Страница 33 из 188
Ева в сердцах бросила на кровать телефон, который так и продолжала все это время держать в руке. Эти вечные секреты! Эти бесконечные тайны! Даже здесь в больнице ей постоянно что-то недоговаривают, о чем-то недорассказывают, что-то от нее скрывают.
Телефон пиликнул новым сообщением. Она подумала про работу и ей нестерпимо захотелось уволиться, чтобы не возвращаться в свой скучный кабинет, не разгребать эту кучу бумаг на своем столе, и никогда больше не видеть ни самодовольные рожи коллег, ни придурковатую улыбочку директора.
Она встала и пошла. Просто пошла по больнице, куда-нибудь, куда глядят глаза. Посидела в вестибюле, но ее здесь многие уже знали, отвечать на их вопросы о том, что она тут делает не хотелось, а особо здесь и не разгуляешься, поэтому немного подумав, Ева отправилась на второй этаж в Дом престарелых.
Она думала застать там клюющих носом старушек перед экранами телевизоров, но едва открыв дверь на этаж, услышала пение. Громкое хоть и нестройное, но многоголосое пение под аккомпанемент баяна. Вся стена между столовой и процедурной была обклеена рисунками, какими-то неровными аппликациями и разноцветными надувными шариками, прямо как в детском саду. В столовой пели. Она осторожно попыталась выглянуть из-за спины санитарки, стоявшей в дверях, но та ее заметила и тут же повернулась.
- Праздник какой-то? – удивленно спросила ее Ева.
- Еще какой! – ответила женщина, - У нас тут сегодня День красоты. Волонтеры приехали. Привезли вот с собой художника, парикмахера, баяниста и девочку, которая поет. Ну, не Пугачева, конечно, - улыбнулась санитарка, - но тоже молодец!
Звонким и еще по-детски тоненьким голоском, девочка лет двенадцати в столовой как раз затянула «Очи черные!»
- Да ты проходи, садись, если, хочешь, - предложила ей санитарка, - Я-то тут по делу стою. Сейчас вот Декабриста достригут, я следующую красавицу им поведу на марафет.
- Декабриста? – удивилась Ева.
- Ага, - улыбнулась добродушная санитарка. Фамилия у нее такая, чудная. Галина Петровна Декабрист, насельница наша.
И подтверждая ее слова из процедурной с еще мокрыми волосами, свежей стрижкой и гордо поднятой головой бодро вышла пожилая женщина. Назвать ее старушкой язык не поворачивался. На ней к тому же был не халат, а нарядное платье с брошью на груди. Довольная она проследовала мимо них в зал, а санитарка уже махала следующей претендентке на стул парикмахера. Ева снова осторожно заглянула в зал. Насчитала семь старушек и одного деда. И все, кроме одной, коротко стриженные и с мокрыми волосами и воздушными шарами в руках. Девчонка запела "На недельку до второго" и постоялицы снова стали подпевать. Настроение у Евы было не праздничное, поэтому к общему веселью она присоединяться не стала. Она повернулась лицом к коридору и ей стало не по себе. Несколько дней назад в этом коридоре в нее стреляли и неприятные воспоминания сами собой возникли в памяти. Как магнитом тянула к себе дверь, из которой она тогда вышла здоровая и счастливая, ничего не подозревая. Дверь в комнату Дэна. И чем ближе она подходила, тем острее были воспоминания. Даже тени на полу, казалось, лежали так же. Она подумала, что тогда вот также было что-то около четырех часов.
Возле одной из комнат потянуло сигаретным дымом. Ева вспомнила, что Евдокия Николаевна, к которой они как раз и шли тогда, курит. И повинуясь этой магии момента, который она сейчас словно переживала заново, Ева открыла дверь в комнату старушки, даже не постучавшись.
У Евы сложилось впечатление, что хозяйка комнаты ее ждала. Она молча кивнула ей на стул и выпустила в потолок струйку дыма. Окно было приоткрыто, но со своей функцией явно не справлялось. В комнате было и душно и дымно одновременно.
Ева помнила эту строгую пожилую женщину. Сейчас с аккуратно уложенными седыми волосами она казалась ей намного моложе. Кажется, Дэн говорил, что ей больше ста лет. Ева с большой натяжкой дала бы семьдесят. Ее несчастной теть Зине было всего 72, но она была худенькой сморщенной старушкой. А Евдокия Николаевна была худа, но величественна, и как-то благородно состарена как красивая вещь из дорогого металла, со временем лишь слегка покрывшись морщинками и мелкими темными крапинками, словно патиной. Взгляд её был холоден и был в нем если не лед, то какой-то мелкий снег, колючий и неприятный. Но Еве не было страшно, даже неуютно не было. Она вспомнила, что ей всегда нравился запах табачного дыма, хотя сама она никогда не курила Она еще раз глубоко вдохнула и подумала, что это и есть, наверно, пассивное курение. Ей стало еще лучше, и она этому улыбнулась.
- Хорошая у тебя улыбка, - негромко сказала Евдокия Николаевна и тоже улыбнулась.
- У Вас тоже хорошая, - ответила ей Ева.
- На концерт пришла посмотреть?
- Нет, я про него даже не знала. Просто. Гуляла.