Страница 80 из 152
— Ты потеряла ребёнка? – спросила она, и Беата шарахнулась от неё как от бешеной собаки.
— Нет, — сказала она одними губами, а потом по привычке отрицательно покачала головой, всё ещё глядя на Агату с опаской.
— Не бойся, — сказала Агата спокойно. — Если ты не побежишь жаловаться матери-настоятельнице, то я расскажу, как и ты сможешь заговорить.
Беата усердно мотала головой: нет — на вопрос о матери-настоятельнице, да — на способность говорить.
— Хотя, что она нам может сделать? Или ей? — и Агата с благодарностью посмотрела на Дерево. — Просто прикоснись к нему, и твой давно забытый голос вернётся.
Беата аккуратно положила руку на могучий корень.
— Уверена? — тихо и едва слышно просипела она, потом немного откашлялась и сказала внятно. — Уверена?
— На все сто! – ответила Агата и улыбнулась.
— Ха—ха, — засмеялась Беата, и смех её зазвенел мелодично, как переливы арфы, — Ха—ха—ха—ха!
И она смеялась так заразительно, что, даже боясь быть услышанными, Агата засмеялась вместе с ней. И это совсем не было похоже на тот беззвучный, словно каркающий как старая ворона смех, который Агата иногда себе позволяла. Это было что-то совершенно другое. От него пела душа, и сердце наполнялось радостью. И, видимо, почувствовав то же самое, Беата запела. Какую-то незамысловатую детскую песенку. Несмотря на то, что Агата не знала ни этой песни, ни даже этого языка, она ей усердно подпевала.
— Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди, и хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно впереди, — качала в такт головой Беата. — Скатертью, скатертью, дальний путь стелется, и упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому, в лучшее верится – катится, катится голубой вагон.
И Лулу у Агаты в голове упрямо переводила не «blaues Auto», а «unser Postzug» — наш почтовый поезд. Но общий смысл ей был понятен, и приятен как никогда.
Закончив петь, Беата радостно выдохнула:
— Как же это приятно, после стольких лет молчания наконец поговорить.
— Я ждала этого момента семьдесят четыре года, — поделилась Агата.
— Значит, мне повезло, я всего двадцать четыре, — улыбнулась девушка, и голос у неё был мягкий и бархатистый.— Но мне осталось целых семьдесят шесть.
— А мне, возможно, ещё больше, — вздохнула Агата.
— Что же ты сделала? – ужаснулась девушка.
— Потеряла душу.
— Как потеряла? А кем ты была? Ангелом? Белым? Черным? – засыпала её вопросами подруга по несчастью.
— Белым. А ты?
— И я белым, — удивилась девушка. — Неужели такое возможно, потерять душу?
— Как видишь. А что сделала ты?
— Родила ребёнка, — снова улыбнулась девушка, она и раньше была очень улыбчивой, но теперь просто светилась счастьем.
— Нарушила обет? Но разве за это бреют?
— Нет, не нарушала. Это было непорочное зачатье.
— Шутить?
— Если бы, — пожала она в ответ плечами. — Мой отец генетик. Он тоже думал, что меня всего лишь выгонят за это. Но это оказалось настолько серьёзно, хотя я понятия не имею насколько. Мне сказали, что я чуть ли не нарушила генетическое равновесие нации. Хотя, что я сделала? Всего лишь родила свою малышку без отца.
И вдруг она загрустила.
— С ней что-то случилось? — дошёл до Агаты смысл недавней пантомимы сестры.
— Слава Богам, всё обошлось. Но все так переволновались! У неё оказалась какая-то совершенно уникальная кровь, а ей срочно требовалось переливание. И думали, что моя кровь ей подойдёт, но, представляешь, она не подошла! Если бы не Ева, возможно, она бы умерла.
— Ева? – удивилась Агата, услышав одно и то же имя второй раз за вечер.
— Да, Ева. Говорят, она особенная. Какая-то просто невероятно особенная, — она наклонилась поближе, и заговорила тихо-тихо, — Я слышала, что она должна спасти весь наш нечеловеческий род.
— А что не так с нашим родом? – не поняла её Агата.
— Как что! Мы вымираем! Мы не способны нормально размножаться. Мой отец бьётся над этим всю свою жизнь, пытаясь понять, почему мы не переопыляемся как баклажаны, — хихикнула она.