Страница 70 из 162
— Не вижу, а слышу, брат! Я вообще-то тебе читаю вслух! — возмутился Арсений.
— Так давай я тебе тоже почитаю, — и он продолжил:
За дальним Средиземным морем,
Под небом ярче твоего,
Искал я примиренья с горем,
И не нашел я ничего!
— Ты не понял, Дэни! Дело не в стихотворении, а в том, что этот доктор сделал это стихотворение девизом своей жизни, вернее своей работы, — пояснял ему Арсений, — и угадай, какая картина висит у него на стене рядом с этим четверостишием?
— Только не говори мне, что Шишкинская «Рожь», — возразил Дэн.
— Именно она!
— Некрасов умер за год до того, как Шишкин написал эту рожь, — снова возразил Дэн.
— Слушай, отключи ты эту Лулу, её энциклопедия напрочь блокирует твою способность думать, — возмутился Арсений.
— Тебя хрен поймешь! То включи Лулу, то отключи Лулу, — обиделся Даниэль.
— Отключи Лулу и включи мозги, — спокойно сказал Арсений. — Неважно, где, когда и кто написал эту картину и это стихотворение. Важно, что оба этих произведения висят у психиатра в кабинете. Стихотворение он использует как девиз своей работы, а картину как инструмент. Ей он как раз и врачует своих пациентов.
Дэн не верил своим ушам.
— Ты хочешь сказать, что этот доктор лечил мою бабку? Офигеть!
— Я же говорил, что тебе понравится! — улыбнулся Арсений, глядя на шокированного друга.
Он потянулся к тумбочке, снял с графина крышку. В перевернутом виде она очень удачно превращалась в стакан. Сеня налил в этот крышко-стакан воды, вытряхнул на ладонь две таблетки аспирина, закинул их в рот и запил.
— Спать я уже не хочу, но как же болит башка! — пояснил он свои действия.
— А где живет этот чудо-доктор? — поинтересовался Дэн.
— Так у нас в Эмске и живет, — ожидаемо ответил товарищ.
— А конкретней? — не унимался Дэн.
— А конкретней не скажу! Но, знаешь, у нас не такой уж и большой город, чтобы не найти в нём чудаковатого практикующего психиатра, — возмутился Арсений.
— Да, ты как всегда прав! — улыбнулся ему Дэн. — Нет, ну надо же! Никогда бы не подумал! — все ещё переваривал он вслух полученную информацию.
— Я не понял! Где поклоны в пояс? Целование ног? Где благодарность, сукин ты сын? — возмущался Арсений. — Я чуть печень не потерял, добывая тебе эту инфу, и невнятное «ну надо же» и «никогда бы не подумал» — это всё, что я заслужил?
— Не вели гневаться, батюшка! — рухнул с кресла на пол Дэн и на коленях пополз к кровати, отбивая поклоны. — Спасибо тебе, Благодетель ты наш! Спасибо, родненький!
Ползти было недалеко и на последних словах Дэн уткнулся лицом в кровать рядом с Арсением, так и оставаясь коленками стоять на полу.
— Вот то-то же! — и он царственно похлопал Дэна по голове.
— Интересно, а этот психиатр азур? — продолжал анализировать информацию Дэн.
— Не знаю, но найдёшь психиатра — откроешь ещё одну тайну бабкиной биографии, — сказал Семен.
— Хоть бы уж он был человеком, — загадал Дэн, — хотя, судя по поставленному блоку, надежды на это мало.
— Поживём — увидим! — мудро рассудил друг.
Все ещё лежа верхней половиной туловища на кровати, раскинув руки, Дэн смотрел на картину на стене. Рыжеволосая девушка, сидящая с закрытыми глазами.
Дэн поднял голову на Арсения.
— Как там твоя Изабелла?
Ни один мускул не дрогнул на лице друга. Он тоже смотрел на картину на стене, но на другую.
— Всё так же, — ответил он тихо.
— То есть никак? — уточнил Дэн и снова перебрался в кресло. — На мой непритязательный вкус в этой комнате слишком много рыжего.
— А на мой — так несколько маловато, — многозначительно ответил Арсений и после небольшой паузы добавил, повернувшись к другу:
— А знаешь, почему я позвал тебя сегодня с утра?
— Наверно, нуждался в моих услугах как доктора, — предположил Дэн, — жаль только забыл упомянуть, чтобы я взял с собой капельницу и пару бутылок гемодеза.
— Да, мой догадливый друг! По поводу своей забывчивости я уже сильно пожалел — не помешала бы мне капельница, каюсь, — он смотрела на Дэна, который всё ещё смотрел на картину.