Судьба Конрада

Я думал о Кристофере и сказал то, что мог сказать Кристофер:

– У нас кукольная чайная вечеринка?

– Ликеры подаются в маленьких рюмках, – доброжелательно объяснил Эндрю и показал мне стол, заставленный круглыми бутылками, высокими бутылками, треугольными бутылками, плоскими бутылками, красными, синими, золотыми и коричневыми бутылками и одной большой зеленой.

Он решил, я не знаю насчет ликеров. Если бы на его месте был Кристофер, он бы понял, что я шучу.

– Большие круглые рюмки – для бренди, – проинформировал меня Эндрю. – Не вздумай перепутать.

Прежде чем я успел придумать в ответ шутку в стиле Кристофера, через дальние двери вплыла графиня, говоря через плечо дородному мужчине с бородой:

– Ах, но это Столлери, ваша светлость. У нас никогда не бывает невыдержанного бренди!

За ней, толпясь, медленно заходили другие гости.

Миссис Бэлдок и мисс Семпл исчезли. Мы с Эндрю перешли в режим мебели. Гости постепенно рассредоточились по комнате и устроились в креслах и на диванах. Мистер Сейли из-за этого испытывал большие затруднения. Он всё время пытался сесть рядом с леди Фелицией, но леди Фелиция с грустным рассеянным видом всегда вставала как раз перед тем, как он добирался до нее, и уходила к другому креслу на другом конце комнаты. Граф Роберт каким-то образом затерялся в толпе. Он никогда не находился рядом с леди Мэри, которая сидела на золотом диване рядом с матерью, выглядя очаровательнее, чем когда-либо.

Затем прибыл мистер Амос. Он закрыл двойные двери, отрезая громкий грохот – думаю, Манфред опять уронил тарелки, когда остальные лакеи убирали пир, – и подозвал меня и Эндрю к столу с кофейными чашками. После чего я был очень занят, нося крошечные позвякивающие чашки. Помню только, как я принес кофе леди Мэри и ее матери. Когда я подошел к дивану, мать вытянула руку взять одну из конфет на столике рядом с ними.

– Матушка! Вам вредно! – резко произнесла леди Мэри тонким скрипучим голосом.

Мать тут же убрала руку, выглядя такой грустной, что мне стало ее жаль. Я протянул леди Мэри чашку кофе и умудрился заставить ее дребезжать и звенеть так сильно, что леди Мэри взяла ее обеими руками и повернулась, чтобы одарить меня уничижающим взглядом. Я видел, как рука матери за ее спиной метнулась к конфетам. Думаю, она взяла штук пять. Когда я протянул кофе матери, она послала мне взгляд, говорящий: «Пожалуйста, не выдавай меня!»

Я как раз ответил ей пустым взглядом мебели, говорящим: «Не выдавать что, миледи?» – когда позади нас открылась дверь в подсобные помещения, и в Салон тихонько вошли Хьюго и Антея. Оба, как и все гости, были в вечерних туалетах. Хьюго отлично смотрелся в своем костюме – куда лучше, чем мистер Сейли. Моя сестра была в красном, и выглядела она сногсшибательно.

Вначале, кроме меня, их, казалось, никто не замечал. Они бок о бок медленно прошли в центр комнаты, выглядя весьма решительно настроенными. Хьюго был так полон решимости, что походил на бульдога. Затем Антея совершила едва заметный магический жест, и графиня подняла взгляд и увидела их. Вскочив на ноги, она понеслась к ним в вихре голубого шелка.

– Что всё это значит? – произнесла она торопливым сердитым шепотом. – Я не позволю так беспокоить моих гостей!

Леди Мэри подняла взгляд, и злобно посмотрела на Антею. Рядом с черными волосами и сияющей кожей моей сестры, леди Мэри совершенно потерялась. Она была будто выцветшая фотография и знала это.

На другом конце комнаты, рядом с маленькими чашками и рюмками мистер Амос тоже поднял взгляд. Он вытаращился. Потом пронзил свирепым взглядом. Если бы взгляды могли убивать, Хьюго вместе с Антеей рухнули бы замертво.

Но уже медленно и нервно вставала леди Фелиция. Она так выделялась в своем белом платье, что большинство гостей повернулись посмотреть, что она делает. Они посмотрели на нее, а потом – на Хьюго и Антею. Разговоры смолкли. Встал граф Роберт и прошел вперед с другого конца Салона. Все уставились и на него тоже. Одна леди достала лорнет, чтобы лучше видеть.

