Страница 12 из 49
Виделся с одним приезжим кахановцем. От него узнал, что разлад между приезжими и петербургскими кахановцами все становится сильнее и яснее. Теперь очевидно, что они сойтись не могут, ибо расходятся в главном, в основах. [М. С.] Каханов сам умный и даровитый человек, но он идеал петербуржца-бюрократа; для него практика жизни в России – мертвая буква. Кроме того, люди, как [И. Е.] Андреевский, как два, три студентика, работающие в канцелярской лаборатории комиссии, путают и сбивают с толку своими теориями страшно. Отсюда разлад полный. Кахановский проект толкует о всесословности и о равновесии власти между правительством и обществом, а кахановцы приезжие говорят на основании практики, что никакой всесословности в России нет, что это вздор, а на счет равновесия они говорят, что теперь нет равновесия, ибо правительственная власть всюду слаба, а нужно теперь не о равновесии думать, а об усилении правительственной власти везде, в особенности в уездах, и чем ближе к народу, тем яснее должна быть сила правит[ельственной] власти. Нужен сильный начальник уезда, а они сочинили какую-то коллегию, какое-то присутствие, не ведая как бы того, что народ любит единоличную власть, а ненавидит всякие коллегии.
Выписываю очень меткие мысли насчет анархистов; мысли эти принадлежат знаменитому социалисту Карлу Марксу[41].
«Сумасшедшие фанатики! Вредят только социальному делу и вообще бедному рабочему народу. Чего же они собственно хотят? Устранения государства? Хорошо. Положим, начинается общая революция (что почти невозможно, и я говорю это только для примера, как это представляют анархисты); анархисты, берущие в общем хаосе верх, объявляют, что государство устраняется, что армия, бюрократия, полиция и проч. уничтожаются, и всякому отдельному индивидууму предоставляется жить “как хочется”. Что же тогда наступит? Влияние и сила революции дадут себя чувствовать в этом случае себе там, где им не будут препятствовать власти, армия, бюрократия, полиция и проч. Но что же значит сила революции? Это ни что иное, как террор одной части общества над другой; государственная дезорганизация, беспорядок, беззаконность, варварство. Ведь не всему обществу приятно и выгодно будет существовать и действовать при таких ненормальных обстоятельствах, а кроме того и не все страны согласятся подчиниться силе анархии, и найдутся Вандеи, Тироли, Померании и проч., которые предпочтут свою государственную организацию анархии и образуют контр-революцию против революции анархистов. Что ж станут тогда делать анархисты, чтобы устоять против контр-революции и защитить свое существование? Они скоро начнут организовываться и должны будут создавать все то, что прежде уничтожали: армию против армии противника, власти против властей противника, бюрократию против бюрократии противника, полицию против полиции противника, совет или что-нибудь в этом роде против правительства противника, – словом, они восстановят все, что прежде сами устранили: правительство и государство готовы! Если первое дело революции состоит, как утверждают анархисты, в том, чтоб уничтожить государство, то вторым делом анархии должно быть восстановление государства, иначе продолжение революции будет невозможно».
Пока все обстоит благополучно. Но вот что далее:
«Положим, у какого-нибудь отряда волонтеров есть все средства, чтоб сражаться с неприятелем, только артиллерии у него нет. Наконец, после долгой и кровавой борьбы, удается отряду волонтеров отобрать у противника одну батарею.
Что ж они делают? Вместо того, чтоб обратить орудия дулами к противнику и стрелять в него, волонтеры заклепывают орудия, чтоб они никому более не вредили! Это оригинальная логика и есть логика анархистов».
Если под артиллериею подразумевается государство, правительство и т. п., то что подразумевать под заклепанием орудий?
Познакомился у [И. Д.] Делянова с интересным человеком, с предводителем Старобельского уезда Харьковск[ой] губ. [И. М.] Зилотти. Он отставной военный николаевского времени и живет годами в деревне и в провинции, богат и умен. В разговоре с нами он сказал между прочим:
– Если бы Государь меня спросил: ну что, Зилотти, у вас делается в губернии, я бы ответил: плохо, Государь, но может быть хорошо.
