Страница 14 из 18
Секретарша вскинула на Яну удивленные глаза.
– Быстро вы договорились!
– А то! Можно позвонить? Я мобильник в машине забыла.
Телефонный разговор тоже был быстрым. Сонька была дома, суп разогрела, котлеты лопала холодными. Хорошо хоть поела. Все о’кей! А директриса пусть немножко охолонется. Не буду я перед вами лебезить, дражайшая Кира Дмитриевна! С волками жить – по-волчьи петь… то есть – выть. Глядя на взъерошенный Янин вид, секретарша участливо спросила:
– Что вы так разнервничались? Хотите покурить?
– Разве у вас курят?
– Да сейчас уже нет никого. А Кира Дмитриевна сама курит, – добавила она шепотом. – У нас такие неприятности…
– Из-за родителей?
– А из-за кого же? Понимаете, Кира Дмитриевна создает юнеско-класс. Это будет экстра-класс для высокоодаренных детей. Им будут предоставлены поистине уникальные возможности в смысле образования. И вдруг сегодня мы узнали, что один из родителей, на которого мы особенно рассчитывали, лежит в больнице с огнестрельной раной. Его ранили в голову или где-то совсем рядом. Словом, рана очень опасная.
– Господи, кто это?
– Рейтер Геннадий Федорович. Он наш главный спонсор, и его сын…
– Это Ванечка-то высокоодаренный! Да он только в три года говорить начал, а в четыре еще писал в штаны! А сейчас он пойдет в ваш юнеско-класс?
– Ну зачем вы так говорите? Он отлично прошел все тесты, – секретарша заглянула в какие-то списки. – Ну, если не отлично, то, во всяком случае, совсем неплохо.
Только тут до Яны дошел истинный смысл услышанного. Генка Рейтер в больнице с пробитой башкой! Все это звенья одной цепи.
– А что случалось с Рейтером?
– Я не знаю точно, говорят, стреляли из «Калашникова». Шофер – насмерть, охрана, по-моему, тоже в лоскуты, а он сам без сознания…
– Когда это случалось?
– Вчера.
– В какой больнице он лежит?
– Так вы его знаете? Он ваш друг?
– Конечно, друг…
«Или враг», – подумала Яна, записывая адрес больницы. Геннадий Федорович Рейтер был правой рукой Ашота, не исключено, что этой рукой он его и придушил. Как уже говорилось, сейчас Рейтер пребывал в должности генерального директора фирмы «Феникс».
9
– Я нашел, Ян очка! – счастливым голосом кричал Борис по телефону. – Ваш «Зюйд-вест» обретается в Бригадирском переулке. Это в Лефортово. Записывайте подробный адрес.
– Спасибо, Борис. Вы настоящий следопыт. Я ваша должница.
– К трем неоплаченным поцелуям прибавляются еще два.
– Оптом отдам, оптом. Передайте завтра Верочке Ивановне, что с утра меня не будет. С клиентом работаем по прежней договоренности.
Бригадирский переулок нашелся относительно быстро. Почему туристическая контора решила осесть в этом непрестижном районе? Здесь, конечно, аренда дешевая, но кто сюда потащится оформлять заграничную поездку? Серые коробки домов, рядом какие-то корпуса – по виду заводские. На нужном доме было полно досок с указанием учреждений, но ни одна из них не желала хотя бы обмолвиться о дальних странствиях.
Яна два раза обошла дом кругом, попрыгала, пытаясь заглянуть в окна, потом села на лавочку рядом с мрачной старухой в пуховом платке, которая пасла на газоне кота. Котик был совсем юный, похоже, он первый раз вышел в большой мир и теперь сидел, выгнув спину, и зыркал вокруг затравленно.
– Простите, пожалуйста. Вы не подскажете, где здесь у вас турагентство «Зюйд-вест»?
Старуха покосилась на Яну с явной неприязнью.
– Какой у вас котик славный! Это мальчик или девочка? У моей мамы тоже есть Барсик. Такой шалун! – Яна умела нравиться, когда хотела.
– Вот и сидели бы рядом с мамой, вместо того чтоб по гнилым агентствам шастать!
Яна опешила.
– Почему – гнилым?
– Но вы, моя милая, опоздали. На ваше счастье. Здесь раньше очереди по всем тротуарам стояли, и все такие же, как вы… А когда милиция явилась этот шалман разгонять, их уже и след простыл.
Коту наскучило бояться, он подошел к скамейке и, к удивлению Яны, стал тереться о ее ногу. Теперь вся брючина будет в кошачьей шерсти. Но Яна не отдернула ногу, стойко выдержала неожиданную ласку и даже загулькала с котом, как с ребенком. И старуха смягчилась, поведала подробности.
