Страница 2 из 96
– Удачи, Брашко.
Дверь закрылась, студенты несколько секунд стояли неподвижно, а потом всем скопом кинулись к дверям, прижимаясь щеками и с сосредоточенным молчанием сражаясь за элитное местечко у замочной скважины. Лишь двое остались не у дел – сдавший экзамен парнишка так и остался стоять у окна, переводя дух, да девушка присела на лавку, прижав к груди чей-то конспект.
С некоторых пор экзамены приходили при закрытых дверях и по сильно усложненной схеме. Студентов принимали строго по одному – в аудитории выпускник был один на один с комиссией из двух профессоров, приглашенного «со стороны» специалиста и лаборанта «на подхвате». Остальные дожидались за порогом и при всем желании не могли помочь и подсказать товарищам. Тем более, что все равно времени на подготовку не давалось – получил билет, две минуты на обдумывание или чертеж пентаграммы, если это надо, и вперед. Объяснялось это тем, что «в поле» рядом может не случиться никого, кто шепнет на ушко нужную формулу или кивнет головой – мол, правильно говоришь! – да и времени на принятие решения тоже может не случиться. Такая схема применялась всего третий год, и «благодаря» ей, третий год обязательно находился кто-то, кому предлагалось задержаться в родных стенах еще на годик – мол, рановато вам, товарищ, именоваться некромантом. Вам бы еще поучиться. А кому-то вовсе на экзамене отечески советовали бросить это дело, пока не поздно и попробовать сменить специальность. Пойти, скажем, в ветеринары, благо, новый факультет недавно открылся и ждет учеников.
Голос Брашко за дверями звучал подчеркнуто громко, словно он помнил, что подслушивающим товарищам тоже интересно. Он вещал почти без пауз, болтая без умолку, так что экзаменаторам приходилось его перебивать, чтобы задать дополнительный вопрос.
– Вот чешет! – шепотом переговаривались студиозусы.
– Повезло, – вздыхали некоторые. – Наверное, легкий билет попался.
– Ага. Или тот, который он учил…
– А что этот, новенький? – толкали товарищей локтями третьи. – Его слышно?
– Нет вроде…
– Ничего, еще услышите! Погодите-погодите…
Но минуты ползли. Время от времени кто-то из экзаменаторов пытался подавать реплики, но Брашко, судя по всему, разошелся не на шутку.
– И вот, исходя из общего положения о том, что всякое действие будет равнозначно противодействию, и посему следует тщательно дозировать всякое воздействие, дабы конечный результат был хотя бы с определенной долей вероятности именно таков, каковой мы ожидали в теории…
– Интересно, какой билет ему достался? – те студенты, которым еще только предстояло идти отвечать, стали лихорадочно перебирать свернутые в трубочку пергаменты с конспектами лекций, листали учебники, заглядывали через плечо друг дружке. – Может, теория магии?
– Да ты что? Теорию магии Брашко прогуливал. У него ни одной лекции не написано.
– А о чем же еще он может так долго говорить?
Студенты пожимали плечами. И волнение достигло наивысшей точки, когда несколько минут спустя голос Брашко, наконец, затих. А еще через минуту парня выпустили. Он переступил порог, гордо неся взлохмаченную голову, слегка бледный, слегка вспотевший, слегка помятый, но несломленный и довольный жизнью. «Да, я победитель!» – казалось, было написано на его челе. Открывший дверь лаборант обвел собравшихся под дверью долгим взглядом и коротко промолвил:
– Перерыв полчаса.
– Полчаса! – взвыли собравшиеся.
Но, стоило двери закрыться, они мигом обступили героя, который скромно, но с достоинством позволял взволнованной девушке хлопотать вокруг него.
– Да нормально все прошло, Лаванда, – усмехался он. – Не волнуйся!
– Сколько? – прозвучал самый главный вопрос.
– Отлично! – с деланным равнодушием пожал плечами Брашко.
– Что там было? Какой билет достался? Что спрашивали? – засыпали его вопросами товарищи.
– Что было? Первым вопросом было пентаграммостроение. А вторым – теория магии.
– Теория магии? – хором выдохнули слушатели. – Ты ее все-таки учил?
– Не-а, – во все тридцать два зуба улыбнулся парень. – Еще чего не хватало!
