Шантаж чудовища (ЛП)

Несмотря на то, что она неудержимо рыдает, отчетливо слышно все, что она пытается сказать. Мне кажется, что я подслушиваю семейную сцену, но я обещал Челси перед похоронами, что все время буду рядом, несмотря ни на что. Я не выпущу ее из своего поля зрения, уж точно не в этом ужасном доме.

Она кричит громко, вперемежку с рыданиями, пение и музыка прекратились. Внизу лестницы собрались приглашенные на поминки. Я делаю знак рукой, чтобы они оставались на месте. Это время принадлежит Челси. Она должна избавиться от того груза, который гложет ее уже столько лет.

— Ты хочешь услышать почему? — с горечью спрашивает ее мать. — Да! Да, я знала, что он имеет склонность к маленьким девочкам, но... мне необходимо было преподать тебе урок. Из-за тебя… твоего упрямства единственный мужчина, который любил меня и которому было насрать на все остальное, был убит в лесу. Потом я нашла Джеймса, и ты опять попыталась у меня его забрать. Все эти твои хитрые девчачьи улыбочки и невинные глазки. Ты думала, я не замечу? Он был не твоим отцом, и ему не стоило все время сидеть с тобой и вести разные беседы, а также покупать тебе подарки. Он был моим мужчиной, а ты решила забрать и его у меня.

— Ты убила его, потому что ревновала его ко мне?! — недоверчиво спрашивает Челси.

Мое сердце готово разорваться из-за того, что пережила Челси. Она выглядит сейчас совершенно опустошенной.

— Да, — во весь голос орет ее мать. — Джеймс был моим мужчиной. Ты была плаксивым маленьким отродьем, которая бесконечно трепетала своими ресницами, и ты решила, что таким образом сможешь отнять у меня Джеймса. Я так много отдала этому мужчине. Я любила его, я любила его, а он отплатил мне похотью к тебе.

Ее мать начинает плакать, но мне почему-то кажется, что это очередное представление с ее стороны. И точно, как только она поднимает голову, слез на ее лице не видно, наоборот оно искажено гримасой ненависти.

— Как тебе вообще подобное пришло в голову?! Он не испытывал ко мне никаких сексуальных чувств. Он просто жалел меня, — говорит Челси.

Лицо ее матери еще больше искажается от ярости.

— Прошу прощения? С чего бы ему тебя жалеть? У тебя все было отлично. Все любили тебя. У тебя было все. — Она прищуривается, и в ее глазах появляется какой-то одержимый взгляд. И в этот момент я понимаю, что она психически не здорова. — Если только ты ему не рассказала что-то обо мне. Ты сказала ему что-то плохое обо мне?

Челси делает шаг назад, в ужасе наблюдая за ней.

— Нет. Конечно, нет. Я никогда не говорила о тебе ничего плохого. Я любила тебя, мама. Ты была для меня всем.

— А мне жаль, что ты вообще у меня появилась. Ты не дала мне ничего, кроме боли. Я попала из-за тебя в тюрьму.

— Ты оказалась в тюрьме, потому что убила человека, но на самом деле, ты слишком легко отделались. Тебя должны были посадить за хладнокровное убийство. Ты просто чудовище, мама. Ты настолько эгоистична, что готова убить совершенно невинного человека, который тебя любил, чтобы жестоко наказать свою дочь, отдав своему отцу-педофилу, который готов с удовольствием насиловал твою плоть и кровь! — выкрикивает Челси в ответ.

— Ты думаешь, что ты единственная, испытывающая склонность дедушки на себе? Думаешь, ты единственная, над кем он надругался? Тебе следовало прочувствовать то же самое, что и я. Ты должна была оказаться с моим отцом, чтобы по-настоящему заплатить за то, что забрала у меня Джеймса.

В глазах матери Челси появляются настоящие слезы, видно, вспомнив через что ей пришлось пройти в детстве со своим отцом. Она всхлипывает, пытается не рыдать во весь голос, но боль, столько лет жившая в ее сердце, слишком велика.

— Ты больна, — говорит Челси с отвращением, глядя на нее. Она поднимает руки в воздух, боясь дотронуться до всего, что находится в этой спальне. Потом она резко разворачивается, и делает поспешные шаги к двери. Забыв, что в дверях стою я, она натыкается мне в грудь. Я подхватываю ее и прижимаю к себе. Она дрожит, как лист.

