Элемента.N

— Да, и если бы ты меня не перебил, то уже бы знал, что с другой стороны там такое соединение золота, которое оно в принципе образовывать не может, будучи металлом инертным и вялым.

— И у Евы в крови это золото образовывается самостоятельно?

— Нет. Возможно, мог быть какой-то переходный этап, хотя вряд ли. Думаю, в её крови это золото появилось из пули.

— То есть пуля тоже была не обычная? Нет, но ты спроси, ей случайно не отдали то, что вынули у неё из плеча? Я бы посмотрела, стало бы понятней.

— Аль, попроси маму, мы с Евой сейчас немного расстались, — поморщился Дэн.

— Немного больше, чем совсем? – переспросила сестра.

— Не знаю. Всё сложно, — он махнул рукой.

— Ты говоришь сейчас статусом из Контакта, который стоит там у половины глупых девочек.

— Ну, значит, я девочка. Глупая. А может просто тряпка. Прости, не хочу это обсуждать.

— Да, ладно, норм! Понимаю, — ответила она и добавила: — Знаешь, что ещё я хотела тебе сказать про это золото? У нас с отцом такое ощущение, что кто-то притащил это золото, например, из космоса, не знаю, или из недр земли, или из какого-то ныне каменного прошлого и пытается получать вещества на его основе. Потому что оно по сути своей уникально. А то, что из него можно получить, трудно себе даже представить — такой простор для возможностей.

— Если только это не крошечный образец, выковырнутый из какого-нибудь метеорита, — прервал полёт её бурной фантазии Дэн.

— Да, — согласилась она. — Ладно, мне пора!

— Давай! – махнул ей Дэн. — Мне, вообще-то тоже.

Гладко выбритый и строго одетый Дэн мерял шагами своё новое жильё, пытаясь максимально лаконично сформулировать те вопросы, которые он собирался задать Франкину. Получалось плохо. В голове постоянно возникали мысли о том, что только что сообщила ему Алька, а ещё о разговоре с Шейном, который у них состоялся в тот злополучный день. Потом он вспомнил про список, который подготовил ему педантичный дед.

Аккуратным мелким, но разборчивым почерком дед исписал несколько тетрадных листов. И свой труд в простой школьной тетради в клетку так Дэну и вручил.

На первой странице был список из девяти пунктов с именами, фамилиями и названиями. Первым стоял Доктор со шрамом. На следующей странице под цифрой один стояли года, иногда даже точные даты, когда «Доктор» был замечен дедом в деревне, и первые из них относились к 1983 году, за три года до того, как погиб Сергей Мещерский. И это был единственный лист, исписанный с двух сторон.

Вторым пунктом — и Дэн был сильно удивлён — шёл не Шейн, а Сергей Алексеевич или Доктор Айболит, как его все звали в больнице. И трёхкратное появление его в Сосновке трижды совпало с появлением здесь Франкина. Правда, последний раз, в год перевода сюда Купчихи, Франкин уехал, а Айболит остался и работает до сих пор.

Далее подозревались некий чёрный фургон, наблюдаемый здесь с завидной регулярностью и появившийся задолго до Франкина, в первый же год как сюда приехал сам подполковник Мещерский. С фургоном Дэну было всё ясно, кроме частоты, с которой навещал он скромную деревеньку с незапамятных лет.

Подозревал дед и главврача, и Гену, хирурга, и даже Катерину, или как звала её Ева «Рыбу губастую». Ну, эта, видимо, не понравилась деду своим жёстким характером и командным тоном. И только последним стоял у деда в списке Шейн, приехавший ненамного раньше, чем сам Дэн. Дэна, кстати, дед тоже внёс, десятым, но потом зачеркнул. Дэн подумал, что это был намёк, что за ним дед тоже пристально наблюдает, если что.

Дэн перелистнул последний заполненный лист. А недюжинная память у этого старого чекиста! Он посмотрел на выцветшую от времени тетрадь. Наверно, она принадлежала ещё его сыну школьнику. Дэн не хотел пока ни с кем делиться этой информацией, особенно нечаянно, поэтому он засунул тетрадь между уже оставленными здесь кем-то жившим до него толстыми тетрадями на большой навесной полке над таким же массивным столом. Интересно, кем?

Он достал одну из тетрадей, сел, включил над столом свет. Он напоминал себе крота. Наверно, если он проведёт в этой келье безвылазно несколько месяцев – ему понадобятся очки. Свет от слабой лампочки был жёлтым и тусклым.

Он надеялся, что это будет интересное чтиво, поэтому постарался устроиться поудобнее, подвинув стул, откинувшись на его жёсткую спинку, но с первых же страниц начинались формулы. Формулы, графики, снова формулы, химические уравнения, диаграммы и ещё чёрт знает что. Приглянулся Дэну только лев с косматой гривой и оскаленной пастью, изображённый схематично, но искусно, с нарисованной по центру его туловища буквой L. А потом ещё один лев, правда, не такой агрессивный, обозначенный M. Дэн хотел пролистать дальше, но записи неожиданно закончилась, хотя до конца тетради ещё оставались пустые листы. «Вот так начали за здравие, а кончили, можно сказать за упокой», — подумал Дэн и тут же вспомнил Шейна, разговор с которым он тоже закончил этой нетленной фразой.

Шейн ни от чего не открещивался. Ни от своей дружбы с Франкиным, ни от того, что тот помог ему с работой, когда дела Шейна пошли совсем плохо. Да, всё это было. И да, даже сейчас они редко, но общаются, но как это бывает со старыми друзьями, которые когда-то сильно поссорились, больше не говорят о прошлом. Обходят они стороной и разговоры о работе. Дэну трудно было понять, как у них это получается, они с Арсением могут начать говорить о чём угодно, хоть о средних надоях на селе, но разговор всё равно свернёт или к воспоминаниям о былых событиях, или о работе Дэна, которая стала уже частью их обоих. Хотя, может, это просто он так считал? Не хотелось об этом думать, Арсений стал для него темой не менее болезненной, чем Ева.