– Тогда – как…
– Я их просто уболтал. По моей системе. Ну, знал я пару-тройку пентаграмм, начертил, объяснил, какие лучи должны куда смотреть, а дальше – дело техники. Тут главное – настрой и кураж, – обхватив за плечи руками двух приятелей, Брашко вещал задушевным полушепотом. – Поймаешь кураж – и все, победа! Им ведь на десятой уже минуте все про тебя ясно. Им самим здорово надоело нас слушать, и поэтому главное – показать, что тебе не просто есть, что сказать, а что ты готов рассуждать на эту тему хоть до конца света. И, самое главное, что тебе нравится так много говорить. В общем, через четверть часа они просто умоляли меня замолчать, но к тому моменту мне действительно это начало нравиться…Короче, берите их, они готовы!
Студенты оглянулись. Мрачные двери высились за спиной, как стражи порядка – такие же неподкупные и молчаливые.
– А этот…ну… приглашенный инквизитор? – задала вопрос девушка, которую парень назвал Лавандой. – Что он?
Брашко на миг посерьезнел.
– Да так…
– А какой он? – вылезла еще одна девица. – Говорят, молодой?
– Да кто их там разберет, в рясе-то? По голосу вроде старше нас будет. А по лицу…Знаешь, Рута, мне некогда было его рассматривать!
– А он что спрашивал?
– Да ничего особенного. Так, иногда бормотал что-то вроде: «Вы уверены?» да: «Ну, это как посмотреть!»… А, один раз сказал: «Ничего себе!»
– И все? – не поверили ему.
– Все. Говорю же, я ему рта не дал раскрыть! Просто нес, что в голову придет. Тут ведь главное не останавливаться, даже если сам понимаешь, что несешь полную чушь. И тогда даже инквизитору некуда будет вставить слово…
– Так-таки и некуда?
Негромкий спокойный голос заставил всех вздрогнуть. Обе девушки – Лаванда и Рута – взвизгнули от неожиданности. Сам Брашко застыл, как зачарованный, почувствовав на плече чужую руку. По тому, как все вокруг внезапно замолчали, он уже сообразил, что произошло нечто невероятное. Осторожно, словно боясь спугнуть, повернул голову – и встретился взглядом с неслышно подошедшим сзади тем самым приглашенным со стороны «специалистом» от Инквизиции.
Их разделяло расстояние в один шаг. В темно-красной, почти бурой с алыми и черными краями рясе и медальоном на груди, инквизитор до того выделялся, что было просто удивительно, как это его появление не заметили раньше. Они с Брашко были одного роста и смотрели друг другу в глаза.
– Вот видите, как легко сбить с вас спесь… студиозус Любечанин, – негромко промолвил инквизитор и окинул взглядом собравшихся. – Надеюсь, среди оставшихся нет любителей без толку сотрясать воздух? Хотелось бы побыстрее закончить экзамен.
С этими словами он развернулся и уже шагнул обратно в аудиторию, но задержался и протянул Брашко несколько тонких полосочек пергамента, туго скрученных в трубочки:
– Это ваше. Толково составлены. Жаль, что вам не довелось воспользоваться этими шпаргалками.
Парень машинально протянул ладонь, принял шпаргалки. Дверь за инквизитором захлопнулась.
– Ой, – в наступившей тишине боязливый голосок девушки по имени Рута прозвучал неестественно-звонко: – Какой он… симпатичный…
Глава 1
Колокол поднял меня с постели в пять утра. Собственно, мог бы и не стараться. Я уже минуты две, как лежал, пяля глаза в темноту и ожидая пробуждения. Каждый день, на протяжении двух лет просыпаться в одно и то же время под один и тот же звук – это кого угодно сделает либо параноиком, либо выдрессирует чувствовать время с точностью до секунды.
Не скажу, что мне не было приятно выбираться из теплой постели, потому как теплой она была исключительно моими стараниями. В этих кельях либо холодно, либо душно, как в тесной кладовке. Более-менее сносно тут бывает в конце весны, пока не началась летняя жара, и в начале осени, когда природа еще помнит летнее тепло и расстается с ним неохотно, по капле. Но эти благословенные времена длятся от силы две-три недели, после чего все начинается сначала.