Страница 7 из 7
– Там все одинаковы, а здесь я одна такая…
Но потом, развеселившись от шуток и прибауток Николая, рассказавшего, как он натерпелся от летошного бычка, когда вёл его километров тридцать на гудки паровоза через Долговку продавать в Урюпино, да попал в Бударино, где рынка отродясь не было, просмеявшись, выпила с ним стаканчик беленькой. Да подавшись вперед, ненароком коснулась, уже пьяненькая, его фуфайки щекою да прикорнула, казалось, на секунду на плече у рассказчика жалостливого и, потакая его мягким рукам, не стала сопротивляться захмелевшему Николаю, не сумевшему не утешить женщину единственно по-мужски свойским делом.
Клавдия смеялась своим воркующе-мягким смехом, всхлипывала, снова смеялась и снова всхлипывала.
8
Клавдия отработала на ферме с год, когда её дальнейшую жизнь опять подкорректировал роковой случай.
Она так же держалась особняком; насколько возможно, одевалась опрятно, не материлась, как все доярки, в основном молчала. В феврале у коров пошёл дружный отёл, и Клавдия по распоряжению заведующего фермой Александра Двужилова, как и в прошлом году, переключилась на группу новорождённых. В нужные дни она не уходила домой и успевала принять новорождённого телёночка прямо из рук доярки и ветеринара и, накрыв его, наскоро облизанного матерью, дерюжкой, относила к себе в телятник. Вскоре и сладкое молозиво подоспевало, принесённое дояркой в алюминиевом соске. Вместе они вдоволь напаивали телёночка, обтирали, и не было случая, чтобы Клавдия отлучалась, пока он самостоятельно не встанет, смешной и дрожащий, на ноги.
– Ты мой хороший, – приговаривала Клавдия, подсовывая соломку под телочка. – Отняли тебя от матери, косишься ты на нас, а не ведаешь, что по-другому и сделать нельзя. Толкнёт тебя коровка шибко, либо наступит на ножку, да откатишься ты на землю холодную да скользкую – как потом вставать будешь?
– Нет уж, – продолжала она через минуту, давая телёнку недопитый сосок, – мы тебя точно в обиду не дадим, живи, мой хороший.
Однажды доярка Ксения Плотникова, давно работавшая на дойной группе первотёлок, попросила Клавдию только что родившегося телёночка не забирать, а оставить на денёк с матерью – «разбить» у неё сосанием загрубевшие от мастита, к тому же маленькие, соски. Клавдия знала, что такой способ избавить корову от болезни действительно существует – пока у коровы три дня идёт густое молозиво, почему бы и не рассосать вымя. И она согласилась. А утром нашли телёночка мёртвым, да не в телятнике, где он должен быть по строгому определению начальства, а у опроставшейся коровы.
– Не Ксенька отвечает за телёнка, а ты! – грубо сказал завфермой. – До плана никак не дотянем, а ты…
Спустя полчаса Клавдия услышала, как Александр, разговаривая по телефону, прокричал кому-то:
– Лолерейка – она и есть Лолерейка, хоть тресни, руки не те.
И тут же добавил, отмякая голосом:
– Да нет, не пьёт.
В красном уголке на ферме, как и в клубе, висели одинаковые плакаты и транспаранты с надписями: «Догоним и перегоним Америку по надоям молока на фуражную корову!» Страна строила коммунистическое общество, в котором вся жизнь, как говорила партия, наполнится изобилием, и потекут молочные реки в кисельных берегах, и от каждого будут брать по надобностям и воздавать каждому по его потребностям. И Клавдия также была строительницей этого общества и не переставала свято верить партии и её высоким лозунгам.
Однажды, когда её неожиданно, как бы извиняясь за прошлую грубость, похвалил заведующий за выхоженного бедолагу, Клавдия подошла к Шурке Александриной, руководителю партзвена, и, потупясь, произнесла глубоким, волнующимся голосом:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.