Гильдия

Сейчас постель Джайгарша греет пышногрудая, широкобедрая силуранка, просто созданная, чтобы вынашивать и рожать детей. Именно греет постель, ничего больше! Крохи мужской силы, скупо отмеренные богами, он растратил, расплескал и теперь не был способен вообще ни на что. А какой смысл быть королем, если династия на тебе и оборвется? О Безликие, как Джайгарш хотел сына! Законного, незаконного – плевать! Лишь бы не приемыш, а родная кровиночка! Он бы и девочке обрадовался. Но к чему мечтать, если вид розовой сдобной силуранки вызывает тоску и желание удавиться!..

За тяжкими думами король не заметил, как забрел в поросшее вереском ущелье. От мыслей о собственном ничтожестве его отвлек жалобный визг, доносящийся из узкой черной расселины. Бестолковый пес успел туда забраться и вляпался в какую-то передрягу.

Король досадливо шагнул к провалу и остановился, сообразив, где он находится. Это было место, которое рыбаки называли «Грот дори-а-дау».

Есть у дочерей Морского Старца другое имя, настоящее. Но люди боятся произносить его вслух, чтоб не накликать беду. Называют подводных хозяюшек земными прозвищами. Если сгоряча, в раздражении, то «хвостатая». Вытащит рыбак невод без улова, но с солидной дырой – хвостатая озорует! А если с почтением, чтоб задобрить, то «дори-а-дау» – красавица из глубины.

Ха, красавица! Откуда людям это знать? Дочери Морского Старца меняют обличья так ловко, что Хозяйка Зла завидует! Сегодня дори-а-дау – акула, завтра – альбатрос, а послезавтра человечью личину примерит, старую или молодую, уж как на ум взбредет. А к людям они относятся с презрением, простительным для созданий, живущих, по слухам, тысячелетия.

Скользкая особа, что облюбовала этот грот, людей не жалует. Иногда человеку удается встретить ее в каком-нибудь обличье и даже изловить. За свою свободу дори-а-дау предлагает щедрый выкуп и слово держит твердо. Только дар ее всегда оборачивается жестокой насмешкой...

Джайгарш, суеверный, как все моряки, хотел уйти, но проклятый пес завизжал еще отчаяннее. Пират, беспощадный к людям, был необъяснимо добр к животным. Плюнув в сердцах, он шагнул во тьму.

На ощупь спускаясь подземным коридором, Джайгарш вспоминал рассказы рыбаков. В поселке еще живы были старики, своими глазами видевшие, как утонул весельчак и задира... как там его звали, не припомнить... Ну, неважно. Главное – парень возле этой пещеры изловил дори-а-дау в обличье краба и, не испугавшись, запросил выкуп: каждый раз, как он выйдет в море, у него должен быть такой улов, какого ни у кого в поселке сроду не бывало. И впрямь, говорят старики, в первый лов вытянул парень полную сеть. Но потом началось невероятное: стали из воды выскакивать крупные рыбины – да к нему, через борт! Серебряным живым дождем – пока перегруженная лодка не опрокинулась. Тут поднялась волна, и не сумели рыбаки спасти дерзкого парня.

Или тот гурлианец, капитан «Ласточки», что причалил к Эрниди пополнить запас пресной воды, а заодно решил прогуляться по острову. Вернулся бледный и вроде как не в себе. Через плечо оглядывался, будто ждал погони. Заявил, что узнал, где зарыты сокровища легендарного пирата Грангара, и намерен отправиться их добывать. И отправился! Может, даже добыл сокровища, кто знает... В Аргосмире, во всяком случае, не дождались «Ласточки». И даже стороной не получили весточки о злополучном судне.

Ладно, мало ли кораблей в море пропадает! А остальное может быть рыбачьей болтовней. Но вот случай с Шестипалым – тут как быть? Ведь на глазах у Джайгарша все произошло!

Шестипалый из Отребья, толковый рулевой, но пьяница, после высадки на Эрниди раздобыл у рыбаков кувшин вина и удалился в глубь острова – не любил надираться в компании. К вечеру вернулся в лагерь на побережье и дикими воплями собрал вокруг себя команду. Подошел и капитан, намереваясь задать дурню взбучку. И услыхал бессвязный рассказ о говорящей птице и о том, что вот этот самый кувшин (тут рулевой потряс кувшином, на дне которого плескались остатки вина) теперь заколдован.

– Видите! – кричал Шестипалый. – Я ей так и сказал: пускай, мол, покуда я жив, в кувшине вино не кончается!..

