Судьба Конрада

Кристофер несся вперед, возбужденно пыхтя:

– Тепло, теплее, почти горячо!

Как вдруг мы оба практически врезались в мисс Семпл, идущую от склада одежды.

– Осторожнее! – воскликнула она. – Вы разве не знаете правила насчет беготни?

– Извините! – ответили мы хором, и я добавил, не подумав: – Нам нужна новая одежда. Кристофер испачкал бриджи.

Кристофер посмотрел на себя. Не меньше, чем грязью, он был покрыт кирпичной пылью и мохом.

– А Конрад испортил носки, – сказал он.

Я посмотрел на свои полосатые ноги и обнаружил, что по меньшей меры четыре полоски превратились в стрелки, сквозь которые просвечивала кожа. А за пряжки туфлей набились ивовые листья.

– Вижу, – произнесла мисс Семпл, тоже посмотрев. – Тогда пошли.

Она завела нас в одежную комнату, где заставила поменять практически всю одежду. Ужасная трата времени. Мисс Семпл сказала, что мы позор для Столлери.

– И эти носки вычтут из твоей зарплаты, – сообщила она мне. – Шелковые носки дорого стоят. В будущем будь осторожнее.

Кристофер хмурился, вздыхал и дергался.

– Если бы мы не встретили ее, – прошептал я ему, – она бы пошла вниз и застукала бы тех девочек, игравших в салки. Или она могла бы застукать нас, пересекающих нарисованную линию.

– Верно, – согласился Кристофер. – Но всё равно это сводит с ума. Изменения прекратились, чтоб их!

Он был прав. Теперь я совсем не чувствовал жужжания странности.

Когда мы снова стали чистыми, аккуратными и свежими, мисс Семпл подобрала стопку полотенец, которую она несла до того, и поплыла с ними к лифту.

– А теперь поторопись, – велел Кристофер, – пока еще что-нибудь не помешало.

Мы быстро и осторожно прокрались к центру чердака. Вдалеке заскрипели полы, и кто-то хлопнул дверью, но никто не появился рядом. Думаю, мы оба выдохнули с нервным облегчением, когда прошли нарисованную на стене линию. После чего мы понеслись к просторному помещению с рядом окон.

– Здесь, это здесь – центр всего! – сказал Кристофер и медленно повернулся вокруг своей оси, посмотрев наверх, посмотрев вниз. – И я по-прежнему не понимаю.

В самом деле казалось, будто здесь нет ничего, кроме потолка с осыпающейся штукатуркой над головой и широких старых половиц под ногами. Грязный ряд окон перед нами выходил на далекие голубые горы над Столлчестером, а позади нас была просто стена с осыпающейся, как на потолке, штукатуркой. Темный коридор с другой стороны, который вел на женскую половину, был идентичен тому, по которому мы пришли.

Я указал на него:

– Что насчет Милли? Она там?

Кристофер нетерпеливо покачал головой:

– Нет. Здесь. Здесь – единственное место, где она в данный момент чувствуется близко. Выглядит так, словно эти изменения связаны с тем, как ее здесь нет, но это всё, что я знаю.

– Тогда под полом? – предположил я. – Мы можем поднять одну из половиц.

– Полагаю, можно попробовать, – сомневающимся тоном произнес Кристофер.

И мы оба встали на колени рядом с окнами, чтобы посмотреть на доски, когда произошел еще один рывок в сторону. Счастье, что мы стояли на коленях. Здесь наверху сдвиг был бешеный. Он отшвырнул нас обоих. Я ударился головой о стену под окнами и выругался.

Кристофер протянул руку и поднял меня.

– Теперь я понимаю, зачем нужны эти нарисованные линии, – рассудительно заметил он. – Если бы ты стоял, Грант, ты бы вылетел прямо в окно. Меня дрожь пробирает от мысли, как далеко отсюда до земли.

Он был бледен и расстроен. Я был раздражен. Потирая голову, я огляделся – и всё осталось точно таким же: широкие половицы, далекие горы в окне, осыпающаяся штукатурка и ощущение чего-то странного здесь – такое же сильное, как всегда.

– Что это вызвало? – спросил я. – И зачем?

Кристофер пожал плечами:

– Вот тебе и все мои умные идеи. У меня один недостаток, Грант – я слишком умный. Давай спустимся и проверим детский этаж. На этот раз, похоже, вообще ничего не изменилось.

Пальцем в небо, как говорила моя сестра Антея. Кристофер прошагал по коридору, и путь ему перегородила дверь – обшарпанная красно-коричневая дверь.

