Stalker: Еретик

Мы было двинулись во двор, но овчарка снова кинулась нам навстречу.

- Сидеть! - старик так гаркнул, что сели и овчарка, и Миледи. - То-то же, - усмехнулся дед Иван и огладил бороду.

Расторопность хозяина объяснилась в доме. Зал пестрел картинами, которые мог нарисовать только человек, побывавший в Зоне. Кистью правила рука мастера. Я - не ценитель искусства, но на ту мазню невольно загляделся.

- Его звали Маляр, - скорбно сказал дед Иван.

Я обернулся: в глазах старика читалась нестерпимая тоска по ушедшему.

Как же я обрадовался голосу Артема! Точно фронтового товарища встретил. Умей плакать, прослезился бы. Нахлынули воспоминания из прошлой жизни. Да, из прошлой. Все, что было до Зоны, казалось отдельной жизнью, в которую уже не верилось. Через трубку из родной дали до меня донесся нежный запах прохладных ладошек Люды, щека дернулась от неожиданно ощутимого соприкосновения с мягкой щекой Машки, пахнущей парным молоком и детским шампунем. Перед глазами встали серые неприметные улочки Брянска. Никогда не думал, что буду по ним скучать.

Артем еле дозвался до меня. Я провел по лицу ладонью, смел с него ностальгические переживания.

- Тёмыч, нужна твоя помощь.

Я по-военному быстро ввел друга в курс дела: есть лекарство для Люды, жду в Белоруссии, в Гдене, поспеши. Артем начал задавать много лишних вопросов, я не ответил ни на один.

- Тём, потом, при встрече. Выезжай, жду.

- Совсем ничего не расскажешь?

- Как Люда?

Молчание.

- Держится, - по интонации я понял, что жене совсем плохо.

- А Машка?

- Машка всех нас переживет, - оживился Артем.

- Андрейка присматривает за ними?

- Его жена. Он работает.

- Ну и ладненько, - вздохнул я. - Крепко жму воображаемую лапу, жду в гости. Давай.

- Постой…

Я повесил трубку, иначе разговор затянулся бы надолго. Стоял, не шевелясь, несколько минут. Ничего не видел, кроме Люды, прокручивал раз за разом наше прощание друг с другом. Только бы дождалась…

До чего же хороша русская баня! Особенно после долгих скитаний и лишений. Я самозабвенно тер мочалкой и пемзой свою заскорузлую шкуру, с удовольствием отмечая на ней темные катышки. Грязь из распаренной кожи вымывалась, выдиралась, выскребалась. Казалось, радиация въелась в нее, и я пытался добраться до каждой поры. Глядя на меня, наверное, можно было подумать, что я хочу сбросить кожу.

Как же давно я мечтал хорошенько помыться! Даже на агропромовской базе в моем распоряжении был лишь быстрый душ с теплой, а то и вовсе ледяной водой. Когда дед Иван, морща нос, сообщил, что на задворках стоит баня, я почувствовал себя миллионером. Ох, как я хлестал березовым веником Альта! Заставил вспомнить всех прародителей до пятого колена. Сталкер потом пытался отыграться, но я только довольно кряхтел.

Вернулся в дом точно новым человеком. Груз последних дней слетел с плеч. Я упал на диван в зале и с интересом присоединился к просмотру вечерних новостей. На время проживания в деревне дед Иван выделил мне и Альту вещи из собственного гардероба. Старые, тертые, не по размеру, но чистые. Я был доволен, что кот, объевшийся сметаны. Неприятное - большую стирку - отложил на завтра.

Когда минуло десять вечера, дед Иван скомандовал отбой. Предупредил, что встает рано, поэтому нам лучше лечь сейчас. Под его излишним руководством разложили в зале диван - получилась полуторная кровать. Сытый, вымытый, в тепле и в почти мягкой почти постели - не Рай, конечно, но где-то на пути к нему.

Альт раздеваться не стал. Он привык спать в готовности разом вскочить и скрыться или принять бой. От комфорта он тоже отвык, потому лег на полу. Дед Иван покричал немного, но понял, что бесполезно и гостю в самом деле так удобнее.

Спал я плохо. Раньше все тревоги отметало спиртное, теперь же они навалились на меня скопом. Сердце билось учащенно, а мои девочки виделись слишком ярко, словно наяву. Непрестанно представлялась встреча с Артемом: то так, то эдак. Вдруг не приедет? Вдруг арт возьмет, а по дороге что случится? Вдруг, вдруг…

Утром я поднялся с больной головой и дурными глазами. Позавтракал прихваченным с Янова и засобирался в магазин за продуктами. Дед Иван тут же отговорил:

- Пьянь какая прицепится, лучше я сам. Да и любопытные понабегут. Новое лицо у нас не часто встречается.