– А как сделать, чтобы хорошо было? – спросил Делянов.
– А вот как. Надо, чтобы ваши министры, Государь, – продолжал Зилотти, – это прежде всего, поменьше обращали внимания на болтовню газет, а побольше на то, что у нас делается. Еще 7, 8 лет, и трудно будет поправить; демократия одолеет; а теперь хотя и плохо, но все можно поправить.
– А как поправить? спросил бы вас Государь, – сказал Делянов.
– Я бы ответил только за свою губернию; ряд мер очень простых, и прежде всего восстановить мировых посредников[42] для крестьян с прежним полновластием, и немедленно.
Я попросил этого Зилотти написать мне вкратце свои мысли. Он дал мне слово прислать их из деревни.
– Ну как вы хотите, – сказал Зилотти, – сами посудите, ваше высокопревосходительство, как может быть хорошо. Крестьян освободили; были посредники, их уничтожили; были розги, их уничтожают; были хорошие волостные старшины, их прогнали; кого же мужику бояться? Создали земство, людей нет; настроили видимо-невидимо училищ – некому учить; разорили дворянство – не дают кредиту; дали новые суды, а к Царю закрыли доступ[43]; ну как тут не быть плохо. И вот что. Плакаться теперь поздно; теперь надо дело делать. Крестьянин спился, это правда; крестьянин обеднел, и это правда; крестьянин испортился, и это правда. Но у него одно осталось нетронутым: вера в Царя и страх Царя. Пока это есть – все можно спасти в 2, 3 года; но все работают теперь, чтобы это чувство у крестьянина растлить, все, а в особенности газеты. Вот почему я и говорю, что стыдно вам, гг. министры, заниматься газетною болтовнею, а надо все внимание теперь сосредоточить на уезде, на деревне, и все сделать, чтобы не дать в народе ослабеть чувствам его к Царю. Теперь это не трудно; через 7, 8 лет будет невозможно. Теперь только кое-где болячки; а потом будет гангрена; ее не остановишь!
Много говорят про кадетскую историю в Москве[44]. Все винят директора и [Н. А.] Махотина: первого за то, что он явил себя не педагогом, чтобы не сказать хуже, второго за такие назначения, как назначение этого директора. Он был начальником отделения в Управлении военно-уч[ебных] заведений[45], и вдруг с бумаг переводят на живые души и кого же – детей. Одна из многих несчастных идей Милютинского и Исаковского времени[46] жива и доселе: она заключается в сочинении какого-то типа военных педагогов! Нелепее и вреднее этой мысли трудно себе что представить. Прежде смотрели на вопрос проще, и лучше было. Педагогов делать и печь нельзя. Педагоги рождаются педагогами; а то, что они в книгах выучат или вычитают, то пустяки. Для педагога нужно две вещи: сердце, любящее детей, и нравственность; ума особенного вовсе не нужно; сердце дает ум и такт. Где же искать таких людей? А очень не трудно их находить, но только не между чиновниками или интеллигентами, Боже упаси, а между военными боевыми офицерами, строгими, с добрым сердцем, нравственными и честными. Боевой хороший офицер с сердцем, любящим детей, это идеал педагога для корпусов. Их надо искать, вот что хлопотно, а у нас не охотники искать; берут что под рукою, а под рукою у Махотина остатки Исаковского штатского материала. Будь я Государь, я бы непременно приказал военному министру[47] издать циркуляр по военно-учебным заведениям для того, чтобы обратить внимание на строгий выбор офицеров и воспитателей в военно-учебных заведениях и рекомендовать при выборе таковых отдавать предпочтение военному боевому офицеру, когда с любовью к службе, со строгою нравственностью соединяется в нем любящее детей сердце.