Он победно припал к горлышку, опрокинул в глотку остаток вина, перевернул пустой кувшин, изумленно взглянул на каплю, повисшую на ободке, и упал замертво.

От воспоминаний короля отвлек визг у самых ног. Ага! Здесь что-то вроде бассейна с морской водой. Каменные стенки невысокие, но гладкие, скользкие. Этот шелудивый дурак скатился в воду, а выбраться не может!

Встав на колени, Джайгарш на ощупь нашел барахтающийся мокрый комок, ухватил за шкирку и с крепким словцом вытащил на камни. Отпихнул счастливого дуралея, который норовил лизнуть его в лицо, брезгливо понюхал ладони, пахнущие мокрой псиной, и опустил руки в воду, чтобы смыть вонь.

И тут чьи-то пальцы сомкнулись на его запястье, резко дернули вниз.

Бывалый воин не растерялся, не заорал. Удержавшись на краю бассейна, он свободной рукой перехватил напавшего за кисть и потянул на себя. Как ни странно, страха не было, только удивление: тонкие пальцы, а такая силища!

Некоторое время он сосредоточенно боролся с невидимым, но упрямым и цепким противником, понимая, что силы равны. А затем послышался голос:

– Ладно, хватит... отпусти!

Голос был женским, мягким и глубоким. Шел не из-под воды – казалось, заговорила пещера. Джайгарш зарычал, стискивая грубыми пальцами холодную упругую плоть неведомого противника, вернее, противницы.

– Отпусти, Джайгарш Грозный Прибой. – В голосе совсем не отражалось напряжение борьбы. – Я заплачу выкуп. Чего ты хочешь?

Не давая надежде обжечь душу, король огрызнулся:

– Если знаешь мое имя, может, сама угадаешь, чего хочу?

Короткое молчание – и насмешливый ответ:

– Для тебя желанный и недостижимый подвиг то, что твои подданные проделывают каждую ночь.

От потрясения Джайгарш едва не выпустил руку дори-а-дау. А та продолжала уже с откровенной издевкой:

– Твоя мечта исполнится. Станешь мужчиной на один-единственный, последний раз. Не смей торговаться! Соглашайся или боремся дальше!

У Джайгарша пересохло в горле. Перед глазами во мраке забелело большое тело наложницы-силуранки – нежное, как масло, и горячее, как печка.

Ах, какой пирог может он испечь в этой печке!

Не раздумывая, не взвешивая ничего, мужчина выдохнул:

– Согласен!

Выпустил запястье дори-а-дау, поднялся на ноги. Он не чувствовал в себе перемены, но почему-то сразу поверил: его не обманули. Скорее домой, к своей широкобедрой красотке...

– Эй, король! – прозвучало за спиной. – Обернись!

Он оглянулся – и грот озарился золотистым сиянием, мрак разлетелся клочьями, заметался по неровным стенам. Яркие блики засияли на спокойной воде, озарилась бахрома мелких сталактитов под низким потолком.

А на краю бассейна стояла та, чье нагое тело источало этот дивный свет.

Какой была она – высокой, низкой, с большой или маленькой грудью? Какого цвета волосы струились по плечам? Джайгарш не разглядел, не запомнил, он понял лишь, остро и жадно, что перед ним самая несравненная, самая потрясающая красавица на свете! Огненные стрелы ударили в низ живота, из горла вырвался рык. Забывший свое имя мужчина одним прыжком оказался рядом с женщиной, призывно протянувшей к нему руки, и, сгорая от бешеного желания, сгреб ее в объятия.

Долго ли пылал костер, сжигающий их тела? О том знают лишь боги, если имеют привычку подсматривать за любовниками...

Наконец разомкнулись объятия. Грудь, только что льнувшая к другой груди, судорожно вдохнула воздух.

И тут морская красавица легко поднялась на ноги и весело, чуть насмешливо сказала:

– Это было восхитительно. А теперь – прощай!

Сияющая влага приняла ее раньше, чем Джайгарш понял весь ужас происшедшего. А когда опомнился, взвыл раненым зверем, рванулся к бассейну, над которым медленно угасало золотое свечение, но было поздно.

Ноги подкосились. Джайгарш опустился на разбросанную одежду (и когда только успел сорвать ее с себя?). Он захлебывался беспомощной бранью: сука, воровка, поганая лгунья! Поманила подарком – и тут же отобрала его! Дала силу – и сразу выпила ее! Насладилась и уплыла, унеся его последние надежды...