Страница 14 из 16
Разоренная усадьба
«Еще летом 17 года… – писал позднее Иван Бунин, – сатана каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода». Черниговский крестьянин Антон Казаков утверждал, что свобода означает право «делать что хочешь». В июне помещик, живший близ деревни Буерак в Саратовской губернии, был застрелен в своей усадьбе, а его слуги задушены. Все вещи из дома были украдены. Через месяц восьмидесятилетний сын Ивана Киреевского, основателя славянофильства, был убит вместе с женой в своем имении группой дезертиров, собиравшихся завладеть его коллекцией книг и древностей. В Каменке, имении графини Эдиты Сологуб, взбунтовавшиеся солдаты растащили библиотеку на самокрутки.
Весной и летом провинция была полна «гастролеров», приезжих агитаторов-дезертиров. Даже советские историки признают их решающую роль в науськивании крестьян к нападению на помещиков.
В усадьбе Веселая «перемены были трудноуловимы, их было сложно описать, но они несомненно мрачно надвигались, – вспоминала Мария Кащенко. – Два старых кучера, целуя нам руки с обычной искренней почтительностью, испытывали неловкость и оглядывались по сторонам, как если бы опасались, что кто-то их увидит. В доме начали пропадать вещи – шарф, блузка, флакон одеколона; слуги стали перешептываться кучками и замолкали, когда кто-нибудь из нас приближался».
Алексей Татищев рассказывал, как в фамильное имение Ташан в Полтавской губернии пришла депутация крестьян поговорить с его теткой. Крестьяне ждали на открытой мраморной террасе, презрительно сплевывая на нее. А одна крестьянка, когда ее попросили не запускать коров в сад, взошла на террасу, задрала юбку и испражнилась прямо перед теткой Татищева, после чего велела хозяйке самой пасти своих коров.
Бунин уехал из Петрограда в родовое поместье Глотово в мае 1917 года. Однажды ночью в соседней усадьбе загорелся амбар, потом еще один. Крестьяне обвинили в поджоге помещика и нещадно его били. Бунин пошел за него заступиться, но толпа закричала, что Бунин защищает «старый режим», и не стала его слушать; одна женщина назвала Бунина и всю его породу «сукиными детьми», которых «следует бросить в огонь». Бунин испытывал глубокое чувство душевной связи с родовым имением, но к середине октября положение сделалось слишком опасным, и оставаться в деревне он уже не мог.
Голицыны проводили лето в поместье Бучалки. Слуга Антон, который никогда не осмеливался заговаривать по время работы, теперь стал болтлив. Он пересказывал деревенские толки о том, что дезертиры начинают возвращаться, возбуждают народ и подбивают его захватывать землю.
Однажды группа крестьян пришла поговорить с Михаилом о земле. Он отвечал, что земля принадлежит не ему, а дяде, однако обещал передать просьбу их выделить им часть земли. Он уговаривал их подождать созыва Учредительного собрания, когда будет рассматриваться земельный вопрос. В группе был солдат, который пытался настроить мужиков против Михаила, но они не поддались, говоря, что верят своим господам. Это было последнее лето, которое Голицыны провели в родовом имении. Бучалки были стерты с лица земли в результате нескольких разрушительных катаклизмов, начиная с революции и заканчивая германским вторжением в 1941 году.
После переезда из Петрограда в Москву в апреле 1917 года граф и графиня Шереметевы обосновались в усадьбе Кусково на окраине города. Здесь к ним присоединились дети, включая Дмитрия и Иру с детьми, Сабуровых и других членов обширного семейства. Поначалу все надеялись переехать в Михайловское, однако доклады управляющего заставили их отказаться от этого намерения. Вначале Сабуровы хотели пожить в своей усадьбе Вороново, однако местный учитель сообщил им о беспорядках в близлежащих деревнях. Мария Гудович с детьми оставила Кутаиси и переехала к мужу в Тифлис, оттуда они вернулись в Россию, чтобы быть вместе с остальной семьей.
