Страница 129 из 152
— Но это…, — она развернула бумажку, на ней красивым ровным почерком было написано её имя «Анна Алексеевна Гард-Иконникова». — Это что мой приговор?
— Нет, — улыбнулась Лара, — просто твоё имя. Когда здесь будет Чёрный Ангел ты не вспомнишь даже его.
И одним ловким движением она расстегнула пряжку.
— Клара, — ещё успела сказать Анна, медленно оседая на диван в гостиной. — Но почему ты?
— Потому что я – палач! – это было последнее, что она услышала, и последнее, что она видела было море, манящее своей чёрно-синее матовой глубиной…
Ева оторвала взгляд от картины и посмотрела на внимательно наблюдавшего за ней всё это время мужчину.
— Она – палач? – спросила она с сомнением.
— Кто? – он нерешительно топтался рядом с кроватью, сомневаясь можно ли ему присесть рядом с Евой.
— Клара, — Ева подвинулась, давая понять, что сесть можно.
— Палач? – снова переспросил Альберт Борисович, присаживаясь на самый краешек.
— Она сказала, что она палач, — кивнула, скорее подтверждая собственные воспоминания, чем давая ответ на его вопрос.
— Подожди, — он снова подскочил и в несколько шагов оказавшись у прикроватной тумбочки, извлёк оттуда сложенный листок и протянул его Еве. — Я узнал её почерк.
«Анна Алексеевна Гард—Иконникова» — увидела Ева знакомую записку.
— Но я должна была отдать её Черному Ангелу, — удивилась Ева.
— Она осталась у тебя, то есть у Анны в руке, когда я её нашёл. И я всегда подозревал, что Клара как-то в этом замешана, но понятия не имел как.
— Мне показалось, или она была к Вам раньше неравнодушна? – спросила Ева.
Альберт Борисович скромно потупился.
— Да, наверно. Но это было так давно! Я всегда любил только одну женщину, — он преданно поднял на неё глаза, — Тебя!
И тут же снова их опустил.
— Простите, Ева! Анну. Я имел в виду Анну.
— Я понимаю, — вздохнула Ева. — Вы специально пригласили сегодня Клариссу?
— Да, я понимаю, что, наверно, не должен был. И сильно рисковал. Но другого шанса узнать правду у нас, возможно, уже не будет. Кларисса уже давно не на службе, и я надеялся, что она расскажет мне что знает, увидев тебя. Но вижу, ты тоже многое вспомнила?
— Немногое, — пожала плечами Ева. — Только то, что она палач и именно она привела в исполнение приговор, вынесенный Советом.
— Советом? – ахнул Альберт Борисович и осел на кровать. — Господи, Анна, до чего ты докопалась, что тобой заинтересовался Совет? Я же говорил тебе, не лезь ты в эту древнегреческую историю! С ней что-то связывает алисангов, что-то, чего нам не положено знать! Но ты разве меня послушалась?
— Альберт Борисович, — посмотрела на него Ева умоляюще. — Я ничего не помню, кроме того, что меня разлучили с телом теми же Неразлучниками, что сейчас собрали, но мне кажется, Вы должны во что бы то ни стало убедить Клару, что я не Анна. Что я просто на неё похожа, что я её генетический двойник. Мне кажется, она опасна.
— Нет, Ева, нет! Если именно она была палачом, то по приказу Совета должна была убить Анну окончательно и бесповоротно, а она, можно сказать, дала нам шанс. А раз это именно она нам его дала, то имеет право знать правду.
— А откуда эта старая карга, мадам Ямпольская знает Франкина? – спросила Ева.
— Кого? – не понял Альберт Борисович.
— Мужа Клары? Психиатра?
— Это же граф Тоггенбургский, тот самый за которого она сосватала Анну и хотела выдать замуж. И до сих пор даже мёртвой дочери не простила того, что она ослушалась мать.
— Его фамилия Ранк, — уточнила Ева, и пожала плечами. — Так странно, что я знакома с их сыном, Феликсом. Мы познакомились, когда я даже понятия не имела, что существуют какие-то алисанги.
— Да, в этой истории всё странно, — согласился Альберт Борисович и встал. — может быть когда-нибудь вам удастся докопаться до истины.
— Нам? – удивилась Ева. — А Вы разве не хотите знать за что убили Вашу жену?
— Нет, — сказал он, качая головой. — Именно это стремление к правде её и убило. Я ничего не хочу знать! Я хочу её вернуть и просто прожить с ней столько, сколько мне ещё отпущено. И всё! Правда, ложь, поиски истины также, как и поиски справедливости – всё это ничто, если я имею возможность видеть её как сейчас. Ничто не имеет значения в этом мире, кроме любви. Когда-нибудь, я надеюсь, Ева, Вы меня обязательно поймёте.
Он посмотрел на неё и грустно улыбнулся.
— А сейчас, простите меня, я должен идти. Гости должны быть под присмотром.
Он вышел, и Ева слышала, как по пустому залу гулко звучат его шаги.