Искусство правды

В рассказах о Книнской Краине Лимонов дает целую галерею портретов: кадровых командиров и самозваных генералов, оторви-сорвиголов – аркановских «тигров», и страстных сербских «солдаток». Вместе с автором мы отправляемся в самоволку и совершаем путешествие в Венецию («Самовольная отлучка»), ищем факс в осажденном сербами городе для отправки репортажа в редакцию «Советской России» («Факс»), сочувствуем сербской семье, потерявшей в результате обстрела свою кормилицу («Белая лошадь»), знакомимся с особым секретным подразделением, состоявшим из юнцов и специализировавшимся на проведении диверсионных актов («Ladolcevita»). А ещё – садимся в такси и едем в компании японца и его переводчика через Балканы в Белград, попадая по глупости таксиста прямо на передовую, на хорватские позиции («Через Балканы»).

Как обычно, неисправимый Лимонов не скрывает своего презрения к обывателю. «Тем из читателей, кто занят гнусной и скучной деятельностью в одном и том же офисе или трудом на одной и той же фабрике, либо на одном поле, или согнувшись перед облезлым компьютером, стоит страшно загрустить и возненавидеть себя». Лимонов как всегда категоричен, но как всегда прав.

Всей своей жизнью, всем своим творчеством, являющемся по сути отражением жизни, Лимонов показал и доказал свою причастность к великому и вечному. Как бы громко ни хлопал дверью, покидая мир литературы и уходя в политику, неизменно возвращался и совершал новые открытия. И если политика, война и любовь врывались в книги Лимонова и прочно там оседали, то его общественно-политическая деятельность была и остаётся насквозь пронизана литературой.

Придавленные бюстом Сталина

О фильме Никиты Михалкова «Утомленные солнцем 2: Предстояние»

Какое время – такое и кино. Если в сегодняшней политике, а главное – массовом сознании уживаются порой несовместимые вещи, вроде пещерного антикоммунизма с одной стороны, и благоговения перед советским периодом истории с другой, гордость за Победу в Великой войне вместе с принижением, а то и отрицанием роли Верховного, тяготение к твердой руке, порядку, основанному на справедливости, и одновременно не изжившим себя страхом перед новым 37-м, то в кино всё это сплетается в один клубок и концентрируется в полутора-двухчасовом художественном фильме.

Таким и получился новый «великий фильм о великой войне» «Утомленные солнцем 2: Предстояние». Можно было бы добавить – «великого» режиссера и поёрничать, разбирая многочисленные ляпы михалковского фильма. Однако, посмотрев фильм, делать этого почему-то не хочется. А по окончании просмотра сердце наполняется не яростью, не злобой, не иронией даже, а грустью. Грустью о том, каким замечательным мог бы выйти фильм, если б не пронизывающий его идиотский антисталинизм. Причем антистализм этот весьма поверхностный, не задевающий душу, а как будто бы являющийся просто дежурным атрибутом нынешней кинопродукции о войне.

От всей этой кинопродукции, недостатка в которой на кино-телеэкранах сегодня нет (и это понятно, ведь тема войны неисчерпаема), фильм Михалкова отличает не только подчеркнутый натурализм (этим сейчас не удивишь), но и приближение к подлинному реализму. Посмотришь, бывало, какой-нибудь новый, даже суперпатриотичный фильм о Великой Отечественной и уныло отмахнешься от него со словами театрального мэтра: «Не верю!» Потому что все происходящее на экране больше походит на компьютерную игру про войну, а не является художественным отражением действительности.

Выгодно отличаются «Утомленные 2» и от первой своей части, которую смотреть невыносимо скучно, и на повторный просмотр решится не каждый. «Предстояние» очень динамично, а главное – наполнено неподдельным героическим пафосом и драматизмом.

Жанр новой картины совершенно иной, чем первых «Утомленных». Если в том случае мы имели дело с мелодрамой, то здесь перед нами настоящий патриотический экшен. Да и сюжетная линия, хоть и продолжается, но, как видно по «Предстоянию», мало занимает создателя фильма. Потому и сам Котов, и его главный недруг энкавэдэшник Митя Арсентьев – оба чудесно спасшиеся – не являются центральными персонажами киноповествования.