По мере приближения лета и усиления беспорядков дворяне начали собираться в Крым и на Кавказ. В начале мая мать Иры уехала на воды на Северный Кавказ. Дмитрий и Ира остались, но вскоре переехали в Кисловодск. Погода стояла прекрасная, Ира проходила курс лечения, а местные казаки не обнаруживали ни малейших признаков агрессии. Они решили прожить здесь зиму и сняли для семьи дачу. В городе было много столичных друзей и знакомых, и Дмитрий написал матери, что если дела пойдут хуже, она и остальное семейство должны присоединиться к ним в Кисловодске.
Среди собравшейся в Кисловодске аристократии были кузены Дмитрия Георгий, Елизавета, Александра и Дмитрий. Их родители (Александр и Мария Шереметевы) остались в Петрограде, но когда жизнь в столице стала несносной, перебрались в свою усадьбу в Финляндии. Александр пригласил сводного брата Сергея присоединиться к ним, однако тот отказался покинуть Россию. Когда 6 декабря (нов. ст.) 1917 года Финляндия провозгласила независимость, неожиданно для себя они оказались в эмиграции. Некоторое время жизнь была благополучной, но вскоре закончились деньги. Александр и Мария продали земли в Финляндии и уехали в Бельгию, затем во Францию; в Париже они жили в глубокой бедности, пока их не приютила благотворительная организация в Сен-Женевьев-де-Буа. Александр и Мария нашли свой вечный покой там же, на русском кладбище. Все их имущество было национализировано, включая роскошный дом в Петрограде; обстановка разошлась по музеям, архив пущен на макулатуру. В 1930-е в их доме помещался Дом писателей, после распада СССР – дорогой отель.
Четверо детей Александра и Марии покинули Россию в конце Гражданской войны и обосновались в Западной Европе. Георгий сражался на стороне белых и с юга России выехал в Европу с женой и тремя маленькими детьми. Позже он работал секретарем великого князя Николая Николаевича, дяди царя, и управляющим фермой в Нормандии. Собрат по эмиграции Александров встречал Георгия в 1920-е годы в доме великого князя в Шуаньи под Парижем. Александров отмечал, что Георгий не роптал на судьбу, считая революцию и ужасные потери своей семьи «божьим наказанием за все грехи, несправедливости и беззакония, которые привилегированные классы творили над своими «меньшими братьями» и заявляя, что долг христианина обязывает его посвятить остаток жизни искуплению этих грехов. Георгий был рукоположен в сан православного священника и служил в Лондоне, где провел последние годы жизни.
Финансовые дела Шереметевых пошатнулись уже через два месяца после Февральской революции. В конце апреля управляющий главной конторы в Петрограде предупредил графа Сергея, что доходы от имений перестали поступать. Между тем для поддержания расходов семьи требовалось 75 тысяч рублей ежемесячно. Граф Сергей распорядился перевести всю оставшуюся ликвидность из Петрограда в Москву, где в то время было как будто безопаснее, однако в долгосрочной перспективе эта полумера проблему не решала.
С началом Первой мировой войны многие дворяне перевели капиталы из Западной Европы в Россию в знак готовности поддержать хозяйство страны в военное время. Вывод капитала из страны в эти годы считался непатриотичным деянием. К началу революции лишь очень немногие дворяне располагали заграничными капиталами, на которые могли рассчитывать. Их богатство, как и жизнь, было связано с судьбой страны.
Весной крестьяне, не желавшие дожидаться Учредительного собрания, взяли дело в свои руки и начали захватывать шереметевские земли. В апреле Шереметевы были вынуждены передать крестьянам более семисот десятин в Вольском уезде. В мае беднейшие крестьяне захватили имение Шереметевых в Ново-Пебалге в Прибалтике. В июле мятежная толпа нанесла серьезный ущерб их владениям в Иваново-Вознесенске. К октябрю были разграблены и разрушены поместья в Тамбовской губернии. В декабре крестьяне деревни Озерки в Саратовской губернии потребовали на сходе немедленной конфискации земель «бывшего графа». В конце июня управляющий московской конторой Шереметевых докладывал о нарастающих трудностях в покупке еды. Минеральная вода «Ессентуки» исчезла, как и шоколад, голландский сыр продавали по фунту на человека, а любимое французское вино графа Сергея достать уже было невозможно. В мае московские слуги Шереметевых начали забастовку. Во время июльского кризиса их доходный дом на Литейном в Петрограде был разгромлен, а квартиры разграблены.