Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 162

На этой её мысли в Зал вошла Старшая Настоятельница и, увидев свечение из стеклянного куба, начала причитать уже с порога.

— Боги всемогущие! — воскликнула она, и так же, как до неё Агата, кинулась шарить руками по стеклу. — Боги всемогущие! Боги всемогущие!

Агата отошла в сторонку, давая возможность этой упитанной немолодой женщине в чёрной рясе обойти Дерево по кругу. Та же под впечатлением эмоций кинула ей с упреком:

— Что же ты молчишь-то, когда тут такое? — махнула в сердцах рукой, и тяжело переваливаясь с ноги на ногу, как смогла быстро пошла сообщать всем новость. И долго ещё Агата слышала звук её голоса, разносящийся по коридору, — Боги всемогущие! Боги всемогущие!

Дерево Великой Судьбы проснулось, и с этого дня магическое слово «ЭЛЕМЕНТА» сразу стало у всех на устах. И Зал, который до этого посещали только Лысые Сёстры, группы школьников да единицы из сотен жителей Замка Кер, теперь практически никогда не пустовал. Посетители приходили и по одному, и парами, и даже целыми группами. И хоть разговаривать Сестра Агата не могла, и никто не обращал на неё внимания, она многое узнавала из разговоров посетителей. Больше, чем за все её предыдущие несколько десятков лет заточения. И это наказание неожиданно стало ей в радость.

Люди, приходившие в Зал Великой Судьбы, были самыми разными. Но особенно ей запомнилась одна пара, которая пришла из госпиталя. Молодая красивая темноволосая женщина и горбун с остатками рыжеватых волос на большой с залысинами голове в странном старомодном чепце. Возраст горбуна определить было сложно — неопределенно средний. Не старый, но и не молодой, с гладким лицом и невероятно цепким проницательным взглядом, он постоянно говорил что-то вслух, совершенно не заботясь о том, слышит его при этом кто-нибудь или нет. Агата сразу вспомнила его. Однажды он уже приходил. И, в отличие от остальных посетителей, обычно праздно шатающихся по огромному и неинтересному залу со скучающим видом, он живо интересовался Деревом и даже отщипнул несколько кусочков коры. Прямо в зале он потёр древесину пальцем, понюхал, попробовал на вкус и остался доволен, о чём незамедлительно и высказался вслух. После его ухода Агата зачем-то тоже пожевала кусочек коры, но она была невероятно горькой, и Агата долго потом не могла избавиться от противного вкуса во рту. Сегодня он разговаривал с женщиной, которая очень понравилась Агате. Она единственная с ней поздоровалась. Не просто кивнула, как иногда делают, проходя мимо безмолвной Сестры, а именно отыскала её взглядом, осматривая пристально зал, точно зная, что она где-то есть, потом дождалась, когда Агата поднимет на неё глаза, и только потом, встретив её взгляд, выразительно поклонилась, улыбнувшись тепло и искренне. Агата тоже улыбнулась ей в ответ, и между ними сразу возникло какое-то молчаливое понимание. Две женщины с одинаково непростой участью и изолированные обществом, интуитивно сразу стали близки друг другу — темноволосая женщина была больничной одежде, на спине которой был пришит белый крест, означающий, что она душевнобольная. Горбун посмотрел на Агату как на пустое место, но он был слишком занят Деревом, светящимися буквами и переливающимися шарами, чтобы обращать внимание на что-то ещё. Он говорил и на латыни, и на немецком, но чаще просто на странной смеси бранных слов из разных языков. И он ни разу не обратился к своей спутнице по имени, но она ему всегда отвечала. Осторожно подойдя ближе, Агате удалось услышать только небольшую часть их непонятного разговора.

— Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь и двадцать девять, — сказал он, показывая на шары пальцем. — Da mihi veniam. Все начинается с выбора, — добавил он. — Какой бы выбрала ты?

— Не знаю. Может, жёлтый, — пожав плечами, сказала женщина.

— Ни за что! Этот меднобородый бабник никогда не имел права быть первым! — вспылил горбун, употребив, вместо слова «бабник» его более крепкий жаргонный аналог.

— Значит, красный? — миролюбиво предположила женщина.

Горбун недовольно фыркнул в ответ:





— Неужели зелёный, которого здесь вообще не должно быть? — удивилась она.

— Electa una via, datur recursus ad alteram. Избравшему один путь, не разрешается пойти по-другому. Увидим, когда это Дерево зацветёт, — сказал он.

— Уверен, что оно зацветёт? — спросила женщина, рассматривая едва набухшие почки, когда горбун уже отщипнул несколько и, по своему обыкновению, понюхал и даже попробовал одну на вкус и снова остался весьма доволен.

— О, да! И даже даст плоды.

— Что же на нём вырастет? Синие яблоки? — пошутила она.

— Qui vivra verra. Время покажет, — сказал её спутник задумчиво. — Время покажет!

И, не оглядываясь, пошёл к выходу, всеми своими словами и поступками оправдывая белый крест умалишённого на сгорбленной спине.

Агата запомнила этот разговор ещё и по той причине, что они тоже остались недовольны цветом шаров. Её это и удивило, и поразило.

«Electa una via… Избравшему один путь…» — повторила она за горбуном. «Избранные», — сказало ей Дерево, и Агата понятия не имела, что это значит.