Запятнанный ангел

Келли!

Только что, на празднике жареной свиньи, я пережил ощущения, позволившие мне понять, что могло случиться с Келли двадцать один год назад на фестивале. Он рассказывал, как его влекло к Лоре Фэннинг той ночью. "Еще немного, и я забыл бы о том, что я полицейский". Не здесь ли начиналась его ложь? Что, если он об этом в действительности забыл? Не перестал ли и в самом деле он быть полицейским в тот момент, когда увидел Лору в городе? Может быть, именно тогда он решил рискнуть, чтобы стать ее любовником?

Мои ладони стали влажными от пота.

- Ты арестован, Миллер, - услышал я голос Келли. - Сдай свой значок и оружие сержанту Столларду.

Я взглянул на Миллера. Его лицо было белее мела, когда он вынул пистолет из кобуры и протянул его Столларду. Я встал между ними и взял пистолет.

- Сколько ни протирай рукоятку пистолета после того, как ею кого-то ударили по голове, в лаборатории все равно смогут найти на ней какие-то пятна крови, - сказал я. Потом повернулся и посмотрел на Келли. - Это звучит абсурдно, Келли, но только вы и Миллер, похоже, могли зайти в палату к Фэннингу и убить его. Ради вашего собственного спокойствия я предлагаю, чтобы ваш пистолет тоже проверили.

Капитан не двигался и ничего не говорил. Он смотрел на меня в упор, и, наверное, мне не удалось скрыть мысли, которые кружились у меня в голове.

- Мне очень жаль, Келли, - проговорил я. - Может быть, мы двинемся шаг за шагом? Остается только догадываться, что в действительности произошло, но думаю, я вправе предъявить вам обвинение в убийстве Фэннинга. Миллер говорит правду, и тщательная проверка докажет это. Тогда остаетесь вы.

Правая рука Келли снова поползла к кобуре. Я наставил пистолет Миллера прямо на него.

- Лучше не надо, Келли, - бросил я. - Заберите у него пистолет, хорошо, Столлард?

- Минуточку! - услышал я протестующий голос Бендера.

Но Столлард быстро шагнул вперед и вытащил пистолет из кобуры Келли. Его глаза блестели. Он тоже видел, что Келли себя выдал.

Несколько секунд Келли не двигался, молча глядя куда-то в пространство. Потом заговорил глухим, опустошенным голосом.

- Я ни о чем не жалею, - сказал он. - По крайней мере, не о Фэннинге. Но я рад, что все кончилось. Мне стало слишком трудно с этим жить. - Он улыбнулся мне измученной улыбкой. - Я ни за что не стал бы стрелять в вас, Геррик. Я давно решил, что воспользуюсь им сам, когда настанет час.

Келли отвезли в участок. Столлард, временно принявший командование, взял с собой нас с Бендером. Казалось, Келли не терпится дать показания и покончить с этим. По иронии судьбы он сидел за своим собственным столом в своем собственном кабинете, в то время как патрульный в углу комнаты стучал на пишущей машинке.

- Наверное лучше рассказать все по порядку, - заявил Келли. - Так будет проще.

Я оказался прав. Увидев Лору, когда она входила в "Вилку и Нож", чтобы встретиться со своими гостями, Келли решил, что это будет его день.

Вскоре он отправился на место проведения фестиваля и зашел в студию Джона Уилларда, чтобы узнать, нет ли у того каких-то дополнительных распоряжений. Уиллард был в приподнятом настроении. Когда Келли заявил что-то в таком духе, что ему, мол, хотелось бы перестать быть полицейским хотя бы на этот единственный день, Уиллард развеселился и сказал, что тот вполне может быть свободен в начале вечера. Патрулирование потребуется скорее после полуночи. Он предложил Келли свой маскарадный костюм Черного Монаха, чтобы тот поносил его, а потом принес в театр, где Уиллард после концерта в него переоденется. Он был похож, заметил Келли, на проказливого мальчишку, когда заговорщически предлагал Келли провести несколько веселых часов. Это Келли был Черным Монахом, встретившим Лору у ворот в тот день; это он целовал ее так страстно и унес, смеясь, в лес, а в конце концов совершенно потерял голову. Когда Лоре удалось вырваться от него, она побежала за помощью в студию Джона Уилларда.

- Я просто обезумел, - рассказывал нам Келли дрожащим голосом. - Я оставил ее на минуту, чтобы найти кого-нибудь с бутылкой и отнять у них эту бутылку для нас. Когда я вернулся, ее не было. Наверное, тогда я понемногу стал приходить в себя. Все зашло слишком далеко. Только одно было хорошо: она понятия не имела, кто я такой. Я отправился к Уилларду в студию, чтобы вернуть его костюм, и уже собирался открыть дверь, чтобы войти, как услышал, что она разговаривает с ним в доме. У нее была истерика. Она все время описывала ему Черного Монаха, и Уиллард, разумеется, знал, о ком она говорит. Он ничего не сказал ей. Он просто пообещал, что после концерта разберется с ее Черным Монахом. Для меня это означало конец. Едва ли мне могли предъявить какое-то уголовное обвинение, ведь поначалу Лоре все очень нравилось. Но моей службе в полиции - крышка.

Все, о чем я думал в ту ночь, выглядит довольно бессмысленно. Я говорил себе, что Уиллард несет ответственность за фестиваль и за то, как люди ведут себя там. Я говорил себе, что, если бы это не была дочь Роджера Марча, он просто пожал бы плечами. Обычная вещь для фестиваля. Но он собирался привлечь меня к ответственности. И я решил ударить первым.

Я знал, что в студии Пола Фэннинга, расположенной неподалеку от театра, есть дробовик. Я отправился туда, забрал ружье, спрятал под рясой и прокрался на сцену. Уиллард уже начал играть. Я застрелил его, потом выскользнул оттуда, вернул ружье на место и через пять минут уже стоял на сцене в форме, помогая Ларигану.

Несколько дней после этого Келли прожил в леденящем душу страхе. Если Джон Уиллард говорил с кем-то по пути в театр и рассказал, что случилось с Лорой, то его песенка спета. Но время шло, и никто не объявлялся. Уиллард опоздал на представление и очень торопился, намереваясь разобраться с возникшей ситуацией позже. Келли был вне подозрений - как он считал.

Его мучила совесть. Он говорил себе, что, если какого-то невинного человека обвинят в убийстве и начнется следствие, ему придется все рассказать. Он действительно собирался так поступить. Но до этого дело не дошло. Он понятия не имел о странной игре Пола Фэннинга, притворявшегося, что это он выступал в роли мстителя, и использовавшего это как дубину, занесенную над головой Роджера Марча. С точки зрения Келли, опасность миновала. Все это время он был хорошим полицейским, добросовестно выполнял свою работу, получал повышения.