41
Ниже Мещерский помещает вырезку из «Гражданина» (1884. № 44. 28 окт. С. 22–23. Дневник за 23 октября). Высказывание Карла Маркса было перепечатано Мещерским из «Нового времени» (1884. № 3107. 21 окт. Раздел «Среди газет и журналов»), которое, в свою очередь, взяло приводимую цитату из большой статьи «Варшавского дневника» (К-а. Карл Маркс и социализм (Из записной книжки) // Варшавский дневник. 1884. № 222. 17 окт.). Статья в «Варшавском дневнике», написанная по поводу недавней смерти теоретика социализма (4/16 марта), представляла собой воспоминания о К. Марксе его знакомого, пожелавшего остаться неизвестным. Автор, имевший возможность неоднократно присутствовать в Лондоне на встречах Маркса с немецкими социалистами и русскими нигилистами, утверждал, что его в этих кругах поддерживали немногие. В советских изданиях воспоминаний современников о К. Марксе (Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М., 1956; Русские современники о Марксе и Энгельсе. М., 1969; Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М., 1982) эта статья отсутствует.
42
Мировые посредники – должностные лица, главной функцией которых было рассмотрение споров между крестьянами и помещиками при проведении крестьянской реформы 1861 г., а также составление и введение в действие уставных грамот, определявших новые поземельные отношения между крестьянами и помещиками. Согласно «Положению о губернских и уездных по крестьянским делам учреждений» (Полное собрание законов. Собр. 2. Т. 36. 1861. № 36660. 19 февр.), они выбирались губернатором из представленных уездными предводителями дворянства списков и утверждались Сенатом. Мировые посредники обладали судебно-полицейской властью над крестьянами, утверждали и смещали выборных должностных лиц крестьянского самоуправления. Первые мировые посредники приступили к выполнению своих обязанностей весной – летом 1861 г. Должность была упразднена в 1874 г.
43
В 1884 г. Комиссия прошений, на Высочайшее Имя приносимых, как самостоятельное учреждение была ликвидирована, а ее функции переданы частично Особому присутствию для предварительного рассмотрения жалоб на определения департаментов Сената при Государственном совете, частично – Канцелярии по принятию прошений при Императорской главной квартире (Полное собрание законов. Собр. 3. Т. 4. 1884. № 2305. 9 июня). Утверждение Зилотти не имело под собой оснований.
44
Мещерский посвятил этому событию Дневник за 31 октября, озаглавленный «Опять скандал в педагогическом мире» (Гражданин. 1884. № 45. 4 нояб. С. 22–23), в котором изложил суть дела. Недовольные одним из своих воспитателей, кадеты Московского 4-го корпуса начали бунтовать. Узнав об этом, директор пришел не сразу, а спустя полчаса и начал «сладкую и гуманную речь», тем самым, по словам Мещерского, спровоцировав новые беспорядки со стороны кадет. Однако директор не только не призвал их к порядку, но даже пошел на переговоры и пообещал выполнить их требования, главным из которых было увольнение неугодного воспитателя. Недовольный таким поведением начальника военного учебного заведения, Мещерский с возмущением писал о тех, кто назначил воспитателем 400 детей человека, раньше занимавшегося исключительно бумажной работой – написанием циркуляров «по педагогической части».
45
Главное управление военно-учебных заведений существовало в составе Военного министерства в 1863–1918 гг.; его функции заключались в руководстве деятельностью военно-учебных заведений и надзоре за учебно-воспитательной работой и качеством подготовки специалистов. Начальник учебного отделения генерал-майор В. П. Васютинский в 1883 г. был назначен директором московского 4-го кадетского корпуса.
46
В годы правления Александра II военный министр Д. А. Милютин и начальник Главного управления военно-учебных заведений Н. В. Исаков провели реформу военно-учебных заведений, заключавшуюся в разделении специальных военных и общеобразовательных классов с повышением требований к последним. В 1863 г. кадетские корпуса были упразднены. Военное образование было разделено теперь на две ступени: семилетние военные общеобразовательные гимназии (бывшие кадетские корпуса) и двухлетние военные училища (бывшие старшие классы кадетских корпусов), дававшие специальное военное образование. Критику этой реформы см. ниже: Дневник за 1 ноября 1884 г. и Дневник за 1 декабря 1884 г., а также приложенные Мещерским к этим дневникам статьи. В 1881 г. военные гимназии были переименованы в военные корпуса, и акцент на военном образовании был в них усилен.
47
П. С. Ванновский.