Конечно, многие сцены фильма окрашены в антисоветские и антисталинские тона. Здесь и обмочившийся от страха в присутствии важного чина НКВД директор пионерлагеря, и написавшая донос на свою подругу «бдительная» пионерка, и не пожелавший спасать тонущую девушку «эвакуатор» партийного архива. Хитрый прищур Сталина так вообще напоминает его образ, созданный киношниками времен второго (горбачевского) этапа разоблачения культа личности вождя.

Не обошлось и без религиозной составляющей (куда ж теперь без этого!). Нелепо выглядит «крещение» Нади Котовой, спасшейся от немецкой воздушной атаки судна под красным крестом, невесть откуда взявшимся отцом Александром, который несчастную девушку, и без того нахлебавшуюся воды, окунает в нее же «во имя отца, и сына, и святого духа». А сама Надя спасается, держась за противолодочную мину, на которую налетает тот самый, отказавшийся взять ее на борт партаппаратчик на своем судне. Не сильно впечатляет молитва двух мусульман – штрафника и кремлевского курсанта – в окопе под Москвой. Ну а спасти Котова от гибели смогла только церковная люстра, задержавшая падение немецкой авиабомбы. «Вот что крест животворящий делает!» Создатель «великого кино» мог бы и не разыгрывать столь банальных эпизодов, которые смотрятся весьма неправдоподобно.

В самых первых реальных, а не сновидческих кадрах фильма, конечно, «смешались люди, кони, мечи, секиры, топоры…» Особо опасных преступников держат почему-то в приграничной зоне. А сразу после того, как им объявляют о начале войны (едва ли такое практиковалось), и одновременно с едва начавшемся расстрелом из пулеметов «врагов народа», то есть политических, немецкие самолеты совершают налет и бомбят лагерь. Это, да еще и неожиданный пересмотр статьи с политической на обычную уголовную и спасает Котову жизнь. Пресловутые танки под парусами мелькают в фильме всего две-три секунды и не вызывают особого раздражения или саркастических ухмылок. Хотя, естественно, немцы маркировали свою бронетехнику несколько иным образом.

Но несмотря на всю эту пропитку фильма церковным ладаном и застарелым антисталинизмом, несмотря на обилие несуразностей и несоответствий исторической действительности, он в целом вызывает почему-то положительные эмоции.

Думаю, что Михалкову отлично удалось показать главное – величие советского человека, в полной мере проявившееся в трагические годы войны, его стойкость и веру, несгибаемую волю и праведную ненависть к врагу. Не могут оставить равнодушными сцены гибели кремлевских курсантов (элиты Красной Армии), направленных оборонять подступы к Москве и попавших во вражеский котел. Отлично сняты окопные кадры, проникнутые каким-то инфернальным холодом и ужасом ожидаемых событий. А от трагической, хотя и ожидаемой развязки кровь холодеет в жилах. Прекрасна в своей ненависти спасшая Надю Котову молодая русская женщина, порешившая своими руками в сарае двух немцев. Ужасны сцены гибели цыганской семьи, расстрелянной осатанелым фашистом, а также массового сожжения всех жителей деревни, в которой погибли те самые два немца.

Михалков отделяет величие советского человека, его подвиг в Великой войне, величие самой эпохи от личности вождя этого народа, преподносимого им в гротескном или карикатурном виде. Но, как говорилось в самом начале, какое время – такое и кино. А Никита Михалков ведь всегда был царедворцем, и действовал согласно политической конъюнктуре, и кино снимал сообразно ей. Кто же не помнит его чекистский детектив «Чужой среди своих» или драму времен революции и гражданской войны «Раба любви».

Может когда-нибудь культурная политика российской власти будет более внятной, более патриотичной и не пропитанной либеральными антисоветскими пятнами. Тогда и кино его (без сомнения, чертовски талантливое), будет более вменяемым, и мы еще увидим Михалкова-сталиниста.