- Рано или поздно все равно узнают, что живешь не один.

- Ко мне никто не ходит. Разве Кузьмич когда на бутылку попросит. А зимой тем более все по домам сидят. Одни алики чкаются. Что им мороз, когда водка греет?

- Все равно узнают. Для одного многовато тут покупать.

- А, быть может, я на неделю запасаюсь. Старому ходить по сугробам несподручно. А узнают, так иттить их так.

Я поскреб заросшую скулу, махнул и отсчитал старику деньги. Может, правда, нам с Альтом было лучше не светиться, хотя кого можно опасаться в Богом забытой Гдени, я не представлял.

По словам деда Ивана, сосчитать жителей деревни хватило б пальцев рук. С крыльца поверх забора я разглядел как относительно свежие аккуратные домики из белого кирпича, так и приземистые бревенчатые. Как узнал позже, многие пустовали. После развала СССР Гдень оказалась в буфере между украинским загранпостом и белорусским. Получилось так, что имевшие родственников за речкой, по закону были обязаны совершить целую одиссею, когда по сути до родных рукой подать. Одна женщина даже отсидела год в колонии за незаконное пересечение украинской границы.

Уже в девяностые годы школу и прочие административные здания деревни начали разбирать по кирпичику, растаскивать по дворам. Малочисленные дети учились в соседнем селе Комарин, а после Второго Взрыва Гдень покинули последние молодые семьи. С тех пор перестала заезжать и автолавка. Старикам приходилось шаг за шагом пробивать в снегу тропу к магазину. Или платить за то мужикам, охочим до выпивки. Улицы деревни молчали, иногда слышались пьяные крики и только. Зимой старики старались из дома лишний раз носа не высовывать. Сидели в тепле, в ожидании смерти. Мертвецов находили не сразу. Одна бабка в прошлом году пролежала ползимы. Когда морозы спали и снег начал таять, люди стали чаще видеть друг друга. Тут-то и заметили: кого-то не хватает. Хату вскрыли, а там смердит, как в могиле. Главное, все ценное вычищено. Значит, кто-то знал, что бабка померла и не сказал.

Дед Иван все иконы предусмотрительно сдал в областной краеведческий музей. Оставил одну, маленькую, чтобы молиться. Думал, и картины сына продать, да больно тяжко с ними было расставаться. Дед часто останавливался перед ними и подолгу смотрел невидящим взором. Маляр, как я и подумал, ходил в Зону не раз. Его прельщала дикость Зоны, манили ее загадки, опасности. В Зону его толкала не нужда, как большинство охотников за артами, - авантюризм. Маляр стремился к захватывающим приключениям. Как в любимых им книгах. Остроту и яркость впечатлений переводил на холст. Дед Иван не раз старался образумить сына, но тот не слушал и вроде бы даже обдумывал роман о Зоне. К сожалению, романтикам и мечтателям в Зоне не место. Однажды Маляр из ходки не вернулся. Дед Иван до сих пор не знал, что стало с сыном. Надеялся от нас что услышать, но нам оставалось только отрицательно качать головами. На самом деле Альт знал, чем закончилась судьба Маляра: его загрызли псевдопсы. Сталкер рассказал мне об этом ночью, шепотом, пожалел старика.

Гдень напоминала место, где я родился, где малым проводил летние каникулы, потому я знал, чем могу помочь старику. Не хотелось быть обузой. Себя мы с Альтом кормили за свой счет, сами готовили, убирали в доме, топили, кормили овчарку. Альфа перестала на нас лаять и принимала за своих уже на второй день. О Миледи беспокоился Альт, я по волчице не скучал, хоть и былая неприязнь к ней прошла. Альт же мог просидеть с ней в сарае полдня.

Свободное время я проводил у телевизора. Что показывали, значения не имело. У голубого экрана время текло быстрее, да голова забивалась чем-нибудь отвлеченным. Иначе начиналась хандра. Я мысленно подгонял Артема. Мне часто чудился скрип калитки. Я мигом оказывался у окна и, конечно, никого не видел. Порою мое состояние можно было смело называть лихорадочным. Во снах каждую ночь видел и семью, и Артема, и Леху, и Сердце Оазиса. Арт хранил у сердца, как Султан. Комбезы, оружие и прочие артефакты мы с Альтом спрятали на чердаке. Вор лезть туда не додумался бы, а дед Иван не смог бы по старости лет.