Страница 9 из 15
Вполне возможно, что если бы опыты Мауля были продолжены при условии увеличения калибра и использования связок ракет, то удалось бы осуществить поднятие грузов весом в 100 кг на высоту 1 км. При этом надежность раскрытия парашюта была достаточно велика, чтобы вместо фотоаппарата разместить на ракете клетку с животными. Уже в первые годы своих опытов Мауль с помощью ракет малого калибра поднимал на небольшие высоты различных грызунов (мышей, крыс, морских свинок), которые после приземления чувствовали себя нормально. Следовательно, для осуществления полета человека на ракете Маулю осталось сделать совсем немного.
Свои эксперименты Мауль частично финансировал сам, частично средства поступали от военных. Общие затраты составили 100 тысяч немецких «довоенных» марок (по другим источникам – 300 тысяч). Хотя себестоимость одной ракеты в 70 марок была значительно ниже стоимости привязного аэростата, они так и не пошли в серийное производство. Дело в том, что в то самое время, когда он вел переговоры с военным министерством о продаже своих изобретений, его фотографические ракеты стали лишними: качественные фотографии научились получать с самолетов.
Итак, к началу Первой мировой войны ракеты имели ограниченное применение. То есть малые сигнальные и спасательные ракеты использовались сплошь и рядом, но никто и подумать не мог, чтобы разрабатывать новые варианты этого вида оружия. А ракетные торпеды, проходившие испытания перед самой войной, показали низкую меткость попаданий и также не пошли в серию.
После подписания Версальского мирного договора положение в этой области для Германии еще ухудшилось: были уничтожены машины, служившие для изготовления малых ракет в пиротехнической лаборатории в Шпандау и на пороховом заводе фирмы «Айсфельд» в Зильберхютте. Позднее, когда в Веймарской республике начала формироваться тайная армия, фирме «Кордес» (Cordes) в Везермюнде, принадлежащей Фридриху Зандеру, удалось вновь организовать производство небольших ракет для снабжения Общества спасения на водах.
Печальная картинка, не правда ли? Однако самое интересное заключается в том, что к тому времени в научных и инженерных кругах Европы сформировалось представление о ракетах как универсальном средстве транспорта. Этому в немалой степени способствовали популярные сочинения писателей-фантастов.
Видения лучшего будущего
Продолжая наш разговор о республиканской Германии и тех зародышах будущего, которые в ней вызревали, нельзя обойти вниманием потрясающий культурный подъем, сопровождавший слом государственности кайзеровского образца. Революции всегда способствуют творческому прорыву. Мир старых и замшелых стереотипов в одночасье объявляется несуществующим, а образовавшиеся пустоты в художественном пространстве спешат заполнить молодые гении – самонадеянные, честолюбивые, отчаянно смелые, а потому действительно способные породить нечто новое.
Большевистская революция и трудное становление Советского Союза породили целую плеяду имен, которые мы до сих пор вспоминаем с благоговением. Аналогичный процесс проходил и в послевоенной Германии. Там творили такие титаны прозы, как Томас и Генрих Манны, Герман Гессе, Эрих Мария Ремарк, Лион Фейхтвангер и Карл Май. Хватало в республике и художников, поэтов, театральных режиссеров, готовых к эксперименту.
Бурно развивалась киноиндустрия. В конце 1920-х годов около двух миллионов немцев регулярно посещали 5000 кинотеатров, разбросанных по всей стране. Наибольшую популярность в те годы получила немецкая компания «УФА» (UFA – Die Universum Film AG), составившая серьезную конкуренцию Голливуду. Удивительным образом она умудрилась оказать довольно заметное влияние на развитие немецкого ракетостроения, поэтому я еще не раз помяну ее на страницах этой книги. Пока же надо сказать, что немецкие студии выпустили сотни фильмов, некоторые из которых вошли в золотой фонд мирового кинематографа. Среди них – «Фауст» и «Носферату», «Нибелунги» и «Тайны Востока», «Кабинет доктора Калигари» и «Голубой ангел» (в этом фильме 1930 года дебютировала звезда экрана Марлен Дитрих).
