеком Речи Посполитой Павлом Сапегой, на которых среди прочего добился, чтобы в документах поляки впервые признали, что русский царь – государь еще и «Малыя и Белыя России». Для Москвы это было важной дипломатической победой. И все же прославился Ртищев другим: тем, что делал как раз не по приказу, а помимо службы.
Современники называли его «милостивым мужем». Именно с его именем связано появление в Московском государстве благотворительности. На личные средства и средства друзей Ртищев организовал ряд больниц и приютов в Москве и в глубинке. Создал даже первый вытрезвитель: мораль при этом никому не читал, просто подбирал на улице пьяных и увозил к себе до протрезвления.
Уже позже, по примеру Ртищева, благотворительностью занялась и власть. Сначала озаботились нищими и убогими в Москве. Здоровых определили на работы, а беспомощных поместили на казенное содержание в двух специально устроенных для того богадельнях. Наконец, на церковном соборе, созванном в 1681 году, власть предложила РПЦ устроить такие же приюты и богадельни по всем городам. Так частные поступки Федора Ртищева легли в основание целой системы церковно-благотворительных учреждений в России. Благодаря ему тысячи русских людей смогли выжить, получив хлеб и кров.
В 1671 году, прослышав о голоде в Вологде, Ртищев отправил туда обоз с хлебом, а потом и деньги, продав часть своего имущества. Известна история и о том, как он подарил Арзамасу свои земли, в которых город очень нуждался, хотя, как свидетельствуют очевидцы, мог бы выручить за эту собственность немалые средства.
Кстати, история для Ртищева не исключительная, а самая обычная. Когда ему не хватало денег на благотворительность, он начинал продавать свою одежду и утварь. Впрочем, по дружбе, любя и уважая Ртищева, нередко ему помогали и царь с царицей. При этом отчета о расходах с него никогда не требовали, знали, что на себя он не потратит ни одной копейки.
Риторический, конечно, вопрос, но все же: где бы российской власти взять таких людей сегодня?
Ртищев выкупал русских пленных и даже, предвосхищая появление Красного Креста, оказывал помощь вражеским воинам, вынося с поля боя не только своих, но и чужих раненых, а затем поддерживал иностранных пленных, оказавшихся в России.
Как нередко бывает, в воспоминаниях часто обращают внимание на детали вроде бы несущественные, но которые на самом деле многое говорят о личности. Так, летописца поражает, что, будучи уже совсем немолодым человеком, Ртищев – государев друг – всегда уступал место в своей повозке тяжелораненым, а сам садился верхом на коня. И, заботясь об удобстве больных, раненых и обмороженных, всегда заранее нанимал в попутных городах дома, находил врачей, заботился о пропитании подопечных, расходуя на это собственные средства.
Не случайно о его доброте ходили легенды, а сразу же после смерти появилась биография «Житие милостивого мужа Федора, званием Ртищева», где ему придан ореол святости.
Память о Ртищеве сохранялась надолго. Когда после его смерти сгорела первая больница для бедных, которую он построил и содержал, на ее месте, причем на собранные пожертвования, выстроили новую, которая под именем «Больницы Федора Ртищева» функционировала еще и в царствование Петра.
Сегодня представить себе добро без примесей трудно, почти невозможно. Тем не менее как исключение случается и такое. Вчитайтесь в слова Ключевского: «Это был один из тех редких и немного странных людей, у которых совсем нет самолюбия. Наперекор природным инстинктам и исконным привычкам людей, Ртищев в заповеди Христа любить ближнего, как самого себя, исполнял только первую часть: он и самого себя не любил ради ближнего – совершенно евангельский человек, правая щека которого просто, без хвастовства и расчета, подставлялась ударившему по левой, как будто это было требованием физического закона, а не подвигом смирения. Ртищев не понимал обиды и мести, как иные не знают вкуса в вине и не понимают, как это можно пить такую неприятную вещь.
Некто Иван Озеров, некогда облагодетельствованный Ртищевым, потом стал его врагом. Ртищев… пытался утолить его вражду упорным смирением и доброжелательством; он приходил к его жилищу, тихо стучался в дверь, получал отказ и опять приходил. Выведенный из терпения такой настойчивой и досадной кротостью, хозяин впускал его к себе, бранился и кричал на него. Не отвечая на брань, Ртищев молча уходил от него и опять приходил с приветом, как будто ничего не бывало. Так продолжалось до смерти упрямого недруга, которого Ртищев и похоронил, как хоронят добрых друзей. Из всего нравственного запаса, почерпнутого древней Русью из христианства, Ртищев воспитал в себе наиболее трудную и наиболее сродную древнерусскому человеку доблесть – смиренномудрие».
Впрочем, занимался Ртищев, конечно же, далеко не только благотворительностью. В 1649 году под Москвой, как пишет дореволюционный словарь Брокгауза и Ефрона, «пользуясь покровительством царя и патриарха Иосифа, построил Спасопреображенский монастырь», куда вызвал из Киево-Печерского и ряда других малороссийских монастырей тридцать ученых монахов. Они-то и переводили иностранные книги на русский язык и обучали желающих греческой, латинской и славянской грамматике, риторике и философии. Сам Ртищев стал студентом этой школы и проводил там целые ночи в беседах с учеными. Немалое число молодых московских служилых людей, то есть чиновников, прошло обучение в этом частном монастырском учебном центре.
Позже «училище было переведено в Заиконоспасский монастырь и послужило зерном Славяно-греко-латинской академии». А это, между прочим, первое высшее учебное заведение в России. Так что и здесь надо сказать спасибо Ртищеву. Тем более что как раз за эту инициативу ему перепало немало критических стрел. Некто Голосов, ярый сторонник старой веры и обычаев, в своем доносе пишет: «Учится у киевлян Федор Ртищев грамоте, а в той грамоте и еретичество есть. Кто по латыни научится, тот с правого пути совратится». Классика того времени. Если до Смуты Русь переполняла религиозная самоуверенность, как-никак «Москва – Третий Рим», то после всех бед и унижений Смутного времени, да к тому же на фоне усилившегося западного влияния, православие болезненно воспринимало любое, даже призрачное посягательство на свою веру. Латинобоязнь в этот период достигла апогея. Латынь для консерваторов стала символом свободной, а значит, опасной науки, плодившей ненужные сомнения.
Впрочем, и здесь Ртищева спасал характер. Только он умудрялся (что в те времена жесточайшей конфронтации было почти невозможно) утихомиривать врагов, склоняя их к умеренности и убеждая, что реальные интересы русского народа выше идейных разногласий крайних западников и крайних патриотов. Нужно представлять себе этих сильных, заносчивых и неуступчивых людей, вроде боярина Морозова, протопопа Аввакума и патриарха Никона, чтобы понять, каким удивительным влиянием на них обладал такой неконфликтный человек – Федор Ртищев.