– О! – произнес он. – Что-то новенькое!

Он колотил ее, пока не обнаружил, как она открывается.

Она распахнулась внутрь, вырвавшись из его рук. Мы оба отшатнулись.

Вокруг нас завыл ветер, впечатав дверь в стену и бросив шейные платки нам в лицо. Мы тут же поняли, что находимся где-то в другом месте – шатком и очень-очень высоком. Мы чувствовали, как пол дрожит у нас под ногами. Мы вцепились друг в друга и осторожно пробрались вперед – в ветренный день за дверью.

– О-о-о-о! – произнес Кристофер и беззаботно добавил: – Надеюсь, ты не боишься высоты, Грант?

Я едва слышал его из-за ветра и скрипящего дерева.

– Нет, – ответил я. – Мне она нравится.

Дверь вела на маленький деревянный балкон, окруженный низкими, хрупкими с виду перилами. Почти под нашими ногами в квадратной дыре виднелась разваливающаяся старая деревянная лестница, которая шла по краю сооружения, похожего на высокую деревянную башню. Мы оба наклонили головы посмотреть в дыру. И увидели, как лестница спускается головокружительными зигзагами – вниз и вниз, становясь всё меньше и меньше – по наружной стороне решительно самого высокого и самого ненадежного деревянного сооружения, что я когда-либо видел. Это мог бы быть маяк, если бы не торчавшие время от времени скаты крыши, как у пагоды. Оно раскачивалось, скрипело и бренчало на ветру. Далеко-далеко внизу какая-то труба превращала бурю в меланхоличное завывание.

Я оторвал взгляд от трясущейся лестницы и посмотрел наружу. Там, где должен был находиться парк, повсюду расстилалась серо-зеленая вересковая пустошь, но за ней – и для меня это было самым жутким – находились холмы вокруг Столлери: точь-в-точь такие же скалистые очертания, которые окружали Столлчестер. Я видел отсюда Столовый утес – настолько ясно, насколько возможно.

Затем я встал возле перил и посмотрел наверх. Над нами нависала очень маленькая покатая крыша, сделанная из покоробленной деревянной черепицы, с вроде как шпилем наверху, который заканчивался сломанным флюгером. Он тоже был таким старым, что стонал и дрожал на ветру. Позади и вокруг нас стена просто продолжалась. Никаких признаков Столлери.

Кристофер побелел, став почти таким же белым, как шейный платок, продолжавший трепыхаться у его лица.

– Грант, – произнес он, – я должен спуститься. Я чувствую, Милли теперь близко.

– Мы оба спустимся, – сказал я.

Я не хотел находиться наверху этого строения, когда оно обрушится под весом Кристофера, а кроме того, это был вызов.

Кристофер, похоже, вызова здесь не видел. Ему стоило явного усилия оторвать руку от дверного косяка, а, сделав это, он очень быстро развернулся и еще сильнее вцепился той же рукой в перила рядом с лестницей. Весь балкон покачнулся.

Кристофер постоянно отпускал замечания – нервные, шутливые замечания, – пока осторожно спускался, исчезая из поля зрения, но ветер ревел слишком сильно, чтобы я мог их расслышать.

Как только Кристофер оказался достаточно далеко внизу, чтобы я не пнул его в лицо, я тоже вскарабкался на лестницу. Зря. Всё застонало, и лестница вместе с балконом качнулась наружу, отделяясь от здания. Мне пришлось подождать, пока Кристофер не спустится дальше, и его вес не окажется на другой стороне. Затем мне пришлось спускаться медленно, поскольку медленно спускался он. Я чувствовал, он охвачен паническим ужасом.

Мне тоже было довольно страшно. Я б лучше взобрался по Столовому утесу в любой день. Он хоть стоит неподвижно. А это место качалось каждый раз, когда кто-нибудь из нас двигался, и я всё время задавался вопросом, какой сумасшедший построил эту штуковину и зачем. Насколько я мог понять, здесь никто не жил. Она вся была потрескавшаяся, потрепанная дождями и ветрами и покоробившаяся. Когда Кристофер двигался особенно медленно, я наклонялся – а ветер грохотал вокруг меня – и вглядывался в ближайшее окно, но внутри всегда были лишь пустые деревянные комнаты. На каждом балконе, к которому мы подходили, имелась дверь, но посмотрев вниз между ног – не самое разумное, что я мог сделать: у меня тут же закружилась голова, – я увидел, что Кристофер не пытается открыть двери, так что я тоже оставил их в покое. Я просто перешел на следующий лестничный пролет, наклоняясь в противоположную сторону.