Итак, с культурой и искусствами в Веймарской республике было все в порядке (что лишний раз подтверждает подзабытую ныне теорему, будто бы настоящий художник должен быть голодным), однако восприятие обществом лучших образчиков этой культуры было далеко не однозначным. И если бы новые веяния, эксперименты с методом и формой просто вызывали отторжение массового потребителя, который всегда с большим трудом меняет свои приоритеты, то это было бы еще полбеды. Раскол шел по отношению к прошлому, настоящему и будущему Германии – мнение и взгляд художника оценивались прежде всего с этих позиций, в воздухе уже чувствовался запах гари от сжигаемых книг и картин.
«Солдат трех армий» Бруно Винцер вспоминал:
В Берлине происходили бурные события.
В большом кинотеатре на Ноллендорфплац шел фильм «На Западном фронте без перемен» по одноименному роману Эриха Марии Ремарка. Вернее сказать, фильм не шел. За две недели я покупал себе билет раз пять, не меньше, но так и не посмотрел фильма. Каждый вечер сеанс срывали штурмовики, которые забаррикадировали входы, напускали в зал белых мышей, бросали химические патроны, а потом вламывалась полиция и запрещала показ фильма. На улицах собирался народ. Однажды с речью к толпе обратился, стоя на крыше своего автомобиля, руководитель пропаганды нацистской партии Геббельс. Время от времени в эту речь вступал хор штурмовиков со своим боевым кличем: «Издохни, еврей!» или: «Германия, пробудись!»
– Когда еврейские писаки такого сорта, как Ремарк, марают честь фронтовика, – это наглость!
– Издохни, еврей!
– Когда в подобном фильме втаптывают в грязь героическую борьбу непобедимой армии – это позор! И это характерно для Ноябрьской республики, ведь только при ней возможно было разрешить такую кинокартину. Но теперь этому будет положен конец!
– Германия, пробудись!
Как ни хотелось мне посмотреть этот фильм, чтобы иметь о нем свое собственное суждение, речь Геббельса не прошла для меня бесследно, потому что он сумел найти эффектные слова о солдатской славе, а я ведь желал быть солдатом. Так или иначе, меня в какой-то мере заразило возбуждение толпы…
За этим возбуждением толпы, обвиняющей образованную часть общества в предательстве идеалов, стояла все та же жажда реванша, угадывалось все то же стремление выйти из порочного круга проблем, порожденных войной, разрухой и Версальским договором. И эту жажду, и это стремление ловко использовали штурмовики Рёма и пропагандисты Гитлера. Когда они придут к власти, то начнут перекраивать культуру по своим лекалам, и большинству творческой интеллигенции, процветавшей в Веймарской республике (и вышеупомянутому Ремарку в том числе), просто не найдется места в Третьем рейхе.
Но трудно представить, что при огромном спросе на «реваншистское» искусство и при почти полном отсутствии цензурных ограничений в Германии и Австрии не появились бы авторы, искренне считающие себя выразителями «чаяний народа» о возрождении империи. И нет ничего удивительного в том, что особенно много их оказалось среди фантастов.
Фантастическая проза конца XIX и начала ХХ века мало напоминала то, что даже в те отдаленные времена считалось художественной литературой. Фантастика тогда служила инструментом для популяризации идей, концепций, фундаментальных открытий и технических новинок. Поэтому зачастую в соответствующих произведениях не было людей: их заменяли абстрактные бесчувственные фигуры, живущие в идеализированных мирах. Можно отдельно поговорить (и поспорить), насколько подобное упрощение имеет отношение к подлинному искусству, однако функцию свою – очень необходимую для того времени – популяризаторская фантастика выполняла исправно, показывая обывателю, в каком мире ему предстоит жить в самом ближайшем будущем.