Страница 2 из 12
Значительная часть книги посвящена описанию поездки к башкирам современных Ишимбайского и Альшеевского районов Республики Башкортостан[12]. Если до этого автор в основном наблюдал жизнь с палубы парохода, то теперь, свернув с широкого тракта, слез с тарантаса и углубился в местность, которую редко посещали путешественники. Архаичность башкирского мира, описанного П. Лаббе, подчеркивается и старинным способом путешествия по нему, применявшимся только в XVIII в.: верхом или на повозке. Сам автор вряд ли осознавал (как будет показано ниже, труды предшественников, как французов, так и русских, посещавших эти места, ему были, скорее всего, неизвестны), что попал не просто в другой мир, но и в другую эпоху, к башкирам времен Екатерины Второй, ставших объектом описаний путешественников эпохи Просвещения, а его путешествие в Башкирию и по направлению, и по способам перемещения сильно напоминало академические экспедиции на Урал в XVIII в.
Дискурс описания уральского пространства в те годы, во времена поездок П. Палласа и И. Лепехина, «определялся самым тесным взаимодействием путешественника с окружающим ландшафтом. Путешествия этого типа наполнены тактильными контактами. В них преобладает ощущение тесноты пространства, его плотности и труднодоступности. Лес вдоль дорог стоит стеной… Плотность контакта с окружающим миром проявляется также в спонтанном этнографизме путевых записей: путешественник останавливается у местных жителей, включается в их быт, становится свидетелем их обрядов. Тесный контакт с культурой коренных народов приводит и к знакомству с национальной кухней. В образ пространства начинают проникать вкусовые впечатления путешественников»[13]. Все это мы наблюдаем и в описании путешествия П. Лаббе к башкирам. Он обращает внимание читателя на дремучий лес, через который только и можно попасть в неведомую полукочевую культуру[14], на труднопреодолимые горные массивы, на постоянные препятствия-границы в виде рек, на непривычные для европейца блюда, которые есть противно, но приходится. Триединство горы, леса и реки, определяющие специфику уральского пространства[15], проявляется в описаниях П. Лаббе в полном объеме.
П. Лаббе, в соответствии с существовавшей тогда в русской науке классификацией[16], подразделяет башкир на степных и горных (в современной литературе – горнолесных), отмечая, что последние лучше всего сохранили характерные особенности своей традиционной культуры.[17] Конечно, автор настоящей книги не был профессиональным этнографом. Он скорее журналист-путешественник, чем строгий ученый.[18] Неизвестно, изучал ли он предварительно по имеющейся литературе те места, которые планировал посетить. Во всяком случае, из текста книги не видно, что ему были знакомы сочинения путешественников, которых мы назовем ниже. В этом он продолжает традицию Т. Готье, который, как известно, описывал почти «исключительно непосредственные авторские впечатления от России… Готье не пытается блеснуть эрудицией, демонстрируя свои познания о России, не дает никаких исторических экскурсов, справок, отсылок»[19].
Между тем что касается Башкирии, то до П. Лаббе в ней уже побывали известные французские исследователи Ф. Лепле, Ш.-Э. Уйфальви, П. Ж. Камена д’Альмейда[20], собравшие этнографический, антропологический и фольклорный материалы; публикации, сделанные ими по итогам своих поездок, сформировали у французской научной общественности представления об этом народе, в частности его происхождении и культуре.[21] Правда, в отличие от них записки П. Лаббе были рассчитаны на более широкого читателя, они насыщены бытовыми подробностями, личностными характеристиками, передают атмосферу, в которой живут его собеседники, хотя автор не всегда бывает точен в тех областях, которые требуют глубоких научных знаний. Исторические экскурсы, которые в предлагаемой читателю книге в отличие, скажем, от путевых записок А. Дюма сведены к минимуму, не являются сильной стороной автора.