Ее мать бормочет что-то себе под нос, но я не могу разобрать что именно.

— Моя девочка, — сквозь рыдания говорит она. Вытянув руки вперед, как зомби, она начинает идти к Челси.

Я останавливаю ее вытянутой рукой и с яростью смотрю на нее, отчего она останавливается на месте. Я ни за что не позволю этой чертовой сучке приблизиться, не говоря уже, чтобы дотронуться к моей Челси. Никогда. Клянусь.

Я увожу Челси из дома. Никто не пытается нас задержать. Без сомнения, все присутствующие слышали то, что происходило наверху.

Как только мы добираемся до машины, я говорю своей охране, чтобы они следовали за нами. Я помогаю Челси забраться на переднее сиденье, а потом занимаю водительское место. Я молчу, не в состоянии произнести ни слова. Если я выдам хоть звук, я взорвусь, сокрушая все вокруг, мой контроль — это всего лишь тоненькая, при тоненькая ниточка, готовая вот-вот порваться. Но я говорю себе, что мне необходимо оберегать и защищать Челси, и все мои действия подчинены только этому. Сейчас как никогда я полон решимости защитить ее.

Челси кладет голову мне на плечо, сидит тихо, не плача. Я крепко прижимаю ее к себе, потом она отодвигается, и я вставляю ключ в зажигание, чтобы отвезти нас домой.

36.

Торн

https://www.youtube.com/watch?v=yTCDVfMz15M&index=11&list=PLJhBdJcf0_PciveVbzjC3-xH9aYI6G-9U

(Попытайся)

Как только я останавливаю машину напротив дома, подхожу со стороны пассажирского сиденья рядом с водителем и поднимаюЧелси на руки. Она вялая и безразличная у меня в руках. Я несу ее наверх, в ее комнату.

— Я чувствую себя такой грязной, — говорит она, будто вот-вот опять разрыдается, хотя на ее лице безразличная маска. Подумать только, когда-то я считал ее бездушной манипуляторшей.

— Ты не грязная. Ты самый чистый человек, которого я знаю, — говорю я, чувствуя себя беспомощным перед ее болью. Гнев все еще бурлит у меня в душе. Никогда в жизни я не хотел ударить пожилого человека, но Боже, как же я хочу убить ее деда.

Она кивает, но мне кажется, она даже меня не слышит.

— Я хотела бы принять ванну и смыть с себя все события этого дня, — шепчет она.

Я ставлю ее на ноги и веду в ванную комнату. Усаживаю на край ванны. Она покорно садится и просто смотрит на меня.

— Я приготовлю тебе ванну, — предлагаю я.

Она кивает.

Я вспоминаю, как наблюдал за ней спящей прошлой ночью, насколько тихой и уязвимой она тогда мне казалась. И я видел ее настолько прекрасной, почти волшебной, видел ее уязвимость, невинность, но сейчас ничего прекрасного или волшебного в том, как она выглядит, нет. Лицо бледное, опухшее от слез, глаза наполнены печалью и болью, словно цветы, которые растоптали.

Она вздыхает. Все эти трагические эмоции забрали у нее все силы.

Я открываю кран и бросаю пару бомб для ванны в воду. Они шипят и крутятся в воде, окрашивая в оранжевый цвет воду и наполняя воздух запахом апельсина. От горячей воды в ванной комнате становится теплее.

— Ванна готова. Хочешь, я оставлю тебя одну?

Она отрицательно качает головой.

— Нет. Останься со мной... пожалуйста.

Какого черта я вообще это у нее спросил? Не знаю, что бы я сделал, если бы она попросила меня выйти. Я боюсь за нее, если она останется одна. Медленно я помогаю ей раздеться. К своему шоку, вид ее обнаженного тела меня не возбуждает. У меня такое чувство, будто я вижу перед собой ту маленькую девочку, которая столько пережила за свою жизнь. Девочку, которой я готов сделать все, чтобы она вырвалась из той темноты, в которой пребывала слишком долгое время, чтобы она исцелилась от нее.

Она залезает в ванну и прижимает колени к груди. Она смотрит на стену, но ее глаза не ничего не видят перед собой. Я заставлю ее очиститься от этого кошмара. Неважно, сколько времени у меня это займет. Я не остановлюсь, пока не добьюсь успеха.