Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 188

            - Я не знаю. Может просто потому, что я ношу его фамилию и даже его отчество. А может, чувствую себя виноватой перед этим дедом за своих родных, которые не посчитали нужным даже сохранить память о его сыне. 

            - Хорошо, - сказал Дэн, - мы обязательно постараемся туда вернуться. 

            - Кстати, мама со своим мужем, должны приехать на Новый год, - вспомнила Ева. 

            - Это совсем скоро, - улыбнулся Дэн. - Хотя это совсем не обязательно. Ты была в доме у мамы? Ну, там, где она сейчас живёт? 

            - Конечно! - кивнула Ева. 

            - Можем явиться без приглашения. И уйти по-английски. 

            - Не факт, что в ее памяти мы найдем открытыми нужные двери, - засомневалась Ева. 

            - Я вижу ты уже начинаешь разбираться что к чему, - улыбнулся Дэн. 

            - И, кстати, ты до сих пор не сказал, что же было в моей голове не так до того, как, 

 - упрекнула она парня.

            - Да, все как никогда кстати! - улыбнулся Дэн. 

            - В твоей голове была открытая дверь в воспоминания другого человека. 

            - Ты хочешь сказать, что я помнила что-то, чего помнить была не должна? - уточнила Ева. 

            - Нет, помнить это ты просто не могла, - пояснил Дэн. 

            - Я уже заинтригована. И жалею, что больше этого не могу, - улыбнулась Ева, - Так что это было?

            - Помнишь место из книги, которое ты читала вслух для тети Зины?

            - Мне кажется, там было про Италию. 





            - Тебе не кажется! Так вот когда я решил "посетить" твою память, то оказался прямиком в Милане. 

            - В каком Милане? Я никогда не была в Милане, - непонимающе нахмурилась Ева. 

            - В самом настоящем Милане девятнадцатого века. И прямо рядом с Марком Твеном, - он многозначительно посмотрел на Еву, - Да, еще одна небольшая деталь! Там на стене была Тайная вечеря да Винчи. И она была там совсем не в том состоянии как сейчас, как сказал мне один известный специалист, а именно в реальном для того времени виде. До реставрации. 

            - И Марк Твен был? - посмотрела на него как на слегка помешанного девушка. 

            - И Марк Твен. И его друзья. И еще какие-то туристы. И художники. В-общем, там было на что посмотреть!

            - И я это помнила? - опять сильно засомневалась в сказанном девушка. 

            - Да, дорогая моя! Ты читала это вслух, я слышал твой голос и видел всю эту картину не просто в твоем воображении, а именно оказался там. 

            - Я хотела тебе предложить снова почитать, чтобы проверить, но с сожалением, вспомнила, что больше этого не умею, - она снова расстроилась. 

            - Я не знаю, что ты теперь умеешь, а что нет. Я просто больше не могу проникать в твою память. 

            - А кто может?

            - Никто. Разве что керы, но и то, не проникать, а изымать. И это совершенно другое. Кстати, ты ведь постоянно читала эту книгу в больнице?

            - Да, написано очень вкусно! Хочется в Милан! - улыбнулась Ева. - А почему ты не видишь больше мою память? 

            - Потому что ты теперь одна из нас. И я тебе все это уже говорил. 

Машина свернула с дороги и остановилась у придорожного кафе. 

            - Никуда не уходи, - погрозил Дэн Еве пальцем и вышел из машины. 

Ева смотрела на покрашенную синей краской дверь, за которой скрылся Дэн, на возвышающуюся на козырьке крыши в тон двери синюю вывеску «Придорожное» и перед глазами у неё плыли какие-то белые пятна. Солнце светило нещадно. И у Евы было ощущение, что она нахваталась солнечных зайчиков как от сварки - так болели у неё глаза. Или это от слез? Голова тоже болела. И плечо ныло. Вот уж не думала она, что такая слабенькая. Но с той поры как рядом с ней появился Дэн, с ней постоянно что-то происходило. Она стала какой-то слабой, хрупкой, нежной и даже временами капризной. Это было так на неё не похоже. Во всяком случае, она считала себя сильной и самостоятельной. Раньше. Ева достала телефон. Связи не было. Пока Ева лежала в больнице, маме, которая звонила пару раз, она вообще ничего не сказала. Всё, как всегда. Дом, работа, дом. Маме страшно не нравилось такое Евино затворничество. Сама она была человеком общительным, и с детства их квартира казалась Еве проходным двором для бесконечных маминых подруг, соседок и сослуживиц. Еве это было чуждо, но мама ее не понимала и считала нелюдимой. Еве было всё равно. Они были разными. Всегда. И никогда с мамой не понимали друг друга. Эта история с ее первым мужем, которая никак не давала Еве покоя, была лишним тому подтверждением.