Так, например, объяснение П. Лаббе происхождения башкир от массагетов – это крайнее упрощение проблемы, причем большинство его современников высказывались по этому вопросу иначе, более основательно и, как показало дальнейшее развитие науки, в основных чертах верно. В частности, соотечественник П. Лаббе, востоковед и путешественник Ш.-Э. Уйфальви, суммировав сведения, известные к тому времени науке, и используя результаты собственных антропологических и этнографических изысканий, в 1880 г. пришел к выводу, что «башкиры проживают на своей нынешней родине с глубокой древности, являются угро-финским племенем, принявшим язык своих завоевателей – татар», и «только антропология в состоянии дать нам точные сведения об их происхождении»[22]. Согласно П. Ж. Камена д’Альмейда, башкиры «были финского происхождения, но впоследствии тюркизировались»[23].
Нельзя сказать, что П. Лаббе был первопроходцем изучения процесса российской колонизации Башкирии, особенностей решения правительством России земельного вопроса у башкир. Эти проблемы не только подробно изучались русскими коллегами ученого, но рассматривались, в частности, в уже упоминавшейся статье П. Ж. Камена д’Альмейда. Тем не менее автор изучил этот вопрос гораздо подробнее, чем его предшественник.[24] Наряду с этим П. Лаббе дополняет статистические данные своими наблюдениями – метод, который в середине XIX в. уже использовал применительно к башкирам французский социолог Ф. Лепле. Это позволило исследователю сделать вывод, что реальная арендная цена башкирских земель была выше той, которая указывалась в акте купли-продажи, поскольку включала в себя еще и нигде не оговариваемую сумму, длительное время уплачиваемую переселенцами башкирам в качестве взяток.
Согласно П. Лаббе, такая «наценка» составляла до 5 руб. за десятину. Если учесть, что, по его мнению, средняя цена аренды десятины земли не превышала 40 коп. в год, то становятся понятными последующие попытки арендаторов перехитрить арендодателей – они хотели вернуть себе затраты на взятки. Разумеется, поверхностные и кратковременные наблюдения П. Лаббе нельзя считать универсальными. Земельный вопрос в Башкирии был сложным и решался различными способами, некоторые из которых вызывали у демократической общественности страны возмущение, выливавшееся на страницы местной и столичной прессы. П. Лаббе, проведя собственное исследование этой проблемы, внес в ее понимание определенные нюансы, которые, к сожалению, не учитывает даже современная региональная историография, однозначно оценивающая земельную политику Уфимской губернии как «грабительскую» и колонизаторскую, в которой коренному населению отводится роль постоянно обманываемого субъекта.
Вернувшись из поездки по Поволжью и Уралу в Париж П. Лаббе предварительно издал две статьи о своей поездке в Башкирию. Одна из них была академической[25], вторая рассчитана на более широкого читателя.[26] Часть помещенных в них сведений не вошла в настоящую книгу, поэтому наиболее интересные фрагменты, дополняющие ее, приводятся нами в примечаниях.
7 августа 1898 г. П. Лаббе прибыл в Оренбург, где находился восемь дней. Приехав на Меновой Двор, гость и оренбургские купцы позавтракали в киргизской (казахской) жуламейке – небольшой дорожной юрте. Прибывшие привлекли внимание находившихся на Меновом Дворе по торговым делам татар, бухарцев, хивинцев, киргизов. Для гостей заиграла музыка и был исполнен татарский танец. Воодушевленный приемом, П. Лаббе 11 августа посетил приют для детей-сирот и пожертвовал 50 рублей в их пользу.
12
В то время понятие «Башкирия» носило культурно-географическое значение, точных границ ее не было. Поэтому в другой своей работе П. Лаббе уточнял: «Под Башкирским краем в данном исследовании подразумевается преимущественно Стерлитамакский уезд, который я прошел вдоль и поперек и который составляет основу Башкирии, населенную как степными башкирами, изменившими свой образ жизни под влиянием прибывших сюда переселенцев и новой ситуации, так и горными, полностью избежавшими русского влияния» (Лаббе П. Русская колонизация в Башкирии // Протонации Южного Урала и Среднего Поволжья во французских репрезентациях XVIII – начала XX вв. СПб, 2015. С. 88). Подробное экономическое описание этой территории см.: Сборник статистических сведений по Уфимской губернии. Самара, 1899. Т. II. Стерлитамакский уезд.