– Прошу прощения за беспокойство, – произнес граф Роберт, – но у нас есть пара объявлений.

Графиня стремительно повернулась к нему и начала складывать лицо в одно из своих: «Почему, дорогой?» Она мило кипела от ярости. Мистер Амос, судя по его виду, тоже кипел, только не мило. Но, прежде чем кто-либо из них успел заговорить, главная дверь на дальнем конце Салона открылась, и в проеме нарисовался мистер Прендергаст.

– Достопочтенная миссис Франкония Тесдиник, – объявил он звучным актерским голосом.

После чего он попятился, пропуская в комнату мою мать.

Она выглядела еще более неопрятно, чем обычно. Волосы были собраны в большой неаккуратный пучок – будто воронье гнездо. В каком-то шкафу, где оно, должно быть, провисело лет двадцать, если не больше, она откопала длинное желтое шерстяное платье. От времени оно приобрело цвет хаки. Даже со своего места я видел дырки, проеденные молью. К платью она добавила расшитую стеклярусом сумку, которую, видимо, купила в магазине игрушек. И она вплыла в громадную комнату так, будто была одета столь же элегантно, как графиня.

Никогда в жизни я еще не испытывал такого стыда. Мне хотелось забраться в какую-нибудь дыру и закопаться там. Я посмотрел на Антею, уверенный, что она должна чувствовать себя не менее ужасно. Но сестра разглядывала нашу мать почти восхищенно. С расплывшейся на лице нежной улыбкой она сообщила Хьюго:

– Моя мать – любительница пошутить. Я знаю это платье. Она хранит его, чтобы смущать им людей.

Моя мать проплыла через комнату, будто королева, пока не оказалась лицом к лицу с графиней.

– Добрый вечер, Доротея, – поздоровалась она. – Похоже, ты стала гораздо утонченнее с тех пор, как вышла замуж за деньги. Что стало с твоей мечтой стать актрисой? – она повернулась к леди с лорнетом и пояснила: – Понимаете, мы с Доротеей вместе учились в школе.

– Действительно, – ледяным тоном ответила графиня. – Что стало с твоей мечтой писать, Фанни? Кажется, я не читала ни одной книги, написанной тобой.

– Это потому, что ты всегда плохо умела читать, – парировала моя мать.

– Что ты здесь делаешь? – вопросила графиня. – Как ты попала внутрь?

– Обычным способом. На трамвае. Охранник у ворот прекрасно меня помнил, а милый новый дворецкий впустил меня в дом. Он сказал, у него есть инструкции насчет бедных родственников.

– Но почему ты здесь? Ты поклялась на моей свадьбе, что ноги твоей больше не будет в Столлери.

– Имеешь в виду, когда ты вышла замуж за того актера? Ты должна понимать, что только самая неотложная причина могла привести меня сюда. Я пришла…

Ее прервал мистер Амос. Его лицо приобрело странный цвет, и, кажется, он дрожал, когда подошел к моей матери. Он положил ладонь на ее изъеденный молью рукав:

– Мадам, полагаю, вы слегка переутомились. Позвольте проводить вас к нашей экономке?

Моя мать бросила на него короткий презрительный взгляд:

– Помолчи, Амос. Тебя это совершенно не касается. Я здесь исключительно для того, чтобы не позволить моей дочери выйти замуж за этого сына Доротеи.

– Что? – воскликнула графиня.

– ЧТО? – еще громче воскликнула с другого конца комнаты леди Мэри и вскочила на ноги. – Здесь, должно быть, какая-то ошибка, милочка. Роберт женится на мне.

Граф Роберт кашлянул:

– Никакой ошибки. Ну или совсем чуть-чуть. Пока вы трое не решили мою судьбу вместо меня, я должен сказать, что уже решил ее сам, – он подошел к Антее и положил ее ладонь себе на руку. – Это одно из объявлений, которые я собирался сделать. Мы с Антеей поженились две недели назад в Ладвиче.

По всей комнате пронеслись резкие вздохи и шепотки. Моя мать и графиня уставились друг на друга с почти идентичным возмущением. Граф Роберт счастливо улыбнулся им, а потом – всем таращившимся гостям, словно его заявление было самой радостной новостью на свете.

– А сегодня утром в Столлстиде Хьюго женился на моей сестре Фелиции, – добавил он.