Оказывается, фирма «Зюйд-вест» канула в Лету. Закрылась она внезапно. А было процветающее заведение для отправки особ женского пола в туристические поездки, а также на работу за бугор. Обещали, что устроят кого няней, кого танцовщицей или фотомоделью. В клиентках отбоя не было. Жильцы дома, естественно, протестовали. Кому понравится вечный гам под окнами? Кроме того, очереди оставляли после себя груды мусора, банок и склянок, а в подъезде и шприцы находили. Жильцы и вывели всех на чистую воду. Оказалось, что всех любительниц легкой жизни устраивали потом в одно место – в бордели. Вначале девицы в очереди стояли, потом матери стали сюда наведываться: крики, плач! Сколько им из-за границы писем жалобных приходило! Мол, мы здесь никто, мы рабыни, холодно нам и голодно, домой хотим, но денег на обратный путь не наберем никогда.
– Так что считайте, что вас Бог миловал.
– Да я, собственно, по другому делу…
– Это хорошо, если по другому. Я сама в эту контору по другому делу заходила – чайку попить. У меня там сватья уборщицей работала. Очень прилично все было, красиво, шелковые цветы в вазах, на стенах иностранные плакаты. Все, Рыжик, нагулялись, пошли домой…
– Еще один вопрос. Когда закрыли фирму?
– Да недавно. На прошлой неделе.
– А сейчас кто в этом помещении находится?
– Сторож. И будет он там сидеть, пока срок аренды не истечет. Видно, платят ему, а кто – не знаю.
Плохая контора-то! И если гид Виктор Вершков действительно сотрудничал с «Зюйд-вестом», он вполне мог втянуться в грязные дела. Но это чужие дела. За фирму «Феникс» она, пожалуй, не поручится, но Ашот никакого отношения к туристическому бизнесу и торговле людьми не имел. И точка. Яна испытывала от рассказа старухи явное облегчение. Судьба сама закрыла двери перед чужими тайнами, явно показывая, что не стоит ей заниматься авантюрными расследованиями.
На стоящего под липой мужчину Яна обратила внимание, еще когда бродила вокруг дома, подумала – вот хорошо сложен, сплошные мышцы. Потом, когда беседовала со старухой, Яна, что называется, кожей ощутила его взгляд. Она привыкла к этим взглядам, но здесь почему-то заволновалась. Где-то она его уже видела, голубчика. Клиент, что ли? Мало ли их шлялось в их контору… Она продолжала разговаривать со старушкой, а сама искоса поглядывала в сторону липы. Не уходит, стоит, вытащил сигарету. На нее не таращится во все глаза, а так только, словно от нечего делать, задерживает взгляд и тут же отводит в сторону. Ну и что? Просто кого-то ждет. Он ждет, когда жена выйдет из подъезда.
Разговор со старушкой настолько заинтересовал Яну, что она забыла поглядывать в сторону незнакомца, а когда вспомнила, его и след простыл. И вдруг на подходе к машине она столкнулась с ним нос к носу. Хорошее лицо, пышные волосы разметало ветром, пожалуй, чуть-чуть, самую малость он похож на Есенина. А может, и не на Есенина, но уж во всяком случае не на Блока. Хорошее русское лицо… Он смотрел на нее во все глаза, не скрывая удивления, что в мире сыскалась наконец такая замечательная… Еще секунда, и он начнет знакомиться.
Яна решительно обошла мнимого поэта, села в машину и рывком тронулась с места. Черт, почему дрожат руки? Ее стремительное движение похоже на побег. Maшина со скоростью ста километров в час наматывала на колеса шоссе Энтузиастов. С перепугу Яна поехала в другую сторону, неведомым образом оказалась на Красноказарменной, а теперь рвалась к центру. И вдруг так же резво, в нарушение всех правил движения, она ринулась к обочине и встала, как вздыбленный на скаку конь.
Это был не наезд, не хамство лихача, от которого ты судорожно бьешь по тормозам, а потом не можешь прийти в себя. Просто ей надо было немедленно закурить, чтобы успокоиться. Она назубок помнила правило – не курить за рулем. Это стало правилом после того, как она в деревне, прикуривая на ходу, угодила в кювет. Слава богу, ее вытащили, и даже машина не пострадала, но на всю жизнь при воспоминании об этом случае в коленках появлялась противная дрожь. Теперешняя тряска рук и ног, а попросту говоря, всего существа ее, была сродни тому деревенскому состоянию. Она вспомнила. Теперь ей срочно нужны фотографии из белого конверта. Пока еще оставалась слабая надежда, что она ошиблась. Все знают, что у страха глаза велики.