13
Власова Е. Г. Указ. соч. С. 116.
14
Глухие места восточной части Стерлитамакского уезда, в частности Гирей-Кипчакская волость, где побывал П. Лаббе, действительно представляли тогда сплошной лесной массив: Сборник статистических сведений по Уфимской губернии. Т. II. С. 679.
15
Власова Е. Г. Указ. соч. С. 117.
16
Малиев Н. Антропологический очерк башкир: публичная лекция // Труды общества естествоиспытателей при Казанском университете. Казань, 1876. Т. 5, вып. 5. С. 32.
17
Именно в восточной части Стерлитамакского уезда, куда отправился П. Лаббе, у зажиточных башкир еще продолжал эпизодически сохраняться прежний кочевой тип хозяйства (Сборник статистических сведений по Уфимской губернии. Т. II. С. 51), который, однако, был больше данью традиции, чем экономической необходимостью (Усманов Х. Ф. Развитие капитализма в сельском хозяйстве Башкирии в пореформенный период. М., 1981. С. 129). Более подробное, чем у П. Лаббе, описание см.: Никольский Д. П. Из поездки к лесным башкирам. М., 1895.
18
Севела М. Указ. соч. С. 26.
19
Ощепков А. Р. Указ. соч. С. 155.
20
Le Play F. Les ouvriers européens: étude sur les travaux, la vie domestique et la condition morale des populations ouvrières de l'Europe; précédées d'un exposé de la méthode d'observation. 2 ed. Paris: A. Mame et fils, 1877. Vol. 2. P. 1–46 (рус. пер.: Из работы Ф. Лепле «Башкиры – скотоводы, ведущие полукочевой образ жизни (Восточная Россия)» // Документы и материалы по истории башкирского народа (1790–1912) / сост. А. З. Асфандияров, Р. Н. Рахимов, Ф. Г. Хисамитдинова. Уфа, 2012. С. 214–261); Ujfalvy de Mezö-Kovesd Ch. Expédition scientifique française en Russie, en Sibérie et dans le Turkestan. Vol. 3. Les Bachkirs, les Vêpses et les Antiquités fi
21
Нельзя не отметить и работу итальянского исследователя и путешественника С. Соммье, также оставившего описание своего посещения башкир: Sommier S. Un estate in Siberia fra Ostiac-chi, Samoiedi, Sirieni, Tatari, Kirhisi e Baskiri. Firenze; Torino; Roma: Erma
22
Уйфальви де Мезо-Ковезд Ш.-Э. Страна башкир на Урале // Протонации Южного Урала и Среднего Поволжья во французских репрезентациях XVIII – начала XX вв. С. 63.
23
Камена Д’Альмейда П. Ж. Русская колонизация Уфимской и Оренбургской губерний // Там же. С. 82.
24
Современный взгляд на эту проблему см.: Усманов Х.Ф. Указ. соч. С. 56–103; 2006; История башкирского народа / гл. ред. М. М. Кульшарипов. СПб, 2011. Т. IV. С. 261–274; Steinwedel Ch. Threads of empire: loyalty and tsarist authority in Bashkiria, 1552–1917. Bloomington, 2016.
25
Labbé P. La Colonisation russe en Bachkirie // Bulletin du Comité des travaux historiques et scientifiques section des sciences économiques et sociales. Paris, 1900. A
26
Labbé P. Voyage dans l’Oural (en Bachkirie) // Le Tour du Monde. Journal des voyages et des voyageurs. Nouvelle série. 6e a